1. ЖРИЦА. НАЧАЛО (приквел к сиквелу спин-оффа)  

Когда Арифис была маленькая, рыженькая и курносенькая – совсем не так давно, как может показаться на первый взгляд – ее звали Кристина, и с ней дружил мотылек, неустанно сопровождавший ее везде, где бы она ни была.  

Девочка заговорила не рано, лишь годика в два, однако сразу – стихами. Родители, слегка опешившие от внезапного превращения малолетней большеглазой молчуньи в ярко выраженного вундеркинда, бросились почему-то к логопеду. Эскулап потрясенно выпучил очки, когда нежное дитя в платьице с утятами и сандаликах, не напрягаясь, поздоровалось коротким сонетом. Откуда-то из-за огромного розового банта выпорхнула крохотная, слепяще-белая бабочка и уверенно уселась ребенку на плечико.  

– Скажу всерьез, а не шутя: у вас чудесное дитя, – неожиданно продекламировал доктор в сторону родителей и потрясенно схватился чистыми руками за распахнутый рот – это были его вторые стихи за всю жизнь.  

– Инфекционное! – всплеснула руками мама и прижалась к мужу.  

– Справимся, – подбодрил отец и приобнял жену за плечи.  

Правда долго тревожится им не пришлось. Прозой малышка бойко заговорила в школе, когда один заносчивый малец на второй день третий раз дернул ее за косу и обозвал «рыжей». Хулиганистый пацан, выслушав ответную тираду невинного существа, впервые говорящего не в ритм, скукожился, схватился за увлажнившиеся штанишки и рванул с ревом в учительскую, где первого же попавшегося преподавателя принялся умолять вызвать в школу его родителей.  

Так, наказав обидчика, Кристина быстро освоилась, принялась хорошо учиться и полюбила чтение. С ней дружили уже не мотыльки, а все самые милые девочки в классе, и даже один мальчик, бесстрашный настолько, что почти ежедневно, не смущаясь обидных «жених и невеста!», несущихся со всех сторон, он провожал Кристину домой, честно донося набитый книжками портфель до самого ее подъезда.  

Однако ничего романтического из этого не случилось. Смелого ухажера через полгода деспотичные предки увезли в самый дальний район города, куда они переехали, мелочно и бессердечно предпочтя хорошую недорогую квартиру на окраине плохой и дорогой в центре. К чистым чувствам сына они были удивительно черствы.  

Кристина тем временем росла и хорошела. Сдала экзамены, поступила в девять институтов, посещала шесть, закончила три. Она поселилась среди парков и фонтанов в Царском Селе, где витает дух великого поэта, донимаемый стайкой щебечущих муз.  

Врожденный ум, приобретенный опыт и уверенность в себе принесли стиль и шарм, отчего мужчины, при ее появлении в любом месте и наряде, прерывали беседы, замораживали лица, скрипели глазами, и делают так до сих пор с большим удовольствием. Самые блестящие из них – знакомились лично, самые везучие – через Интернет, куда она взошла блистать под уникальным гордым ником, не удовлетворившись, судя по всему, одной лишь субъективной реальностью. Теперь она – Арифис, и этим сказано все.  

Впрочем, ходят слухи, что порой, ближе к вечеру, она возвращается из Сети в реал с одной единственной благородной целью: выследить на каком-нибудь полустанке одинокого наглого грабителя и несколькими точными движениями довести его форму до его содержания. Storm it, Supergirl!  

2. ДНЕВНИК, НАЙДЕННЫЙ ПРИ ТАИНСТВЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ (расшифрованные отрывки)  

6,4,1242.  

Нынче с утра сняли три десятка пленных левонов со льда наконец. Молились. Войско ликует, Великий Князь Невский – новый Ахилл! Послали вестовых в стольный и выступили назад. Под вечер были, но праздник завтра, теперь заботу увечным и раненым дадено, а скорбь – мертвым. Все одно шумно, слышал – иноков зовут, будут петь осанну до мордобоя. Читал Гомера, дабы нрав усмирить – вельми тревожусь после рати. И вот я как мыслю.  

С какой удивительной легкостью и сколь уверенно он пишет, этот слепой грек! Потрясающие строки, звучащие в унисон, кристаллизующие мысль, настроение, состояние, сюжет, наконец, – славятся глубиной проникновения в суть, в самое душу, и верно славятся! Иными словами, налицо определенный навык и тонкий художественный вкус. В этой связи не могу не поинтересоваться, откуда такая «литературная ловкость»?.. И вообще интересно, помнит ли он свое первое стихотворение?.. (дальнейшее утрачено)  

(неразборчиво),1604.  

