***  

- Хочешь я спрыгну вниз? Мне не страшно, хочешь?  

Двое сидят на крыше и курят. В их жизни все по-среднему. Они этого не понимают и противятся происходящему своим пассионарным нутром. Обе похожие, коротко-стриженные, мальчуково-озорные. Они уже поклялись друг другу в вечной любви двести четыре раза, обожают группу Placebo и ведут наплевательский образ жизни. В их системе ценностей последние пока еще не сложились и они наслаждались путешествием по беспечности, слегка трогая пальцем ноги воды внутреннего совместного сосуществования.  

- Ты бы мечтала родиться нечеловеком?  

- Не знаю, – закат облизывает город сверху, светится ярко-кровавым и теплым. Мир совершенно иной, чем внизу. Уютный и колыбельный, такой, к которому хочешь прижаться и ощутить мягкость погружения. Все близко, до неба очень близко, здесь нет двойственностей.  

- Мне вообще никогда не хотелось никем и ничем быть. Я даже не знаю, чего хочу. Просто просыпаюсь каждый день.  

Она опускается на спину, глаза отражают небо:  

- Я бы могла вот так лежать и смотреть вверх двадцать лет. Даже тридцать.  

- А что родители?  

- Им все равно. Они считают, что я должна сама решать.  

Стайки стрижей звонко проносятся, гоняя облака. Минуты скользят мимо, как серебристые рыбки. Одна лежит на спине, а вторая свесившись с крыши наблюдает, как ее слюна зависает, отрываясь вниз, а потом пропадает в колодце домов, куда не проникает свет. Они молчат. Им все равно. И всему все равно, есть они или нет. Их это и раздражает, и радует. Они почти счастливы. Прогуляли три пары в институте. Почти не сдали сессию. Лето отупляет.  

...Я медленно протекаю. Меня тянет вслед за слюной. Мне смешно и необычно. Я не хочу изменить мир. Я не политик, чтобы сделать что-то нужное. Я ограничена четырьмя стенами и компьютером. У меня есть только мозг. И все, что я могу для людей – это простить их и проснуться. Понять: это – мир, где ты свободен. В нем у тебя нет врагов, все единоверцы, все свет, ты легок как ангел, а свет – есть любовь. Летать это любовь. Нет ни-че-го разделенного. Зла нет. Есть лишь туман БЕЗ света...  

- Ты боишься смерти? – вдруг спрашиваю я. – Ты никогда не думала, что над нами все время будут ставить эксперименты, если мы спустимся?  

- Боюсь, а ты?  

- А я, кажется, нет, – больше и больше сползаю за край. Край и рай очень похожие слова. А что если рая не может быть, если ты не дойдешь до края?  

...Все часы сегодня остановились, либо показывали разное время. На одних было 9 утра, на других 11, а на моем мобильном телефоне – 8.30. Я не знала который час, и меня это изначально напугало, а потом расслабило. Жизнь тебя вырывает из заученной системы координат, где «вечное» время беспрекословно измеряется по Гринвичскому меридиану. А кто сказал, что это действительно так? Время: день-ночь. А еще сегодня-завтра. Сегодняшнее не существует, завтрашнее разлетится как стекло. Мы вступили в эпоху-без-времени, когда теория относительности, наконец, будет принята как суть всего, а все непреложные истины разрушатся. Это будет время современности, где люди отринут мир банальный и устремятся вглубь. Мне надоело читать книжки, смотреть картины и фильмы про то, что я и так знаю. Меня привлекают растения, птицы и животные, которые не потеряли свое время, а также люди, вышедшие за границы восприятия. Нигде в мире так не уютно, как в своих мечтах. Лишь спешу в них вернуться...  

Она, наконец, отвлекается от созерцания синевы и видит, что я уже наполовину тела свисаю за крышей. Ее лицо сначала перекосило гримасой удивления, а потом страха:  

- Ты что делаешь? С ума сошла? – она уцепилась за край моих джинсов. Ткань натянулась. – Бля! Лезь обратно! Слышишь? Ты меня слышишь????  

Из-за-края раздается смех.  

...Нужно преодолеть страх. Первые люди возникли везде одновременно. Около двух миллионов лет назад. Они были разные: кто-то родился на Кавказе, а затем ушел в Иран и Индию, кто-то в Арктике, которую покинули после изменения полюсов, южнее жили прародители пеласгов и шумер, в Тихом океане отцы тех, кто построил исполинов Пасхи. Первые люди жили в гармонии с ангелами, первыми адамами. Потом что-то случилось и их уничтожило. Но память мифов хранит информацию об изначальном человеке, ангелах, которые смешались с людьми, и Боге, разрушевшим их мир в ярости. Память о существах, которые не боялись летать, так как не ведали страха...  

