Ночью выпал снег, и когда утром, проснувшись, я по обыкновению выглянула в окно, то увидела, что склон, и поле справа, и кусты между дорогой и речкой, и наша лужайка, и цветы под балконом и на террасе – всё покрыто снегом, лишь слева на перекрестке темнеет асфальт и вдали, сквозь дымку, виднеются темные горы.  

За завтраком дядя Лео с тетей Адой по очереди уговаривали меня поехать с ними в Мюнхен и там провести воскресенье.  

- Разумеется, у нас не так холодно, как в Сибири, но сегодня это настоящий Мороз! – бодро говорил дядя, потирая руки над чашкой кофе и произнося слово «мороз» по-русски. – Два градуса мороза, девочки! Берегите ваши носы и уши!  

- Из Сибири сообщают, что там сегодня минус тридцать семь! – похвасталась я, вспомнив утренний телефонный разговор с братом.  

- В это вряд ли можно поверить! – восхитился дядя. – Что же там будет в декабре!  

- Ты представляешь себе, Леопольд, как много там приходится платить за обогрев! – сокрушенно покачала головой тетя Ада. Она не отличалась романтическим воображением, но зато у нее было «сердце из золота», как по пять раз на дню приговаривал дядя, целуя жену в щеку.  

После завтрака все стали собираться.  

- Ты в самом деле собираешься в эту погоду идти в Фюссен пешком? – округлив глаза, спросила Ана.  

- Да, – ответила я. – Я не один раз бродила по лесу и горам много дальше, чем если идти в Фюссен. Я смогу дойти приблизительно за три часа и у меня вполне хватит времени, чтобы посетить замок и вернуться на автобусе из Вилса. Хочешь, можем прогуляться вместе?  

- Нет, – Ана отрицательно мотнула головой.  

Честно говоря, я и не рассчитывала, что моя двоюродная сестра согласится.  

На кухне я уложила в рюкзачок приготовленные тетей термос с кофе и бутерброды и направилась к выходу. На секунду столпившись в прихожей – «ты взяла термос?», «Эрих не звонил с утра?», «а где мой зонтик?» – мы вышли из дома.  

Небо было темное, затянутое низкими облаками, дул несильный ветерок и Ана, чмокнув меня в щеку, быстро забралась в заранее прогретую машину. Я в своих кожаных ботинках на толстой ребристой подошве, в плотных штанах, в теплой куртке с шарфом, в перчатках и в шапке, чувствовала себя очень комфортно. Пока дядя Лео закрывал ворота, а тетя Ада, стоя на крыльце, разговаривала с кем-то по телефону, я стряхнула снег с цветов у террасы и, слепив снежок, кинула его в стекло, за которым виднелось задумчивое лицо Ани. Она вздрогнула и, вяло улыбнувшись, отвернулась. Дядя Лео погрозил мне пальцем и подмигнул:  

- Может быть, все-таки, тебя подвезти?  

- Но вы едете в другую сторону!  

- В Мюнхене я хотел представить тебе одного интересного молодого человека, – игриво сказал дядя Лео, улыбаясь и целуя меня на прощанье.  

- Дядюшка, если бы я хотела быть замужем за немцем, то моим мужем был бы ты, – теперь я поцеловала тетю Аду. – Но ты уже давно и удачно женат!  

- Да, – довольно заключил дядя, в свою очередь целуя тетю и усаживая ее в машину. – Она имеет сердце из золота!  

Я махала им вслед, пока машина не скрылась за поворотом.  

Я вышла из Пфронтена по дороге, ведущей на юг. Пройдя около километра между огороженных пастбищ и оставив слева Майлингер, я миновала корпуса фабрики и свернула налево к ручью. За мостом через запруду начался подъем в гору. Дорога была сырой. Из-под проезжающих машин с шумом разлетались брызги, но вокруг дороги лежал чистый снег, сквозь который пробивалась зеленая трава. Деревья казались яркими зелеными, желтыми и красными пятнами и выглядели очень живописно, словно на открытках. У обочин виднелись небольшие копны сена, упакованные в пластик, а чуть поодаль верхом на лошадях проехали две девушки, разглядывая меня. Машин было немного, но я все равно шла почти по полю, подальше от асфальта, опасаясь, что брызги попадут на мою белую куртку. Мокрый плотный снег туго скрипел под подошвами, и от быстрой ходьбы мне стало жарко.  