Смелый атаман Хлопка Косолап давеча явился под Москвой, но после упорного боя был разбит войсками государевыми. Московские ратники стояли храбро, знатно бились, инда много доблестных воинов полегло, да с Божьей помогой прогнали разбойню. Великий Государь Борис Федорович осерчал однако ж, хмурый ходит, карами небесными то Косолапу грозил, то крымскому хану… (неразборчиво)… до заутрени. На ночь проверял я стражу. Сотники трезвые, видать проспались. Сам-то я читал новомодного аглицкого барда Шекспира. «Ромео и Джульетта» для лицедейства написанное. Мыслю так.  

Заморский трубадур этот увлечен и легок пером, но не безупречен. Так же, как не безупречен никто, говорящий не от первого лица, а от имени своих героев, отчуждаясь через обличительное «вы», отстраняясь через указательное «он». Именно в этом несоответствии эзотерическому «забронзовевшему» идеалу и кроется притягательная сила его трагедий, оставляющая читателю простор для собственной интерпретации авторской эмоции, которая и есть сопереживание. Очень драматургическая вещь. Быть этому Шекспиру в веках самым… (дальнейшее утрачено)  

13,9,1829.  

Стоим в Восточной Фракии, у Адрианополя, climatiques effrayant! Пришло известие о сдаче турками Анапы князю Меньшикову, до чего великий человек! С утра явился parlementaire из города, по слухам – война окончена, а Государь Император направил сюда гра…[фа] (неразборчиво) …кроме того, завершить окончательно раздел спорных земель. Если достанет у него дипломатического таланта (в чем я, впрочем, смею – entre nous – усомниться!!), Империи отойдет Дунай, Имеретия и Мингрелия, но сербов и Грецию русское оружие освободило не в последний раз – это мое твердое убеждение, поскольку турки все еще сильны и голодны до территорий.  

С почтой пришла выписанная мною литература, я ликую – que de livres! Много интересного. Скажем, молодой Пушкин – хорош весьма, а вот Батюшков исписался...  

Между прочим, о Пушкине. Доходят известия, якобы он triomphateur и в свете, и в литературе. Любимый enfant terrible всяческих салонов! Как подал его в «Звезде» Кюхельбекер: «Жуковский protégé». Почитал, и касательно его поэтических талантов, пожалуй, соглашусь. Блистательно пишет. Его сатиры иногда совершенно безжалостны в метких эпитетах, неожиданных параллелях и определениях. Лирика неизменно волнительна в искренности переживаний и обнажении эмоций. Слог ответственно и благородно выверен, а звучание столь продумано и ясно выписано, что ни одно стихотворение невозможно прочесть лишь единожды – хочется читать снова и снова, и каждый раз непременно вслух, чтобы «на вкус» ощутить красоту языка и поэтику звука. В этой связи… (дальнейшее утрачено)  

3. СОВПАДЕНИЕ (меланхолическая оратория)  

Он отдыхал, у него был короткий перерыв, курить не хотелось. Пары глотков из ближайшего ручья оказалось достаточно, чтобы немного восстановить силы. Тут из-за холма выскочил старый дребезжащий ментовоз. Здрасьте-пожалуйста…  

Машинка с рыком тормознула у самых ног, открылась дверь с синюшной полоской и, поправляя фуражку, на свет выбрался вспотевший рябой сержант. За ним показался воинственного вида громила, почему-то в камуфляже, каске и при коротком, но от этого ничуть не менее угрожающем автомате. В этих случаях размер тоже не имеет большого значения.  

– Сержант Волков, – козырнул сержант. – Чем занимаемся, кроме стояния? – Он окинул глазами пейзаж и уставился в честные глаза прислонившегося к здоровенному камню средних лет мужчины. Вояка за сержантской спиной поправил автомат и удобнее перехватился.  

– Тренируюсь, – без спортивного задора сообщил незнакомец.  

– В смысле? – с подковыкой не понял милиционер.  

– В смысле поддержки общего тонуса и хорошей физической формы, – слишком внятно и от того, как показалось, немного издевательски растолковал гражданин.  

– Спортсмен, типа? – ожил под каской расфуфыренный робокоп и растянул харю в ухмылке.  

– Типа, – согласился мужчина.  

Сержант Волков неодобрительно оглянулся, и спец притих.  

– И каким же образом проходит… э-э, процесс? – начал чуть заметно раздражаться мент, собираясь потребовать документы в ответ на любую лабуду, которую должен был начать лепетать странный гражданин, но тот неожиданно с легкостью предложил:  

– Показать?  

