- А дам тебе имя... 

- Адам! Адам! – зашушукались , записывая это в свои рабочие журналы, интерны – серафимы и херувимы. 

- Надо поаккуратнее со словами, – подумал Демиург, он же Светлый, он же Создатель, он же... многие лета знающим все его Имена, – Всё! Шабашим! Время нектара и «осанны». 

... Названный Адамом открыл глаза: яркий белый свет выдавил слезу, поэтому Мир представился ему зыбким и неконкретным. 

- Аз есмь человек, – почему-то пришло в голову. 

- Ага, голова – здесь, значит там – ноги, – это была вторая мысль Адама, и дальше сразу, – Один, два.... 

Дальше считать было некогда: в голове начало твориться черт-те знает что, причем «черт» как бы выделялся черным жирным курсивом.  

Потом Адам, пробуя тело, сдвинул в сторону ногу, и она, потеряв на миг опору, резко опустилась на что-то теплое и мягкое. Теплое и мягкое, взвизгнув, метнулось в белую пелену и, видимо, разорвало её, потому что взгляд Адама сфокусировался на чем-то, что сразу получило своё название – операционная лампа. Взгляд пополз вправо, отмечая стеклянный столик с хирургическими инструментами и вешалку с белыми халатами. Всё, что попадало в поле зрения, сразу получало названия. А слева была только белая дверь. Адам встал на неверные ноги и сделал шаг. 

- Неплохо для первого, – подбодрил он самого себя, переставляя плохо слушающиеся ноги к двери. 

- Почему сюда? – Адам зафиксировал вопрос и сразу пришел ответ, тоже вопросом, – А куда же еще? 

- Ого! – подумал Адам, – Значит, и вопрос может быть ответом? Надо запомнить, пригодится! 

За дверью были лепота и великолепие. 

- Настоящий рай! Тут тебе и флора, и фауна. Прямо «два в одном»! Вот это – птицы, это – звери, а вон там рыбы, – Адаму понравилось, как быстро он определился в Мире. 

Рыбы плавали в пруду, выставляя золотые головы и всплескивая хвостами. Адам подошел поближе, чтобы увидеть рыб получше, но увидел своё отражение. Он сразу понял, что это – он. Кому еще быть таким высоким, красивым, с такой атлетичной фигурой? Адам согнул в локте руку и полюбовался на бицепс. Сами собой начали приниматься различные позы, выделяющие целые группы мышц. 

- Красота! – одобрил себя Адам, – Мощный мужик! Мощность – это сила на ускорение. С ускорением разберемся потом, сначала – сила! 

Адам взялся за толстенную яблоневую ветку. Он не совсем представлял, что делает, но зарождавшееся в теле ощущение силы требовало выхода. Ветка треснула и отломилась. 

- А то! – хмыкнул Адам, обрывая с ветки яблоки и пробуя меткость на сновавшем в траве зверье и неосторожно опускающихся на расстояние броска птицах. Напуганная фауна быстро поняла, что беззаботной жизни приходит конец, и срочно принялась учиться рыть норы, мимикрировать, улепётывать и запутывать следы. 

- Я самый крутой! – понял Адам и начал отломленной веткой прорывать канавку от пруда, выпуская воду, чтобы рыбы тоже поняли, ху тут есть ху. 

Потом пришла очередь жуков, червей, бабочек и прочей мелочи. Повозиться пришлось только с муравейником: его обитатели не желали разбегаться, а нападали на голые ноги, поднимались до самой головы и по пути кусали за самые неожиданные места, погибая в неравной схватке, но не желая признавать поражение. 

Покой в Мир пришел только с возвращением Демиурга. 

- Фигассе! – изумился Светлый, – Похоже, парень уже самоутверждается! 

Он повернулся к сопровождавшей его компании 

- Ну что, Темный, полюбуйся, какого я сотворил! Согласен, что победа за мной? 

Тот, кого звали Темным, мелко закивал головой, приборматывая: 

- Сотворил, натворил, тварюга, ворюга, вьюга, юга... 

- Показывай, чего там у тебя получилось, не хитри! Знаю же, что не с пустыми руками! 

