2. Осмысление жизни на суше  

Там, на суше, идут беспрерывные танцы статуса. Извращенного понятия чести.  

С лязгом вставных челюстей, сложными кренделями, там трясут надменно татуировками, бицепсами, дипломами и рекомендациями в Союз, исполняется непрерывный танец достижений, связей и знакомств, званий и должностей.  

Это танец злобного превосходства одной особи над другой.  

Честью тут и не пахнет. 

Врач заходится в чечетке безраздельной власти над больным.  

Старослужащий солдат танцует тревожное танго с «молодым».  

Вор бьёт каблуком и трещит половицей перед вором. 

Народы идут вразнос перед другими народами.  

Расы – перед расами.  

Надев расписную рубашку, некто задает бессмысленного гопака, а миллионы людей в чалмах и тюрбанах, бренча на одной струне и шевеля большим пальцем из порванного носка, плавно опускаются в средневековье. 

Родители не могут удержаться от этих танцев даже ценой потери уважения своих детей. Уязвленные отпрыски не отдают должного, возвышаясь своей продвинутой молодостью, исполняя танцы удальства пока еще гнущихся позвоночников. Однако, очень скоро они перейдут к исполнению единственного доступного им танца: танца пивного живота.  

Дальше все только нарастает. 

Синагоги ёрнически заткнут пальцы в жилетки перед мечетями.  

Те тоже в состоянии закрутить кое-какое фуэте шахидов на сносях, роняя на скаку пластит и батарейки с проводками.. 

Богатые танцуют роскошные, бесконечно долгие павлиньи болеро, дабы позлить этих дураков – малоимущих. «Если ты такой умный, то почему такой бедный?».  

У них одно мерило. Бедняки тоже не лыком шиты и могут выдать нечто сугубо народное на баррикадах. Одаренные нищие пишут яростные книги, в которых умственно пыряют толстопузых ножом мысли и вывешивают для ознакомления их алчные кишки, такие же, впрочем, как и у всех. Ничего интересного. 

Особо яростное выворачивание, в соединении с запредельно лживым хвастовством, обрамленным в ювелирную, специально выращенную в лаборатории тупость – называют «реклама». Всё в этом мире пучит глаза, демонстрирует отсутствие чувства меры и разума, изрыгает тексты, лицедействует. Существа сухой части планеты яростно трясут жирком и гремят костьми в хореографическом угаре. 

Справедливости ради надо сказать, что избранные номера бывает любо-дорого посмотреть. «Лебединое озеро» – одухотворенно и трагично в исполнении тех, кто пришел отключить свет за неуплату, а «Танец с саблями» бандитского наезда не оставит равнодушным. 

Умные мимикой, существа верхнего мира издают громкие звуки, машут змееподобными плавниками и искажают натяжение кожи на передней части головы, называя это действие: разговор. Примером может быть некая краснолицая наставительница бедных по кличке Хиллари, будто сбежавшая из палеонтологического музея, предварительно выхлебав спирт из той банки, в которую ее засунули. 

Этот их «разговор» – чрезвычайно глупая выдумка сухих мозгов. 

Будто нельзя сказать то, что думаешь – просто, глазами, не превращая общение в дешевый, неискренний спектакль, в котором разные части тела врут по-разному, низводя издаваемые звуки до уровня гомерической бессмыслицы. 

Что касается умных в этом нелепом мире, то они фрагментарно есть. Слово «фрагментарно» означает, что наверху не бывает существ, умных во всем. 

Так вот, эти отщепенцы молча пьют свой спирт в одиночестве, а когда случается им найти свое отражение в толпе говорунов и танцоров, тогда пьют и молчат с ним вместе, оттого, что слова становятся им не нужны. Когда умные молчат, то молчанием они постигают много больше, чем бессмертие или бегство в прошлые жизни. Молчание это страшит остальных, поэтому в толпе принято этих людей не замечать и обходить как недоразумение, до тех пор, пока их не покажут на белой плоскости, которой наивные верят больше, чем реальности. 

Тогда они начинают гоняться за ныне любимыми только что гонимыми ими «умниками», выклянчивая у них автографы и превращая их и без того нелегкую жизнь в нелепый и полный безумной тоски и грусти водевиль. 

Среди многих головоломных и бессмысленных выдумок этого беспокойного мира – имеется так называемое «кино»: жизнь на простыни, где врут совсем уже отчаянно. 

Обвалянные в перьях ядовитого света прожекторов, герои называют друг друга: «дорогая» и «дорогой», и наивные верят в то, что кто-то, в самом деле, так друг к другу обращается, произнося эти слова с крайне вымученными и глупо звучащими интонациями. 

Наивные тогда начинают воспринимать тени на простыни как действительность. 

В свою очередь, действительность воспринимается ими аналогичной свету на плоскости. Копируются простынные диалоги, жесты и ужимки, создается культ какой-нибудь вещи или лица.  

Когда наивные растворяются в своих грезах – действительность начинает скучать, и от скуки неожиданно смертельно бьет им под дых. Наивные гибнут. Существа сухого мира дорого платят за свои игры с реальностью… 

В море все не так. Тут живут реалисты. Иначе они – не живут. 

Так уж принято на суше – вечером здесь все дружно обещают себе с утра как-то собраться с духом, и начать новую жизнь. Однако, за ночь обещание как сахар в кофе растворяется в снах, и жизнь топчется на месте вновь и вновь. Так что, все тут не управляемы и не принадлежат сами себе никоим образом.  

Царь в голове – это несбыточное. 

В реальности этот царь находится отдельно, весьма далеко от головы, и, как правило,  

это есть угрюмое,жадное и весьма злобное существо, которому, однако, все верят не веря, любят, не любя и почитают, не уважая. Считается, что без него все сдохнут.  

Сети и тралы жителей суши нагло вычесывают из моря трепещущие жизни тамошних существ. Никто из живущих в море не может быть более прожорлив, чем существа верхнего мира. Они не гнушаются никем из морских – никем из нагло молчащих им в лицо безногих: рыб, рыбешек, уж совсем мелких килек, хамсы и снетков, которых сухопутные монстры жадно поедают, заглатывая их целиком, вместе с душой. 

Существа с каннибальской моралью проецируют ее и на свои гастрономические пристрастия. Берегитесь их!