– Давай, – снова встрял камуфлированный и сразу отвел глаза от оглянувшегося сержанта.  

Человек пока что обошел глыбу, едва не доходящую ему до груди, поплевал на ладони, уперся в землистый бок камня, поднатужился и неожиданно прытко покатил каменюку в гору.  

– Эй, стой, погоди! – опешил сержант. Тут встрепенулся омон и весело передернул затвор – видимо, от нервов.  

– Вадик, спокуха, держи себя в руках, тттвою.., – зашипел Волков. Из машины, потрясенный цирковым зрелищем закатывания полутонного монолита в гору, выглянул водила. – Михалыч, запри его! – рявкнул сержант.  

– Чё запри?! – замычал Вадик и пошел к машине. – Я и приказы выполнять умею, между прочим… запри!.. Тоже мне, командир нашелся… Я тебе вообще не подчиняюсь, поэл? У меня другая эта, как ее, юрисдикция, поэл?  

– Эй, але!.. – гаркнул Волков на холм, с отвращением сообразив, что даже не знает имени фантастического детины. – Мужик, стой, кому говорят!  

– Ну, чего? – крикнул силач, не останавливаясь, а наоборот, довольно шустро удаляясь вверх по склону, подталкивая камень.  

– На кой ляд ты его?.. Да постой ты! Может тебе того, пособить, эй?! Гражда… Вот, блин! Гражданин, остановитесь, последний раз приказываю, честно!  

– Не могу, – крикнул мужчина на ходу, – упражнение такое, безостановочное, на мышечную координацию. Встретимся на той стороне…  

– Чего? – не понял сержант.  

– На том склоне, говорю! С другой стороны!  

– Шуточки шутит, – громко сообщил мент в сторону машины.  

– Ага, – отозвался Михалыч, – Петросян, епть…  

Сержант несколько секунд соображал. Лезть за этим ненормальным следом? Черта с два, с грыжей нынче не до горных прогулок… Вадика натравить? Проблем не оберемся, Вадик – кретин, это все в участке знают, если что – не отмажемся, могут и премии лишить…  

Мужик с камнем тем временем приближался к вершине холма.  

– Смотри-ка, – оторопело хохотнул сержант сам себе, – видать и правда с другой стороны слезет. Ну нет! Упустим этого извращенца – бабы в поселке засмеют…  

– Михалыч, заводи балалайку, – приказал рябой мент, ныряя в кабину. – Объедем, там я ему такой спортзал организую, разрядник хренов…  

Глыба, докатившись до вершины, пробалансировала какую-то секунду на небольшом пятачке и, оторвавшись от натруженных ладоней, набирая скорость, помчалась вниз. Мужчина остался стоять на холме, наблюдая, как траектория спуска камня совершенно произвольно, но неизменно и постепенно идет на пересечение с прыгающей по ухабам у подножья ментовозке. В какой-то момент эти не совсем прямые, лязгнув, пересеклись, машинка с ужасом пискнула клаксоном, отскочила от камня, как кегля, и покатилась куда-то в поле, теряя крупные детали и подняв тучу пыли.  

– Хм, бывает, – негромко заключил мужчина, приподняв бровь и, не спеша, стал спускаться.  

В обломках живыми и не пахло. Вадика вышвырнуло по дороге и впечатало в грунт вместе с каской, бронежилетом и сапогами, водила с рулем в грудной клетке дошел на приборной панели, а сержант кровоточил остывающими останками откуда-то из недр искореженного автомобиля.  

В двух шагах от затихшего остова с трупами, буквально рядом, в траве валялась папка цвета артериальной крови. Мужчина уверенно подобрал картон, вынул единственный лист бумаги и прочел:  

«Заявление. Довожу до вашего сведенья што вчера заметил незнакомого подозрительного за Коргозым перелеском у ручья в полутора километрах, на холме. Он таскал камни и таскал много, поэтому предполагаю кражу. А гражданин не наш, не месный точно, такого я не знаю, а знаю всех в селах по округе и даже койкого в станице. Прошу разъяснить со всей законностью. Доброжилатель.»  

– Слабовато, – пробормотал загадочный человек в задумчивости, помахивая бумажкой, – хотя стиль есть, но неуверенный… Дилетант. И грамматику надо подтянуть, а то совсем как-то…  

Он уронил писульку, словно тут же о ней забыл, и, выстукивая сигарету из пачки, пошел обратно к камню. Вечерело.