- Привел, привел! 

Темный сделал шаг в сторону, и из-за его спины вышло... нечто рыжеволосое, ослепительно веснушчатое, с мило вздернутым носиком. 

Вот тут-то Адам и перестал перелицовывать природу на свой лад, хотя в проекте был еще поворот пары рек и снос горушки под названием Арарат. 

- Эва, какая! – проговорил Демиург, и серафимы с херувимами живенько записали «Ева». 

А Адам стоял, таращась на это... эту... 

- Женщину, – подсказало подсознание. 

Женщина Ева оглядела Адама и сказала Темному на ухо: 

- Дикий он какой-то! Говорить-то хоть умеет? Он не даун случайно? Ох, намучаюсь я с таким мужем! 

Творец заставил Адама повернуться спиной, боком, снова лицом и похвастался: 

- Я ему разум дал! 

- У моей – душа. Хотя, возможно, мы разными словами одинаковые вещи называем... 

- Нну!!! Как же это можно: разными словами – об одинаковом? – засомневался Демиург. 

- Но ведь нет такого правила, что нельзя? А если нет правил, ты можешь утвердить любые. Или не можешь? 

- Да я всё могу! 

- Вот и утверди. 

- Хорошо, повелеваю! 

Еве подумалось: 

- Разными словами об одном – это интересно. Это пригодится в семейной жизни, хорошо будет скандалы начинать. И про установку правил при их отсутствии – тоже неплохо.  

И вслух: 

- А у вас здесь миленько, только беспорядок страшный. И ремонт нужен. Облака побелим. Листья желтые – это непорядок. Нужны зеленые, они будут гармонировать с моими глазами, – и, сорвав фиговый лист, прикрепила его каким-то образом в том месте, где у нее сходились ноги.  

Адам восхищенно прицокнул языком и наколол точно такой же себе на торчащую вешалку внизу живота. 

Светлый с Темным в сопровождении свиты удалились к столу с нектаром и к спору, кому творение удалось лучше, а Ева взяла обалдевшего Адама за руку и повела в тень яблони – учить ласковым и приятным словам. Некоторые из этих слов в паузах спора долетали до ушей Светлого и вызывали некоторое беспокойство. 

- Любовь..., дети..., поцеловать... 

Наконец Светлый не выдержал и ринулся к паре, увлекшейся рассматриванием совокупления кроликов. Рука Адама лежала на бедре Евы, а Ева томно прикрывала глаза, привалясь рыжей миленькой головкой к мощному плечу Адама. 

- Вон! Только разврата мне тут не хватало! – сорвалось с языка Творца.  

Громыхнул гром, сверкнула молния, серафимы с херувимами в ужасе кинулись в разные стороны, а Ева, подхватив Адама под руку, сказала больше Демиургу, чем своему спутнику: 

- Пойдем, Адамчик! А чего мы тут не видели? Скучно и пресно! Вот мы сейчас найдем себе пещерку, детишек нарожаем, ты за добычей будешь ходить – все тебя уважать будут, никто голоса не повысит. Будешь царем природы! А я – царицей, естественно! 

- Степаныч, куда эти из второго корпуса направились? Гроза начинается! Хоть собак спускай, чтоб страх не теряли! 

На мониторах застыли изображения палат со спящими людьми, и только второй корпус вовсю светился огнями, а на пороге стояли, держась за руки, двое: сухонький старичок и сутулая, опирающаяся на костыль старуха с редкими волосами, отливающими желтизной. Видимо, это из-за уличных фонарей, а может, и из-за света через желтые занавески первого этажа. 

- Не говори-ка! Чего людям не хватает? – отозвался Степаныч, – Мне бы такую жизнь – сиди себе у телевизора: сытый, в тепле. Рай, да и только! Во втором у нас актеры бывшие? 

- Они. Я вот думаю: у этих интеллигентов хреновых крышняки – давно по объездной, зато их родичи и сдают в пансионаты на дожив. С ними же невозможно иногда: не знаешь, то ли всерьез, то ли роли играют…. Хотя, с другой стороны, что у них сейчас своего-то, кроме ролей? А может, на всякий случай санитаров вызвать?