Теперь писания сухи, размолвка совести и чести определила когтем прочертить иероглиф собственного слуха.
Годами радости был утомлен приказчик мой и повар мышь свою поймал крахмальным колпаком, без шума.
На голубом безлюдном небе корабль искренность собрал, тяжелым якорем пугая, забвенья стих мне он диктует.
Его я в одночасье расписал словарным методом безумным, и горе отступило в чащу облаков, искрящих изгородью духа,
И ровен час, пришедший глас, сомнения шипят в бокале, но, выливая словно яд, я вызволяю сны из мук бессонных
Что были в прошлом благовонным дивом –
И замыкая странствия лихие, ложусь я в тень, и мне не лень
стараться вопреки нам быть.