Дорога, поднявшись по склону горы, изогнулась и дальше убегала вниз, а мне нужно было продолжать восхождение. У деревянной беседки, где на стенде размещалась схема окрестностей с указанием горных маршрутов, я достала из рюкзачка свою карту и сверилась – до Фюссена предстояло пройти по горам семь с половиной километров, а моей конечной целью был знаменитый замок Ноешванштайн.  

Двумя годами раньше я там уже была – мы ездили всем бехтольдо-крейсовским семейством на трех машинах и нам пришлось осматривать замок вместе с многочисленными туристами, в основном, японцами. Они были везде!  

А в этот раз мне непременно хотелось побродить по горам – без людей, без машин, без туристов – и нужна была цель. Сначала я наметила Бергхоф, но он оказался слишком далеко для пешей прогулки и я туда ездила, взяв старую дядину машину. А потом решила – пусть будет Ноешванштайн – там три озера, и горы, и сам замок нереально красив.  

Понадеявшись, что не заблужусь, я свернула с дороги и стала подниматься по тропе, покрытой девственным снегом. Среди деревьев и скал стояла тишина. Ветер изредка пробегал по верху, а внизу лишь снег скрипел у меня под ногами или шуршали листья, укрывающие тропинку толстым разноцветным ковром. В некоторых местах тропа тянулась по самому краю крутого склона, уходящего далеко вниз и теряющегося в зарослях, а там, где деревья расступались, открывался вид на долину, и на поселок внизу, и дома выглядели крошечными, как игрушки, а коровы в поле казались просто точками.  

Было чуть больше десяти часов, когда я добралась до грота Марии. Вокруг на сложенных из камня террасах ярко-красным каскадом пламенели цветы и на фоне мокрых черных скал и белого снега казалось, что передо мной водопад из крови.  

Мне пришлось все время идти в гору и довольно круто, отчего я запыхалась и дальше пошла медленно, чтоб передохнуть. Небо потемнело еще больше. От двухградусного утреннего мороза не осталось и следа. Я сняла перчатки, чтоб было не так жарко, и держала их в руке. Снег таял и с деревьев капало, словно начался дождь. Судя по погоде, дождь и в самом деле мог пойти в любой момент, а мне, как бы я его ни любила, вовсе не хотелось промокнуть.  

Женя меня догнал после того, как я миновала смотровую площадку с видом на Бургхоф. Дорожка шла под уклон и когда я услышала за спиной велосипедный звонок и оглянулась, уступая дорогу, то увидела странную картину – верхом на горном велосипеде быстро катился вниз нелепо одетый молодой человек. Черное длинное пальто, брюки, одна штанина которых была подвернута, а из штанины выглядывала голая волосатая нога, обутая в остроносый туфель на довольно высоком каблуке. Уставившись на эту ногу, остальное я просто не успела разглядеть. Поравнявшись со мной, велосипедист резко затормозил, собрав под задним колесом велосипеда целый ворох листьев, смешанных со снегом.  

- Извинение!.. – выпалил он, остановившись и глубоко дыша. – Доброго утра!..  

Я огляделась по сторонам и кивнула.  

- Щас!.. – вдруг по-русски сказал он, затем полез в карман своего аристократического пальто, откуда извлёк какую-то бумажку, и уже более-менее по-немецки спросил. – Скажите вы пожалуйста, я верно ехать на этот место?  

Я сделала шажок вперед и заглянула в бумажку – «Falkenstein». Дороги туда я не знала. Открыв рот, я вдруг почувствовала, что сейчас начну говорить по-русски! Каким-то неимоверным усилием я сомкнула губы и отрицательно мотнула головой.  

- Вот, блин! – досадливо поморщился велосипедист и, сунув бумажку обратно в карман, из другого тут же достал блокнот, быстро полистал и старательно произнес: – Извинение, где я найду … – и снова полез за бумажкой. – …Falkenstein?  

- Falkenstein – это старый замок, но я не знаю где это, – попыталась объяснить я.  

