.
* * *
"На войне солдаты устали.
Каждый день – смертный бой.
И автобусы ездить почти перестали
По столице моей голубой.
Снег торопится, всё не ложится,
За ночь ляжет, и вот – тишина.
Машенька перевернула страницу:
Как чиста и красива она.
Как грязны, некрасивы солдаты
В ежедневном последнем бою,
Вы ложитесь на снег ноздреватый,
Машеньку сохраняя мою.
Холод, холод, и ветер, и ветер,
И автобус сквозь вьюгу, во сне,
Едет, словно последний на свете –
Или это всё кажется мне?
Чуть позвякивая, чуть качаясь,
И как будто совсем никуда,
Едет синей Москвой, улыбаясь:
Никуда, никуда.
Отчего мне любить эти руки,
Эти губы и пятна стыда,
Чтоб лелеять автобуса звуки,
Этот солнечный гул – никогда.
И, счастливую шапку срывая
И бросая в истаявший снег,
Вижу: радость моя дождевая,
И солдат – пожилой человек."
Машенька / Гришаев Андрей (http://arifis.ru/work.php?topic=1&action=view&id=20104(Listikov)
На войне солдаты устали.
Каждый день – смертный бой.
Все виды транспорта ездить почти перестали
По столице моей голубой...
Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал истошный бас,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел… «trolleybus».
Чуть позвякивая, чуть качаясь,
И как будто совсем никуда,
Едет синей Москвой, улыбаясь:
Никуда, никуда.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Холод, холод, и ветер, и ветер,
И «trolleybus» сквозь вьюгу, во сне,
Едет, словно последний на свете –
Или это всё кажется мне?
Мчался он бурей тёмной, крылатой,
Он заблудился в бездне времён...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Как грязны, некрасивы солдаты
В ежедневном последнем бою,
Вы ложитесь на снег ноздреватый,
Машеньку сохраняя мою.
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
И, счастливую шапку срывая
И бросая в истаявший снег,
Вижу: радость моя дождевая,
И солдат – пожилой человек.
В красной рубашке с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь в ящике скользком, на самом дне.
Снег торопится, всё не ложится,
За ночь ляжет, и вот – тишина.
Машенька перевернула страницу:
Как чиста и красива она.
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковёр ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?
Отчего мне любить эти руки,
Эти губы и пятна стыда,
Чтоб trolleybus’овы слышать звуки,
Этот солнечный гул – никогда.
И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить...
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить!