Вдруг, ночью, побелел мой двор, 
из будничного стал воскресным, 
запорошило старый вздор, 
утихла боль, как давешняя песня. 
Грядущая зима глядит в окно 
безмолвно и приветливо – наверно 
летит надежды светлой полотно 
на немощи мои и скверну. 
Сияющая белизна 
крахмальной милосердною сестрою 
в палаты сердца, непокои сна 
войдет и дверь недужную закроет. 
Двойной повязкой долгих берегов, 
ягненка шерстью, пухом голубиным 
наложит исцеляющий покров 
на реки слез, на черные глубины, 
нечистоту мою, немоготу, 
на глупый и упрямый лоб горячий, 
в преображенных капель красоту 
любовь мою укроет, спрячет. 
В берложьей безмятежной тишине 
услышат уши и прошепчут губы: 
любима-я! Защитную шинель 
меняем на распахнутую шубу. 
Меж варежкой и рукавом 
ложится на послушное запястье 
финифтью нежной, твердым серебром 
награда с неба, снега, слога, счастья.