- Да, где это лежит? – закивал он, и стал показывать руками направо, налево и назад.  

Теперь я его рассмотрела – лет 22-х, 25-ти, симпатичный, с красивыми вьющимися волосами и с длинной челкой, падающей на лицо, небрит и потому пробиваются черные смешные усики. Под пальто темная рубашка с распахнутым воротом, а на ногах туфли – явно летние – с дырочками на подъемах.  

- Ты говоришь по-английски? – спросила я.  

- О! Да! – обрадовался он. – Великолепно! Я потерял свой путь! Я хочу попасть в Falkenstein. Они говорят, это возможно с велосипедом.  

- К сожалению, я не знаю, где это, – сказала я, поправляя на плечах лямки рюкзачка. – Я сюда приехала к моим дяде и тете и плохо знаю окрестности.  

- Я тоже.  

- Тебе надо поехать дальше, до какого-нибудь указательного знака, – посоветовала я. – Там есть схемы для туристов.  

- Да. Я так сделаю. Благодарю!  

- Удачи!  

Он только теперь на меня внимательно посмотрел, перевел взгляд на мои вездеходы-ботинки, потом снова на меня и, сказав опять по-немецки «До встречи», тронул велосипед, смешно виляя, отчего полы пальто болтались из стороны в сторону, словно фалды фрака. Постепенно велосипедист набрал ход и скрылся за поворотом. Я двинулась следом и только тогда заметила, что пошел снег – большими белыми мокрыми хлопьями. У меня перед глазами снова возник велосипедист и я вспомнила, что видела, как снежинки падают на его волосы, и на черные плечи, и на спину, но в тот момент не обратила внимания, что начался снег.  

«Он пошел как раз, когда мы разговаривали… – подумала я. – А он не знает немецкий… А я не стала говорить, что русская… Он так нелепо одет для велосипеда… И еще эта волосатая нога… Только по ней сразу можно догадаться, что он русский… Лишь у нас видела, чтобы подворачивали штанину… В пальто на горном велосипеде…»  

Снег шел все гуще и гуще. Глядя на летящие сверху мириады снежинок и наблюдая, как ландшафт вокруг исчезает, растворяясь в снежной пелене, я через несколько минут забыла о случайной встрече. Меня все сильнее беспокоило, смогу ли я в такой снегопад продолжить поход и где в случае необходимости спуститься в долину, чтобы уехать назад в Пфронтен.  

Через некоторое время снегопад начал утихать, но не прекратился. Похоже, он настроился неспешно и долго украшать собой окрестные горы, невзирая на еще зеленую кое-где листву и распустившиеся цветы.  

Теперь на дорожке, по которой я шла, тянулся велосипедный след.  

Внезапно дорожка вывела на открытое место и сразу посветлело. Деревья словно разбежались вверх и вниз по склону, и образовалась ровная площадка, огороженная у обрыва небольшим каменным парапетом, а у края стоял черный металлический крест. Я обошла его кругом, трогая рукой холодные жесткие грани, покрытые влагой, но кроме самого креста ничего не было – ни надписи, ни цветов, ни скамейки – только крест на фоне гор и снегопада, словно какая-то тайная ось. Было таинственно и величественно – горы, снег, красная листва, крест, тишина, одиночество – за этим ощущалось что-то вагнерианское, а впереди меня ожидало лебединое озеро Форгензее и замок над бездной водопада. Я стояла, облокотившись на парапет, и смотрела вдаль, вернее, в серую пелену, за которой рисовались темные вершины, вздымающие пики до небес, гигантские драконы, раскинувшие крылья, исполинские деревья с кронами, как грозовые тучи…  

- Я нашел Falkenstein! – услышала я за спиной и вздрогнула.  

- Ты меня напугал!  

- Извини! – он слез с велосипеда и подкатил его к парапету. – Я ехал неверным путем.  

- Почему?.. Ты же в итоге нашел Falkenstein.  

- Да, я нашел. И я понял, что еду неправильным путем. Я должен был вернуться назад. К тебе! – он заторопился. – Ты куда идешь? Могу ли я пойти с тобой?  

По-английски он говорил быстро, но не всегда правильно.  

