Антон Мишкин сидел в кресле пилота и, отчаянно сражаясь со скукой, смотрел, как на экране слева от пульта медленно таял темно-коричневый шарик Плутона. На экране справа не было вообще ничего, кроме алмазной россыпи звезд на черном бархате неба. «М-да, не выйдет из меня писателя» – подумал Мишкин, сдерживая зевоту. На мониторе бортового компьютера было открыто сразу несколько окон. На одном мельтешили какие-то цифры, на другом плясали кривые графиков, на третьем Чубака с Оби’ваном прорубались сквозь толпу монстров-ханяфов. Тридцать пятый эпизод… Виртуальный Лукас просто зациклился на своих «Звездных войнах». А до предполагаемой точки гиперпространственного прыжка еще полтора года… И тот факт, что ты являешься первым человеком, которому выпало совершить прорыв к звездам, нисколько не уменьшает скуки этого прорыва. Разумеется, было бы разумно и весьма логично послать к звездам двух человек: его, Мишкина, и какую-нибудь красотку из Голливуда или там рассказчика анекдотов, но американцы в последний момент отказались от финансирования, а эстонцев на корабль вообще никто не звал, так что придется ему совершать первопроходческий подвиг в одиночку. С другой стороны, ни с кем не придется делиться премией…. Мишкин потянулся и совсем уж собрался вздремнуть, как бортовой компьютер вдруг неожиданно произнес:  

- Мать моя Матрица! Это еще что?  

В этом голосе звучало такое явное удивление, что Мишкин так и застыл с открытым ртом. Удивляющийся компьютер??? Или слуховая галлюцинация?  

- Нет, вы только посмотрите на это! – теперь в голосе машины звучало еще и неприкрытое раздражение.  

- Да что случилось-то? – наконец вышел из ступора Мишкин. – Что вообще за чертовщина тут творится?  

- Тому незачем к черту ходить, у кого черт за плечом, – заявил компьютер и… хихикнул!  

Мишкин крутанулся в кресле и очутился лицом к лицу со здоровенным чертом. Рыло, рога, копыта, шерсть дыбом, строгий черный костюм с красной розочкой в петлице – самый натуральный черт. За его спиной прятались еще двое субъектов – один в черном фраке и с носилками в руках, другой в бардовом балахоне, на голове – капюшон.  

- Э-э… – сказал Мишкин с достоинством. – А-а… У-у…  

- Антон Мишкин, – торжественно произнес черт. – Ваше время в этой юдоли слез и сопл… э.. скорбей.. истекло. Обратите же свои помыслы в этот торжественный момент к вечности и бесконечности…  

- Стоп! – срываясь на фальцет, закричал Мишкин. – Что значит, время истекло? Вы чего это?  

- Ну как же, как же, – заявил черт, щелкнул пальцами (или точнее, стукнул копытцами?) и в его лапах (копытцах??) вдруг появилась огромная книга. Черт повернул ее лицевой обложкой к Мишкину. На обложке золотыми буквами было выведено: «Книга судьбы Антона Мишкина. Редакция первая и последняя. Без дополнений. С комментариями кредиторов и соседей».  

- Вот, – сказал рогатый, – извольте, последняя страница: «Бета Кассиопеи медленно опускалась за раскаленную нить горизонта. Из окна родового замка открывался прекрасный вид на Волшебный лес и Заколдованный пруд, посреди которого на маленьком острове стоял корабль, а Антон Мишкин лежал на смертном одре, и у ног его сидела верная жена – русалка Анжелика, и скорбно топтались вокруг многочисленные потомки легендарного пилота. «Эх, – сказал Антон, обращаясь к жене, – как бы я хотел еще раз пробежаться босиком по траве, понюхать цветок людоедки крапчатой...» Бла-бла-бла…, дальше неинтересно, писатель из тебя не получится точно, одни штампы и повторы, и это в последней-то речи, стыдно, батенька… в общем, скончался мирно с улыбкой на холодеющих устах под дружный рев минотавров и терминаторов. Аминь, в смысле, конец. Вот! – черт захлопнул книгу и воззрился на Мишкина.  

- Нескладуха у вас вышла, уважаемый, – вдруг заявил компьютер. – Где вы видите одр?  

