- Дык, …это, …царевну, значится, …сватать, в общем. 

- Сватать или сам свататься? 

- Сватать, стало быть. …За себя, то есть. 

- Ага, жених, выходит! 

Верзила жалобно вздохнул: 

- Не знаю я, кто выходит…. 

- А знаешь, жених, что за руку царевнину придётся тебе мою царскую службу сослужить? 

- Так ведь, …это, …мне – не руку, мне – сватать. Папаня послал. 

- Эво как – послал! Тебя, подожди, кто-нибудь куда-нибудь так пошлёт! Ох и дурень же ты, погляжу! Зовут-то как? Жа-а-ан? Ладно, Жан, к делу перейдём. …Эрнестино, мерзавец, быстро карту неси! 

С крыльца кубарем скатился рыжий подросток с берёстой, свёрнутой в трубочку и перевязанной голубой ленточкой. Царь торжественно развязал ленточку и развернул на аккуратном пеньке нацарапанную иглой карту с человечками, бредущими по кривым дорожкам между горами, морями – озёрами и редкими городишками. 

- Топографию понимаешь? А, чего с тебя спрашивать, с дурня! Эрнестино, с ним пойдёшь! Вот, смотрите: тут – столица, мы, то есть. Тут – Заоблачные горы. Вот так – дорога, только вёрст пятнадцать она по соседнему государству пойдёт, аннексировали у нас кусок в прошлую войну. Туда нельзя, договора о проходе нет, зато есть альтернатива – через Черную топь. В Заоблачных горах, в Заповедной долине пасётся чудо – зверь, Шестирылый Семикрыл. Короче, Жан, ты мне – зверя, я тебе – царевну и …нет, даже не половину, а целых три семнадцатых царства в придачу. Дороги тут – всего ничего, так что сразу и езжайте, без обеда. Эрнестино, можешь пару бутербродов взять на кухне в счёт ужина. 

«Всего ничего» оказалось не очень маленьким. К полудню только путники к первой дорожной загогулине подъехали. Жан всё крутил головой по сторонам и, хоть дорога была одна – разъединственная, сильно волновался: 

- Что-то нет человечков…. А на картинке были…. Наверно, едем не так! 

- А как надо? Каком кверху? – смеялся Эрнестино, которого такая глупость явно забавляла,  – Дядя, у тебя с головой хорошо? 

- С головой – хорошо! Без головы – плохо, – отвечал Жан, – смотреть нечем, слушать нечем, есть нечем. Без головы папаня ругаться будет, – и почему-то вздохнул. 

- А я думаю, что чем такая голова, как у тебя, так лучше совсем без неё. Что, скажешь, хорошая голова? 

- Хорошая. Крепкая голова. 

- Крепкая – то – крепкая, но масла в ней маловато! 

Жан немного подумал. 

- Так ведь в голове – не масло! 

- Да-а? А что же? 

- …Кровь! Ведь если камнем по голове треснуть, то кровь пойдёт, а не масло! – и Жан снисходительно улыбнулся. 

- Ну, ты даёшь! Не пойму, зачем такому умнику ещё и жениться! 

- Так ведь папаня велел…. 

- Нет, а если бы не папаня? Вот если бы не было у тебя папани! Ну, вот если бы ты был космополитом безродным? 

- Как это «не было», если папаня – велел?! – нервно засмеялся Жан, – Недоразвитый ты какой-то! Кто же тогда велел, если не папаня? Я же говорю, что сватать, а ты – не было! Зачем такие слуги глупые, если не запоминают? 

- Это кто слуга? Это я – слуга? 

Жан показушно оглянулся: 

- А что, тут ещё кто-то есть? Ты и слуга! 

- Ты поаккуратнее, мусью! А может, я – наследный принц Эрнестино Великолепный?! 

- Какой? – Жан довольно талантливо показал, что чуть не свалился с седла. 

- Великолепный! 

- Чего же это в тебе великолепного? 

- Ну, как чего? Титул, манеры, воспитание, …внешность тоже ничего! 

- Хилый ты, а не великолепный. 

- Кто хилый?! Это я-то хилый?! …Зато ловкий! …И гибкий! …И стремительный! …И наблюдательный! Стой! Вот она – Черная топь! 

Жан тоскливо посмотрел на бескрайнее болото с черным сухостоем, редкими островками между жутковатыми болотными окнами и сказал с тревогой: 

- Слушай, парень, …может, лучше, …того, …по дороге? Пробьёмся, если что! 

- Дурень, там же заграница, визы нужны. 

- Какие ещё визы? Мне же – сватать! 

- Ага, папаня велел. Слышал уже! – и Эрнестино, привязав коня к указателю с надписью «До заграницы 1150 локтей», шагнул на еле заметную болотную тропу. Через некоторое время за спиной у «великолепного» раздалось натужное дыхание увальня Жана. Двигались без разговоров: Эрнестино – легко прыгая с кочки на кочку, а Жан – с сопением и кряхтением, где – тяжёлыми прыжками, а где – прямо через грязь, хватаясь за хрупкие стволы. Вот уже и кони скрылись за редкими деревьями – мертвяками и кругом – одно и то же, только неверная тропа в неизвестность и полные сапоги болотной вони. 