Я отпускаю руки.  

Делаю усилие, чтобы разжать их. Я знаю, что если не буду боятся, то не умру и он меня спасет. Если мне сейчас удастся преодолеть себя, мне больше ничего не сложно, потому что я, уже будучи взрослой, прошла через точку. Пальцы скользят и задевают ногтями шершавость стены. Как будто издалека слышен крик подруги. Трещат джинсы и отрывается ломоть ткани. Я знаю, что сейчас из окон выглянули люди, реагируя на копошение и голоса. Время стало длинным, как резина, и я могу рассмотреть каждую деталь штукатурки, каждый миг своей дурацкой жизни. Кто-то зашторил окна, кто-то набирает номер скорой помощи. Мама сегодня придет раньше с работы, чтобы приготовить отчиму плов. Она перед ним прогибается и заискивает. Он ее бьет, а она винит во всем меня. Я ухожу из дома, чтобы не возвращаться обратно. Я люблю рассматривать здания и разгадывать их историю. Я могу весь день бродить по городу, слушая рассказы портиков, балконов, капителей и потрескавшихся камней. Но каждую ночь понимаю, что холодно, метро закрывается и хочу есть. Я смеюсь, так как если впущу в себя страх, он позволит мне умереть. Когда я была меньше, лет шести, я пыталась встретить своего отца. Спрашивала бабушку, родственников. Они мне ничего связного не сказали: не думаю, что он был достоин того, чтобы я его нашла. Словно волосы волнятся всед за мной. Я – рыба, а мои волосы это течение. Никогда бы не подумала, что мы помним память о волосах. Мне просто хотелось, чтобы кто-то меня ждал. Говорил: «Я скучаю» или: «Что ты хочешь на день рождения?». И чтобы эти слова не были отговоркой. Все равно кто – это может быть щенок, рыбка или человек. Главное, чтобы они были Навсегда. Вдруг ощущаю себя полной и одновременно пустой. Песочными часами. С каждой следующей секундой все меньше и меньше пыли внутри. Мои потрохи сгорают и превращаются в море, тихое и искрящееся. Меня никогда не замечали. Словно я пустое место. Словно я навсегда пустое место. Мы встретились в институте. Я туда поступила только для того, чтобы еще пять лет продолжать читать книжки. Я люблю ее – она красивая, и она сказала, что я красивая. Никто никогда мне этого не говорил. Я смеюсь и мне кажется, так кричат чайки над морем, киты и насекомые. Я вдруг вижу, что действительно красивая. Совсем не такая, как в жизни. В моих руках жжет и щекотно. Я теряю свой вес, свое тело. Свет проникает сквозь меня и я его ощущаю – как тонкие нити связывают каждую клеточку тела.  

...Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом...  

Асфальт больно ударяет в ладони.  

...В конце концов, все в моей жизни должно совпасть: Кипр, Дедал, Армения, этруски, иезиды, книга Еноха, Афганистан, черный камень Каабы и сотворение человека...  

Я медленно наблюдаю. Ко мне подбегает она и другие люди. Приезжает белая шумная машина. Надо мной нагибаются белые ангелы в шапочках, на их лицах раздражение. Меня засовывают внутрь. Теряю сознание.  

---  

- Двойной перелом бедра и сотрясение мозга, – белый халат рассматривает снимок. Надо мной кто-то сопит и глотает слезы. Мама. Лицо ее распухло и она меня, наконец, любит. Доктор наклоняется так близко, что я могу разглядеть волоски на усах и прокуренное дыхание. «Вы легко отделались, девушка». Улыбаюсь. В комнату испуганно заглядывает она, ее трясет. Клянется, что больше никогда и ни за что не потащится со мной на крышу. Говорит, что ее родители тоже здесь. Полный комплект.  

Новая жизнь. Вита нова. Что ж.  

На тумбочке напротив иконка, маленький полиграфический образ архангела Михаила. Свет тихо переливается на ее поверхности, словно говорящей. Я подмигиваю ему. А он – мне.  

Я знаю, что преступила порог дозволенного, и он это знает тоже.  

Предпоследний день творения. Книга ангелов. Потом что-то еще будет.  

Живи каждым часом.  

Прости меня. Лествица.