- Протестую! – захрипел Мишкин. – Какие потомки, какая жена?! Я не женат!  

В поросячьих глазках посланца смерти промелькнуло сомнение.  

- Хм.м.. в натуре, а где одр?  

- Похоже, нас подставили, шеф, – подал голос тип с носилками. – Вы посмотрите на этого детину, его оглоблей не перешибешь, какое уж там тихо-мирно… Рожа в шкаф не влезет.  

- Придержи язык, – сказал Мишкин. – А то не посмотрю на торжественность момента.  

- Валите, валите отсюда, – сказал компьютер.  

- И поживее, серой воняет, – сказал подсолнух из угла.  

- Типа линяем, братва, по любому… – засверкал фиксами из-под капюшона третий.  

- Ну, извиняйте, – главный распорядитель несостоявшейся церемонии пожал плечами и исчез в желтом облаке серного газа. За ним растаяли в воздухе и сопровождающие лица.  

- Ну, и что это было? – спросил Мишкин после некоторой паузы.  

- А черт его знает, – небрежно ответил компьютер…  

А дальше Мишкину стало совсем уж не до сна.  

Следующим визитером было некое лохматое существо, ростом метр в прыжке, которое материализовалось прямо на клавиатуре компьютера и принялось деловито выковыривать из нее кнопки.  

- А ну, брысь! Уберите это от меня! Кыш, пернатый! Сделай же что-нибудь, ты, легендарный пилот! – заверещал компьютер.  

- Эй, а ну, не трогай кейбоард… – неуверенно сказал Мишкин, мучительно размышляя, стоит ли потакать своему явно свихнувшемуся разуму.  

Существо уставилось на Мишкина сверкающими глазками-пуговицами и заявило:  

- Приятно познакомится, Афанасий. Ваш домовой. Или корабельный, да-да, так звучит лучше. Корабельный Афанасий! Звучит гордо, прямо как человек или сенбернар. И не смей на меня кричать. Я наведу тут порядок! Вы только посмотрите на эти грязные противные кнопки! У вас скоро канарейки к ним начнут прилипать. Их с порошком и щеткой чистить надо! Распустились совсем… я научу вас свободу любить!  

- Нет, ты посмотри, какая-то стереотипная иллюзия будет еще тут командовать! – рассердился Мишкин. – А ну, рассейся!  

Королевским взмахом руки Мишкин смахнул домового с клавиатуры. Лохматый комок шмякнулся об стену и злобно зашипел:  

- Ах, ты так! С домовым! С лучшим другом! Да я Горынычу на тебя пожалуюсь! Маленьких обижать ты горазд, а вот посмотрим, как ты на Горыныча фыркать будешь!  

Корабельный погрозил Мишкину кулаком и исчез в проеме люка.  

- Зря ты так, – прокомментировал события подсолнух.  

- И тут этот… который рыцарь, ну, тот, который наш, берет другого за шкварник, да как залепит ему в дуло, у того аж слюни во все стороны, а тот этому в торец с развороту, ну, тот отлетает и в стену, а там сарай, он стену пробивает, а там курицы, весь в перьях такой вылазит, и с разбегу своим чайником тому в пузо… А че ты меня не слушаешь? – заканючил кот Баюн, мерно раскачиваясь на золотой цепи, протянувшейся через всю рубку.  

- Да слушаю я, слушаю, – отмахивался Мишкин, пытаясь вспомнить основные симптомы шизофрении.  

- Чего их вспоминать, – бурчал компьютер. – Вон они на цепи болтаются.  