Но всё же очень-то далеко не ушли: Эрнестино при очередном прыжке на обманчивую кочку вдруг ушёл в топь по пояс, а ствол, за который он судорожно схватился, рассыпался в мелкую гнилую труху. Топь засасывала жадно, с хлюпами и шмяканьем грязи, разлетающейся от суматошных рук, а Жан вдруг повернул назад и пропал из вида. 

- Помоги же, трус! – зло кричал и кричал Эрнестино, пока – наконец-то! – ни раздалось близкое кряхтение и такой родной голос Жана произнёс: 

- Держись! Крепкая палка, я проверил. 

Эрнестино схватился за ветки здоровенной берёзины, но силы в скользких руках не хватало, болото побеждало. Грязь проникла уже за воротник, когда Жан, проползши по стволу, исхитрился схватить мальчишку за шиворот и рванул его вверх. Эрнестино пискнул, грязь недовольно чавкнула, но крепкая рука Жана уже поставила «великолепного» грязнулю на неустойчивую, но всё же – твердь. 

Отойдя от испытанного ужаса, Эрнестино, пошатываясь, поднялся и, впервые уважительно глянув на насупившегося Жана, решительно повернул назад, к дороге. 

Кони закосили глазами на двух вонючих грязных чудищ, видимо, сожравших их бывших хозяев, но конское дело везти седоков, кто бы они ни были. 

Под недовольное ворчание Жана: «Эх, говорил же, что по дороге надо! Так с тобой и не посватаю никогда!», Эрнестино, как мог, отскрёб грязь с лица, сделав его при этом полосатым, точно маскировка у царской лазутной службы, и решился: 

- Ну давай, может – проскочим! Только быстро! 

Сразу за шлагбаумом, выкрашенным в весёленький салатный цвет с оранжевой редкой поперечной полосочкой, стояло суровое серое здание со вдохновляющим призывом «Души прекрасные прорывы!». Два стражника, спящие стоймя вприслонку к шлагбауму, даже понять ничего не успели, так стремительно шлагбаум был сметён вместе с ними с дороги. Однако, за первым оказался второй заслон, более надёжный. 

Жан, набравший хорошую скорость, своим сплюсованным с конём весом сумел прорваться, а вот более лёгкий Эрнестино, несмотря на еще неподсохшую скользкую болотную грязь, был почти стащен с седла дюжим граничником и верещал не хуже, чем заяц в волчьих зубах. Жан чудом успел на скаку схватить его за шиворот и помчался прочь от границы, виз и неприятностей. Эрнстино сипел, скрипел зубами и помыкивал при заносах. Наконец конь под Жаном всхрапнул и встал. Жан оглянулся. Эрнестино висел в его могучей руке, вцепившись в сползающие штаны, а на штанах, подобно баварским сарделькам, длинно висели граничники. 

- Отпусти их, – буркнул Жан, – им службу нести надо! 

Полузадушенный Эрнестино разжал побелевшие от напряжения пальцы. Штаны вместе с граничниками упали на дорогу, и Эрнестино, оставшись в легкомысленных розовых с кружавчиками панталончиках, заплакал. 

Жан почесал в затылке: 

- Что это у тебя за чудо такое? 

- Это…, это модно…, это красиво и …все так ходят, – прошептал сквозь слёзы пунцовый то ли от напряжения, то ли от смущения Эрнестино. 

Жан вздохнул: 

- Все с приветом, и ты при этом! Исподнее должно быть в полоску либо уж в горох, если раздеваться на людях задумаешь, а так – и синее или черное сойдёт, чтобы грязи не видать. Вот, посмотри у меня…. 

Но Эрнестино только закрыл глаза ладонями. 

Дальше ехали на одном коне: Жан в седле, а Эрнестино – на крупе, …ну хоть опять в штанах, заботливо отряхнутых Жаном от граничников. Версте на двенадцатой после границы подул ветер, разогнал облака и близко справа показались Заоблачные горы. Ещё через версту на ближайшей развилке они увидали указатель «Заповедная долина», а внизу мелким почерком Эрнестино прочитал вслух: «Охраняется государством. Костры не жечь, зверя не кормить». 

- Знаю я, почему не кормить, – мрачно буркнул Жан, Шестозуб этот сам кого хочет ест. Свобода выборов называется. Пошли, а то я так никогда не посватаю! 

Шестирылый Семикрыл был страшен и занимал большую половину долины. 

- Вот это чудище! – прошептал Эрнестино, – такого не накормишь, могли бы и не писать! 

- Да уж! – согласился Жан, – Как же мы его к царю-то потащим? 

- Может, выскочим, ка-а-ак заорём, он – за нами, а мы – домой? 

- Выскочим? Читал? Он же не кормлен, мы для него вместе с лошадью – на один глоток! Выскочи, а я посмотрю! 

Зверюга мотал всеми своими рылами, утробно порыкивал и …собственно, только мотал и порыкивал. 