- Мое имя Евгений. Я из России. Я здесь учусь… Наш университет…  

- Евгений… – повторила я совершенно по-русски, но он этого не заметил.  

- Да, Евгений! Женя! Юджин! А ты?  

- Ана, – назвалась я именем сестры.  

- Очень приятно познакомиться с тобой, Анна! Ты позволяешь мне идти с тобой? – он дрожал, словно замерз.  

- Это далеко, – сказала я.  

- Это очень хорошо, что далеко! – он схватился за руль велосипеда, словно собрался немедленно туда ехать. – Я бы желал, чтобы это было очень, очень далеко отсюда.  

И он вытер ладонью мокрое от снега лицо.  

Я подтянула на руках перчатки, хлопнула ладонями, посмотрела Жене в глаза, потом окинула его взглядом целиком, вместе с велосипедом, и сказала:  

- Ну что ж, идем!  

Некоторое время мы шли молча. Женя чуть позади катил велосипед и, хотя я видела метку магазина проката, все равно спросила:  

- Ты арендовал этот велосипед?  

- Да!  

- Я тоже люблю ездить на велосипеде, но когда погода теплая и снег не идет.  

- Я арендовал его вчера, – сказал Женя, словно оправдываясь. – Вчера было солнечно.  

Пройдя буквально двадцать шагов, я остановилась и еще раз скептически оглядела своего спутника.  

- Мне кажется, тебе не нравится, как я выгляжу? – заключил он, видя плачевное состояние своих туфель.  

- Ты выглядишь великолепно, – уверила я. – Но не для прогулки в горах.  

Я огляделась вокруг, высматривая местечко, где можно было бы укрыться от снега, но ничего подходящего не высмотрела и снова пошла вперед.  

- Где ты учишься?  

- В университете в Екатеринбурге. Екатеринбург – это русский город на Урале, который расположен на границе Европы и Азии...  

- А здесь в Германии?  

- Здесь я и несколько моих друзей проходим практику в DMG в Пфронтене.  

- Да, я видела! На Тиролерштрассе у них штаб-квартира.  

- Да, и учебная академия тоже там. Мы ходим туда на занятия.  

- Я сегодня проходила мимо.  

- Ты тоже живешь в Пфронтене?! – обрадовано спросил Женя.  

- Да. Я гощу у моих дяди и тети, а живу в Ирландии.  

- Ты ирландка?  

- Нет! Я немка! Но я живу в Ирландии.  

- Ты очень красивая девушка, – сказал Женя и тут же спросил. – У тебя есть друг?  

- Нет, – ответила я и это было правдой.  

- А куда мы идем? – быстро перевел он тему.  

- Похоже, мы уже на месте, – сказала я, увидев чуть впереди скалу с нависающим карнизом, под сенью которого не было снега, а нанесенные листья выглядели сухими. Часы на мобильном телефоне показывали 11:11.  

Нагнувшись, я забралась поглубже под карниз и, собрав листья в небольшую кучку, опустилась на нее коленями.  

- Забирайся сюда.  

Женя прислонил к скале велосипед и забрался под карниз, тоже устроившись на колени. Я достала из рюкзачка салфетки:  

- Вытри лицо.  

Потом я достала термос с кофе и пакет с бутербродами, стараясь, чтобы Женя не увидел мою карту, тем более, что на ней были пометки, сделанные по-русски.  

- Замерз? – спросила я.  

- Да, – заулыбался Женя посиневшими губами.  

А открутила от термоса стаканчик и налила кофе – он был с молоком и с сахаром и от него поднимался вкусно пахнущий пар.  

- Пей.  

Женя обхватил стаканчик ладонями, поднес ко рту и осторожно отхлебнул. Я вынула из пакета два огромных тетиных бутерброда с ветчиной и сыром, и один сунула Жене в руку.  

- Ешь.  

Он откусил небольшой кусок и хотел отнять руку, но я остановила его и, толкнув бутерброд обратно к его рту, повторила:  

- Ешь!  

Он откусил от бутерброда здоровенный кусок и, улыбаясь во весь рот, стал жевать. Я разулыбалась в ответ. Мне было хорошо. Мы, русские парень и девушка, живущие в столь легендарной для дяди Лео Сибири и никогда друг друга не знавшие, полчаса назад встретились в тирольских Альпах на высоте трех тысяч метров над уровнем моря, в снегопад, недалеко от руин замка Falkenstein, и устроились под скалой пить кофе и есть баварскую ветчину. Женя сидел напротив меня, держа в руках, словно царь, скипетр и державу – ломоть бутерброда и стакан с кофе – и мне вдруг вспомнилась фраза из фильма про Ивана Васильевича – «царь трапезничать желают» – и я представила, как мой новоявленный царь опешит, если я ее сейчас произнесу и рассмеялась. Он тоже рассмеялся и попытался что-то сказать, но у него ничего не вышло, и стало еще смешней, и руки его тряслись от смеха, и кофе грозил выплеснуться. Я закрыла себе лицо ладонями, словно вуалью, оставив только глаза, чтобы перестать смеяться. Секунд через десять мы успокоились.  

Расстегнув молнию на воротнике куртки, я сняла с шеи шарф. Чтобы не удариться головой о каменный карниз я, не вставая с колен, подползла к Жене вплотную, закинула шарф ему на шею и стала заправлять под воротник пальто. Он перестал жевать и смотрел мне в лицо карими глазами, а я старательно смотрела только на шарф, и на свои руки, и видела дважды откушенный бутерброд в одной его руке и пар над стаканчиком кофе в другой, и тогда я потянула его за шарф на себя и поцеловала в губы и почувствовала, как он сначала напрягся, а потом опустил ветчину и кофе на листву, и коснулся осторожно моей спины, и тут я оторвалась от его губ, и быстро отодвинулась назад.  

- Анна, – хрипло произнес он и попытался поймать меня за руку, но я в третий раз сказала: «Ешь!», и быстро откусила бутерброд, и мы одновременно заметили, что стаканчик с кофе опрокинулся.  

Полтора часа спустя, когда мы спустились в долину по очень-очень крутой тропе, по которой было страшно идти и приходилось вдвоем держать велосипед, и когда по камням перебрались через неширокую речку и вышли к железной дороге, снег, наконец, прекратился и в разрывы туч выглянуло солнце.  

Я ужасно устала. Достигнув крохотной станции, мы почти в одиночестве сидели в ожидании поезда, и я положила голову Жене на плечо и дремала, а он держал мою руку в своих, тихонько поглаживая ладошку, и тихим голосом рассказывал об учебе в университете, о том, что «универ» купил у DMG станки, а в их стоимость входит обучение нескольких человек, и что эти две недели уже скоро заканчиваются, и что он думал, что в Германии тепло и приехал в легкой куртке, и только вчера купил в Мюнхене это пальто, а кормят их хорошо, утром в отеле, а в обед в учебной академии, и что он первый раз в жизни за пределами России, и что он самый счастливый на земле человек, потому что встретил меня.  

- Скажи, для чего ты ехал на твоем велосипеде в Falkenstein? – наконец-то задала я давно интересующий меня вопрос. – Просто посмотреть или там у тебя было какое-то важное дело?  

- Мое самое важное дело – это встретить тебя!  

- Нет, скажи!  

- Это теперь совсем не важно. Когда я тебя увидел на горной тропе, все кроме тебя перестало существовать, поэтому я ничего не имею сказать.  

И я смирилась.  

В восьмом часу вечера в очередной раз позвонил дядя Лео и сообщил, что они с тетей выехали домой, а Ана осталась на ночь в Мюнхене у подруги и утром сразу уедет на занятия.  

- Как обстоят твои дела? Ты уже вернулась домой?  

- Все идет хорошо, – отрапортовала я бодрым голосом. – Я буду дома приблизительно в девять.  

- Ты где находишься, Гертруда? Возможно, мы можем забрать тебя? – иногда дядя в шутку называл меня Гертрудой. Этим именем я себя окрестила, можно сказать, сама. Однажды он спросил, какое немецкое имя я бы себе выбрала и я выпалила: Гертруда!  

- О, это большое имя!  

Он так и сказал – «большое» – и спросил:  

- Почему ты его выбрала?  

А я ему рассказала, что по-русски это имя означает «герой труда» и как это получилось. К рассказу, как и следовало, он отнесся с юмором и с тех пор стал в шутку называть меня Гертрудой.  

- Я нахожусь в кафе. Я познакомилась с хорошими людьми. Сейчас мы поужинаем, и они привезут меня на своей машине. Ты поцелуй тетю Аду вместо меня!  

Женя лежал рядом, положив голову мне на грудь, и слушал мою болтовню.  

- Мне нравится, как ты говоришь по-немецки, – сказал он, когда телефонный разговор закончился. – Теперь я буду учить немецкий. Научи меня, как разговаривать по-немецки.  

- В таком случае, как ты понимаешь, что тебе говорят люди из DMG?  

- На занятиях есть переводчик. Когда она отсутствует, мы говорим по-английски, но это хуже.  

Кто-то сунулся в дверь номера и, поняв, что заперто, громко постучал.  

- Жека! Ты дома?! Ты че там, с бабой что ли?! Или дрочишь?!  

Не дождавшись ответа, он снова позвал:  

- Эй, бля! Я там велик твой в гараже видел! Давай, вылазь! Пойдем в теннис сыграем!  

Еще раз стукнув, он ушел.  

- Это мой друг из университета, – сказал Женя. – Он ищет меня для игры в пинг-понг.  

- Как его имя?  

- Иван. Йоган. Я? Рихтих?  

- Верно, – я обняла его. – Мне пора уходить, меня уже ждут.  

Он сильно прижался ко мне, издав не то стон, не то рык, и посмотрел в глаза.  

- Нет, – сказала я. – Я сама не хочу уходить, но я должна идти.  

- Аня, дорогая, как я могу остаться в живых без тебя до завтра?..  

Домой я вернулась без шарфа.  

Дядюшка с тетушкой смотрели в гостиной телевизор. Чисто выбритый дядя Лео благоухал парфюмом и был одет в пижаму.  

- Как прошел твой поход? – спросил он, когда я, чмокнув тетю и его, бухнулась в кресло. – Ты дошла до Фюссена, как хотела?  

- Разумеется, дошла и всюду успела! – я показала дяде язык. – Я ездила на автобусе!  

- Это значит, что ты даже себя саму обхитрила! – рассмеялся довольный дядя. – Это значит, что все-таки белка Гертруда из Сибири испугалась нашего снегопада!  

- Дорогой, девочка поступила верно. В горах опасно и был такой большой снегопад, даже говорили по радио, – вступилась за меня тетя Ада и спросила, погладив меня по руке. – Тебе понравились бутерброды?  

- Я никогда не ела таких вкусных бутербродов! Спасибо, дорогая тетя! – поднявшись с кресла, я поцеловала тетушку, и, подбежав к дяде и обняв его сзади за шею, сказала прямо в ухо. – Вот ты приезжай в декабре к нам, потом посмотрим кто смелый, маленькая белка или толстый леопард!  

Он молниеносно схватил меня, словно пушинку перебросил себе поперек коленей и зарычал:  

- Как позволяешь ты себе называть меня толстым?!! – Я брыкалась и потихоньку визжала. – Я вовсе не толстый, я – большой!  

- Успокойтесь вы, – замахала руками на нас тетя. – Вы делаете такой большой шум, что весь Пфронтен приведете в беспорядок. Лео, девочке уже не десять лет, уже поздно браться за ее воспитание и хлопать по заду.  

Я со смехом сползла на пол, перевернулась на спину и перевела дух.  

- Тот молодой человек, о котором я тебе говорил утром, спрашивал о тебе, – сказал дядя Лео, как-то внимательно на меня глядя.  

На миг я подумала, что он откуда-то узнал о Жене! Может кто-то из местных видел нас в поезде или в гостинице и, узнав во мне русскую племянницу Крейсов, сообщил дяде?  

«Ну и что?» – тут же подумала я и наперекор всему сказала:  

- Ты можешь не поверить, дорогой дядюшка, но я и тут, в ваших немецких горах нашла себе одного русского парня!  

- Хм, что ж, – ухмыльнулся дядя Лео. – Это ясно, что твой русский парень крепко целует, если у девушки так припухают губы.  

И он довольно подмигнул.