Вот предисловье для завязки:
…итак, мы выросли на сказке,
где все счастливо жили-были
и на пирах мед-пиво пили.
Там слон скакал на тонких ножках,
там мельник ерунду молол,
там по неведомым дорожкам
гуляла пара Цитамол,
там некий богатырь – дебил
охрану на стоянках бил,
там анекдоты травит кот,
и ступа с бабою живёт.
Чудес там много, но у нас
пойдёт совсем другой рассказ.
…Царевна грезила любвями,
как полагалось светской даме.
На вид лет тридцати от силы,
всегда в прыщах, к тому ж косила
на левый глазик слегонца,
но ведь не воду пить с лица!
Зато с утра художник – профи
писал её то в фас, то в профиль.
Хоть на портретах тех едва ли
друзья царевну узнавали,
но каждый видел, что она
немного головой больна:
была бледна, почти не ела,
журналы с принцами смотрела,
вздыхала томно, а порой
без сил лежала день – другой.
Отец, причин в упор не видя,
наприглашал ей докторов,
но те лечили – лишь для вида
уколов девке поколов.
Тогда царица-мать решила:
пора убрать из филейной части шило!
Природу вряд ли введешь в заблуждение –
царевне замуж невтерпеж!
И все к тому сводилось, чтобы
вмешался в дело некий Глоба.
…Глоба, умник городской
славен был своей башкой!),
стал горбатого лепить:
мол, с лица не воду пить!
Мол, раз ей, ядрена вошь,
так уж замуж невтерпеж,
то на весь крещеный мир
нужно замутить турнир,
зелья сонного ей дать,
только прежде рассчитать,
чтоб в себя пришла от зелья
с поцелуя Елисея!
А потом девицу чтоб
положить в хрустальный гроб,
и статью такую дать
в зарубежную печать:
мол, пожалте, женихи –
и крутые, и лохи –
ваше счастье испытать,
нам законным зятем стать.
И список – вплоть до эфиопов!
…А в те поры, сказать, Европа
жила молвою из Рассеи
о супер – мачо Елисее.
Рос Елисей богатырем:
… и тут, …и тут, …и все при нем!
И кроме, надобно учесть,
не только тут, но даже здесь!
Парень рос (уж мы-то знаем!)
откровенным раздолбаем:
и повеса, и игрок,
и учебой пренебрег.
Вот стишки корябал – лихо:
с матерком, с глагольной рифмой,
так, что дамы от стишков
на пол падали мешком.
Отец прощал любую шалость,
ну, а когда уж не осталось
на королевство – ни девицы,
и он сказал: пора жениться!
У нас, мол, дворик небольшой,
и ни монеты за душой,
дворец ветшает, наконец,
и пусто в нем, ведь я – вдовец!
Тебе женитьба бы к лицу,
и мне приятно, как отцу.
К тому ж, натюрлих, что «не гуд»
и для здоровья этот блуд!
Витязь думою томится:
«А не рано ли жениться?
Не отсохла же пока
богатырская рука!
Да и где такую взять,
чтоб со страстью, но не падшая женщина?»
Лишь подумал он про это,
глядь – слуга несет газету.
И на первой на странице –
распрекрасная девица.
Дескать, так-то, мол, и так,
кажный прынц, кто не дурак,
может счастья попытать
и её расколдовать,
только тот, кто не дурак,
должен догадаться – как,
но, конечно, не взасос!
Пропадает девка! SOS!
А приданого за ней –
в банке тысяча рублей,
трон (чуть царского пониже)
и пол царства под Парижем.
Месяц звездочки посеял.
Сон приснился Елисею:
дом для публики. Чуть жив –
он. Один за коллектив!
А в прихожей-то, гляди ты –
Генриетты да Кончиты
и, ей богу не шучу,
хором все: «Хочу! Хочу!».
Наш пацан и так, и сяк,
а не может и в кулак!
…Тут проснулся Елисей
и на лошадь сразу сел.
Первый скок, второй да третий,
богатырь и не заметил –
«Je ne mange pas» да «puke»,
номер «40» на руке.
Через час, а может больше
вышел претендент из Польши
с кислой мордою лица,
… и жених уж у крыльца!
Вот несет наш обалдуй
свой лечебный поцелуй,
где она, страшна на вид,
лапки сложены – лежит.
В зале – мебель из «Икеи»,
в два ряда стоят лакеи,
ни одной свечи горящей,
посреди – хрустальный «ящик»,
и, как будто с перепою,
менестрели грустно воют:
«Ты возьми ее отсель,
королевич Елисей!».
… Вдруг какой-то луч шальной
из-за шторы расписной
лег царевне на лицо,
мол, не торопись, кацо!
Жених воскликнул: «Боже мой!», –
на лошадь снова – и домой!
И даже двери на замок!
И на неделю занемог!
… Уж отец и так, и сяк…
Мол, вступи в фиктивный брак!
Сколько ж мне тебя кормить?
Ведь с лица не воду пить!
«Ша! – Елисей сказал, – папаня,
пошли бы Вы с женитьбой в баню!
Нашли, с кем мне связать судьбу,
ведь я видал её в гробу!
Да, я – наследник, так на кой
мне сдался этот геморрой?
Да лучше уж любить козла!
Ну померла, так померла!».
Не померла царевна. Плачет,
как будто уронила мячик,
ногами по полу сучит
и на родителей кричит.
Двор в тоске, царица даже
на балах без макияжа,
царь – не бритый третий день
и с жульеном в бороде.
Глоба снова покумекал….
Лишь петух прокукарекал –
он к царю, мол, вот расклад:
Елисею шах и мат!
В сказках всё на третий раз.
В сказках, братцы! А у нас
всё всерьез, не трали-вали:
…имиджмейкера сыскали!
Тот уж мял царевну, мял,
силиконом начинял,
правил глаз и на прищип
удалял с лица прыщи.
Словом, сделал все, что мог,
даже вдел кольцо в пупок!
Наш монарх тоскует. Вдруг
раздается в двери стук,
и ступает на порог…
нет, ребята, не щенок!
На порог ступает Он,
Глобой купленный шпион.
И, с поклоном: «Вери гуд,
Штирли-сан меня зовут.
Я принес Вам, айн момент,
очень тайный документ
про секретный операшн
от противник против рашн.
Это импортный злодей –
иноземный чародей
чары жуткие наслал,
чакры – ауру сломал
и от самой файной гёл
Елисею глаз отвел
до душевных колебаний.
Вот портрет царевны в бане.
Убедись и стар, и млад,
не девица – сущий клад!»
Папа – сыну: «Так – растак!
Всунуть девкам – ты мастак,
а как в суть – так ни черта!
Глянь, какая лепота!»
На торгу гудит народ:
«Братцы, счастье! В рот компот!
Обженился, наконец,
наш по девкам молодец!
Взял приданым, говорят,
Елисейские поля
и еще, как бонус – вах! –
магазины в зеркалах!».
Вроде – счастье. Вроде – кайф.
Но, как бочка дёгтя в лайф
(может, это просто блуд,
может – тоже колдовство!) –
пробудилось естество
у неё на «баловство»:
каждый конюх «Very good!».
Тут и сказочке капут!
Елисею дальше жизнь –
за трагедию, кажись!
Может, чуть сбивался слог –
автор делал все, что мог,
чтобы суть не упустить.
… А с листа – не воду пить!
ответить