Так и сидели Жан и Эрнестино в кустах, не зная, что придумать, пока солнце ни начало скользить за Заоблачные горы. Наступили редкие сумерки и кто-то очень громко сказал: 

- Уважаемые посетители, заповедник закрывается до завтра. Просим покинуть территорию во избежание! 

Потом кто-то в камуфляже прошел по долине из конца в конец прямо через зверя, что-то хрустнуло, и зверь исчез. 

Холодало. Эрнестино дрожал-дрожал, потом шепнул: – Посмотрю я! – и пошел на карачках, смешно оттопыривая зад, туда, где только что был зверь. Жан даже удержать его не успел, только трава заколыхалась по следу. Когда колыханье достигло середины долины, снова раздался хруст и возник неизвестно откуда громадный Шестирылый Семикрыл. Эрнестино даже не пискнул, только все шесть бошек зверюги замотались в такт и раздался рык. Жан, замерев ровно на мгновение от такого подлого нападения хищника, выхватил меч и кинулся на выручку, вопя не по-военному, потому что …никто не знает, как надо вопить против такого монстра. Зверь не обращал внимания на Жана, видимо, уже переваривал жертву. Жан приближался, приближался, уже собирался рубануть сплеча, но почему-то проскочил прямо в Семикрыла …и увидел живехонького Эрнестино над круглой коробкой с выступом посередине. Потерявший равновесие Жан после пустой отмашки мечом рухнул неловко прямо на коробку, локтем на выступ, опять затрещало и …долина снова оказалась пустой. Зверюгу будто языком слизнуло.  

Жан пришел в себя от легкого ветерка рядом с коробкой, это Эрнестино обмахивал его каким-то лопухом. 

- Искусственное дыхание надо делать, а не ерунду ерундить!- строго сказал Жан, – Какие новости? Куда Шерстозуб убежал? Почему ты живой? 

- Ну и вопросов у тебя, – ответил Эрнестино, – наверное, башкой стукнулся и все понятки выбил? А искусственное дыхание – только после свадьбы! Знаю я вас! 

Жан и так-то соображал не очень, но в этот момент не только не понял почти ничего, но и вообще думать не хотел. 

-Так вот, – продолжил Эрнестино, – всё архипонятно, как в книжках пишут. Этот Семикрыл и не живой вовсе, а возникаемый, если нажать на то же, что и ты. Не знаю, правда, как ты догадался, что делать надо, но про воображаемость чур я первый понял. 

… Пока пробирались «тем же макаром» обратно к дороге, Эрнестино рассуждал вслух про вот такущее чудище, умещающееся в такусенькую коробочку, а Жан тоскливо думал, что за ненастоящего зверя получит ненастоящую царевну, и папаня точно этому не обрадуется, и не послал бы он его сватать опять, и не лучше ли было потребовать, как в сказках, три загадки, и если бы загадки оказались знакомыми, то уж он попробовал бы их разгадать, и …наконец впереди показалась граница и герои остановились в недолгой задумчивости. Недолгой, потому что Жан, уставший держать коробку в вытянутой руке и совсем забывший про выступ, решил подложить её под себя, на седло. Из-под Жана раздался утробный рык, вокруг спутников образовалось полупрозрачное облако и через него увидались разбегающиеся граничники. Жан испуганно пришпорил коня, и тот понесся по пустеющей на глазах дороге, поддерживая общую панику. 

…Как ни странно, царь коробке обрадовался.  

…Эрнестино лучился от счастья и всё норовил заглянуть Жану в глаза. Жан понял это по-своему и благородно сказал: 

- Про воображаемость – он первый! 

…Потом сели с царём за стол. Царевны не было. 

- Страхолюдина или вообще обманули, – подумал Жан, – эх, папаня – папаня! 

…Потом пришел Эрнестино, почему-то в женском платье, и царь, подняв кубок, торжественно сказал: 

- За царевну Эрнестину и её жениха Жана! 

Жан сказал: – Понятно! Так и знал, что обманут!, – вышел из-за стола и решительно направился к коню. По дороге он оглянулся и увидел, что его «ненастоящая царевна» молча рыдает. 

- Хуже девки! – сказал он с упрёком, вскидывая тело в седло, – Только панталоны бабские такому и носить! 

Двор опустел. Уцокали за оградой копыта. Только царь непонимающе округлил глаза: 

- Куда это он? Ты же сказала, что полюбила, что заботился о тебе всю дорогу, что честный, сильный и сообразительный…. 

Царевна рыдала в голос и ничегошеньки не могла ответить, потому что и сама не понимала, как можно быть таким благородным и таким …вот таким вот! 

…Прошло полчаса.  

…Цокот послышался снова. 

…В воротах показался Жан. 

…Царевна замерла. 

- Так ты девка, что ли? – вполголоса спросил Жан. 

- Дурак! А ты сразу не понял?– ответила Эрнестина. Потом подумала и добавила с кивком для верности, – Девка! Девушка, то есть! Царевна! Сватай уж, чего встал? А то папаня ругать будет, что такой шанс упустил!