А вот про древни-то времена ужо я те расскажу...  

Было это, стары старики сказывают, не то, что до истерического матерьялизму, а даже и ишшо раньше, до старых богов. Как – кому молились? Никому и не молились, нехристями были. Жили, как Бог на душу положит. Вру! Не было ишшо Бога-то! Так что, жили в дикости. В пешшерах жили. И такой страшной была та дикость, што древни бабы верх над мужиками держали, не знаю, как себе тако представить!  

Жил в те стародавни времена сирота один, прозваньем Х-Х. …Да-а-а! В дики времена и люди по-дикому прозывались, уж стары старики врать не будут! И вырос тот сирота славным охотником: што уток влёт каменюками набить, што крокодила голыим рукам – всё ему пустяк. Уж на что пандусы* мгновенны, так он и их превозмогал стремглавностью. А волков – кошкодавов и вовсе за дичь не шшитал! …Только што с мамонтом один-на-один не связывался.  

Ухаживать за сиротами, известно дело, некому, так што Х-Х сам себе всё: и в пешшере прибрать, и сварить чего, и простирнуться, ежели охота не так складывалась. Даже всяки травки к мясу у пешшеры рОстил. Одним словом, хозяйство Х-Х справно вёл: в пешшере весь мусор к одной стенке сметён, на кровати – шкура медведЯ пешшерного, в кладовке – пара туш бизоньих на прозапас на голодны времена, у самого из волос солома да ветки повыбраны, волосы рыбным шкелетом причёсаны, лист на причинном месте – каждо утро свежий, а на шее – дорогушши бусы с пеламутру.  

Одно тревожно настало: почуял Х-Х, што без бабы ему нельзя больше ну нискоко! И пошёл сирота свататься к первой раскрасавице, к самой Ё!-Ё!. Тешше будушшей сунул букет из ромашков-лютиков, невесте – клюквы лукошко, ну а тестю не положено было отдарков, семейный мужик в те поры и слова своего не имел.  

Ну, бабы – они, известно дело, на лукавство берут. На тешшу претендентка хитро так говорит, мол, ежели хошь кралечку мою посватать – с тебя шкура медведЯ пешшерного и две бизоньи туши мяса. А дочерь-то из-за мамкиной спины ишшо и про бусы вякнула.  

Делать нечего, сирота бусы с себя на тешшу перевесил, туши бизоньи из кладовки приволок, шкуру с кровати – тоже. Больно уж жениться-то ему припёрло!  

Как говорят: молода жена в дом – забудь про кондом! Зажили, значит, шшАстливо.  

…Да не очень шшАстливо!  

Молода жена хозяйкой и у себя в дому не была, но амбиций непомерных оказалася: то пешшера ей низкая, то удобства на улице, то на ужин одна только рыба – фиш, то спать без шкуры жестко, то детей себе сам рожай. И чуть што не по ей – шшиплется, зараза! И украшений неумолчно требует себе, а откуда, если бусы единственны – и то мамаше вывякала.  

Походил – походил Х-Х в ушшипах красных, помолчал – помолчал …часок, потом думает:  

- Да што ж это, крокодил – и тот так не забидит, а тут – жонка единоутробная, прожора – в смысле, на два лета меня моложе! Да я за её, падлу, хозяйство в разор пустил!  

Ну, сиротой рос, не пообвык в женскому верховодству. Он-то, вишь, думал, бедолаг, што это только традиция така – матриархат. Типа – игра сексуальна.  

- Ладно, – думает сирота, – я тебе поиграю!  

И погнал молоду жонку костью мамонтиной через всё стойбишше.  

Што было! Жонка верешшит – не знала, што тако обрашшение получится. Бабы верешшат – никогда дики мужики до тех пор с ума на первом часу женитьбы не сдёргивались. Мужики верешшат – не поймут, чем она мужика до така бешенства довела: откусила чо, што ли? Ужасть!  

А друго утро бабы, известно дело, языки чесать, новости обсуждать да домином стучать, мужики – по хозяйству – … глядь, а Ё!-Ё!, раскрасавица, и за водой, и у пешшеры метёт, и грядки полет, пока Х-Х на охоту, штобы докуда с одной рыбы – фиш силы есть ишшо, мясца для семейного шшастья запасти. Говорю же, жениться ему сильно припёрло.  

А к вечеру-то у пешшеры Х-Х очередь из мужиков. Дай, мол, мосол расчудесный, семейну жизнь наладить! Так всё в порядок и пришло!  

… КостинУ ту не найти уж, конечно, но вожжи-то есть у тя аль нет?! А есть – так чего ж с такой синью под глазом ходишь, стопку с батькой выпить боисся?  

… Да не стучи рюмкой об стол-то: мамка услышит – будет нам ужо!  

*  

Пардус – упоминаемое в летописях животное, отождествляемое некоторыми писателями с барсом (пантерой, леопардом), а другими, что вероятнее, с рысью. Для охоты за П. в составе княжеских охот были особые пардусники.