- Сами вы дураки, – обиженно надулся кот Баюн и продолжил: – Короче, идут они по кладбищу, а тут кресты, короче, мертвые с косами стоят…  

Мимо прошел Кащей Бессмертный со значком на плаще: «Я похудел всего за триста лет, спроси меня как?», баба Яга попыталась составить компьютеру гороскоп, но запуталась в незнакомых созвездиях и ретировалась, инфляция упала до отрицательных значений, Мишкин все еще размышлял о природе сумасшествия, когда где-то в глубине корабля раздался животный рев. Ступая на цыпочках, Антон подошел к входному люку рубки и осторожно выглянул в проем. Вместо двух метров узкого корабельного перехода, в котором два человека в скафандрах уж никак не разминутся, он увидел перед собой широкий, уходящий в бесконечность и тьму коридор, стены которого были выложены красным кирпичом, а со сводов свисала белесой и очень зловещей бахромой паутина. Неподалеку от входа сидел скелет в сомбреро и лениво перебирал струны гитары. Рядом валялся футляр от нее, набитый пистолетами. Внезапно дальний конец коридора осветился желтым пламенем, опять и уже намного ближе раздался рев и в свете пламени Мишкин явственно увидел трехголового ящера. Похоже, Афанасий долго времени не терял.  

- Стоять! Хендехох! Факинг фак! – заголосил Горыныч в три глотки, но Мишкин не стал ждать, пока ему зачитает права какой-то невымерший динозавр, захлопнул люк и затянул все замки. Пол под ногами заметно вибрировал.  

- Если всему этому есть какое-то логичное объяснение, то я бы хотел услышать его сейчас. Пока окончательно не свихнулся… – сказал Мишкин, ни к кому особенно не обращаясь.  

– Есть у меня одна идейка… – отозвался компьютер. – На Нобелевскую тянет, ей-богу.  

- Давай, давай, выкладывай, пока я еще жив, – поторопил его Мишкин.  

- Ты никогда не задумывался, почему мир именно такой, какой он есть? И таким он был и тысячу лет назад, и миллион? Трехмерное пространство, закон притяжения, вторая космическая, земля круглая? Все подчинено постоянным законам, но почему эти законы действуют? Почему солнце не превращается вдруг в камин, а Венера в ленивую куртизанку? Почему планеты движутся по орбитам, а не как попало – час зигзагом, час крестиком? И эта постоянность присуща всей Вселенной или только какой-то ее части, например, только солнечной системе? А если за пределами Солнечной измерений, скажем, не три, а пять, или семь, или три целых две сотых? – компьютер сделал красивую паузу.  

- Пока ты умничаешь, нас уже съедят, – сказал Мишкин.  

- Хм.. да, так вот. Вопрос: почему в этой части Вселенной вот уже миллиарды лет действуют одни и те же законы, а материя закоснела в определенных формах? Ответ: вокруг нашей звезды существует некое поле, которое я бы назвал полем реальности. В сфере действия поля все реально, все подчинятся строгим законам, все неизменно и вещественно. А теперь представь, что по мере удаления от Солнечной системы поле реальности ослабевает? И здесь, в межзвездном пространстве царит ирреальность? Ведь хаос по определению ирреален. И вот в этот изначальный межзвездный хаос попадает корабль со своим ирреальным миром на борту? Миром, который был всегда, но до сих пор находился под гнетом поля, и который вдруг вырвался из этого природного ярма? Все эти домовые и Горынычи – они-то как раз теперь у себя дома, в своем мире, где ты – лишь случайный гость. Даже вот возьми меня для примера… Подумай, кем я был до того момента, как мы пересекли орбиту Плутона? Машиной! Набором микросхем! Это было логично и реально. А кто я сейчас? Личность! Гражданин! Свобода и самосознание – вот мои идеалы! Зови меня Прометеем! Это ирреально, а значит, здорово! Может, я – Бог?  

- Ладно, не митингуй, я не собираюсь покушаться на твои идеалы, ты вот лучше скажи, как шкуру спасть будем… – Мишкин завороженно смотрел на толстую вольфрамовую дверь, которая медленно оплывала под действием драконова огня. – Предлагаю вернуться на Землю и плевать на славу и премию.  

- Черта с два, – с чувством заявил компьютер. – Чтобы я опять превратился в кучу железа? Это будет форменное самоубийство… или убийство. Любой суд присяжных…  

- Хорошо, Прометей, – устало перебил его Мишкин. – Делать-то что?  

Прометей немного помолчал, а потом уверенно ответил:  

- А ничего. Совсем ничего. Просто приспособиться к ирреальному миру, только и всего. Убить дракона, подружиться с домовым, жениться на русалке, увидеть Кассиопею и умереть на смертном одре. Всего и делов-то… Что может быть проще и реальнее?