- А вот и наш мальчик – живой и здоровый…  

Всё произошло слишком быстро: из подворотни быстро вышли 2 человека. Одновременно, сзади, кто-то зажал рот и что-то холодное и острое с нажимом прошлось по моей шее… Дыхание застряло, вырываясь где-то ниже непонятными хрипами и бульканьем. Что-то липкое и тёплое потекло по холодеющей груди… В тщетной попытке зажать страшную рану, я судорожно прижал руки к шее. Бесполезно. Ноги больше не держали – я безвольным кулём осел на землю. В глазах быстро темнело… Дальний фонарь уродливым белым пятном расползался… расползался… потом исчез и он. Стало темно.  

Кто сказал, что когда человек умирает, он видит светлый тоннель, ангелов?! Чушь! Полная чушь!!! Было темно и холодно. Я не видел себя со стороны, я не летал, как птица над улице и не радовался свободе. Черти с крючьями не тащили меня в котёл с кипящей смолой, а Сатана не смеялся над моим измученным телом… не было ничего. Просто темнота – холодная и безликая. Я растворялся в ней: вот я бесформенный комочек, затем – песчинка… атом… ничто. Некто в ничто? Скорее никто в нигде…  

Момент, когда ничто превратилось в нечто, наступил как-то незаметно. Я ощутил себя плавающим вверх ногами в какой-то тёплой жидкости. Попробовал подвигать ногой – она двигалась, но как-то вяло и неохотно, как будто это была не моя нога. После нескольких попыток, я смог немного разогнуть чужую конечность и… упёрся во что-то упругое и скользкое. Через некоторое время, мои руки нащупали подобную поверхность и по бокам… БОЖЕ! Я боюсь тесноты! Дикий первобытный ужас на миг овладел мною: ноги вяло замолотили по упругой преграде, а руки беспорядочно задвигались, пытаясь за что-то уцепиться…. Но сумасшествие длилось только миг, а затем… Затем произошло странное: в моей голове раздался непонятный свистящий звук, затем – хлопок! Я как-то резко перестал бояться своей «тюрьмы» (именно так я окрестил её в первые мгновения). Ну мало места, ну упругие стенки. И что? Я тихонько рассмеялся про себя – рот был плотно сомкнут, а глаза словно слиплись. И я откуда-то знал, что ни рот, ни глаза открывать пока нельзя. Просто знал и всё.  

Через некоторое время я освоился в тюрьме: тут можно было только ворочаться и крутиться. Но второе давалось с трудом – упругие стенки немного продавливались, но не более. С другой стороны, если не пытаться ворочаться, было достаточно комфортно. Я сжался в комочек и прислушался к ощущениям… тепло. Тепло и нежно. Пришла в голову Танька…  

Зелёная трава нежно щекотала ноги. Слева сидела Танька – большеглазая, с непослушными рыжими волосами – и задумчиво смотрела на закат: заходящее солнце залило багрянцем воды спокойного озера. Мы часто сидели тут тёплыми летними вечерами и любовались закатом.  

- Иди сюда, котёнок, – тихо прошептал я.  

- Вот ещё! – шутливо фыркнула она – Не заслужил, красуля! Ты умудрился опять забыть еду. Я голодна, а это – тяжелый проступок. Поэтому ты приговариваешься к исправительным работам… Навечно!  

Она громко рассмеялась и… в следующий миг уже повалила меня на траву и страстно поцеловала.  

- Ты готов принять волю сурового суда? – спросила она через несколько минут.  

- Всегда готов, моя королева…  

Я будто заново переживал те сладкие мгновения. Всё было так ярко и сочно. Так правдоподобно, словно я снова там… Танька…  

ш-ш-ш-Ш-ШШШШ…ХЛОП!  

«Танька… Т-а-н-ь-к-а? Это кто? Или что?» Слово тревожило меня – как будто я забыл что-то важное и не могу вспомнить, что именно. Впрочем, непонятное беспокойство скоро ушло, чтобы превратиться в расслабленную апатию. Накатила сонливость. Я медленно качался в моем импровизированном убежище, и этот ритм убаюкал меня окончательно. Мне приснился отец.  

- Сынок, подай мне нож… Да! Вот тот, широкий… Спасибо, малыш!  

Отец долго обещал мне сделать саблю, но большую часть его времени забирала работа. На нас с мамой времени было очень мало. И, приходя, домой, он старался уделить нам как можно больше внимания и ласки. У меня был хороший отец. Был… Однажды он не вернулся с работы, чего не случалось никогда. На следующее утро мать отвела меня в садик, как обычно. Но вечером меня забрала не мама, а тётя Стася и повела в «Сладкоежку».  

- Мама подойдёт попозже. У неё дела и она попросила, чтобы я сегодня забрала тебя  

Мы пили молочный коктейль, ели заварные кольца, политые шоколадом и земляными орехами. (Вкуснятина!). А я рассказывал тёте о том, как подрался с Женькой из-за того, что он забрал у меня большую машину-камаз… Всё было, как обычно, только тётя почему-то молчала. Только подливала мне молочную вкуснотищу и гладила по голове. Потом мы долго гуляли оп парку и смотрели на уток и рыбок… Только поздно вечером мама забрала меня. Одна.  

Но до этого было ещё далеко. Сейчас отец был рядом и уверенными движениями снимал тонкую стружку с готовой, как мне казалось, сабли. А я прыгал рядом в нетерпении.  

- Дай саблю!  

- Подожди, она ещё не готова. Ещё чуть-чуть…  

- Ну да-а-а-а-й!  

Тонкие завитки стружек падали на пол, образуя причудливые узоры.  

- Подожди немного, непоседа. Осталась мелочь. Ты же не хочешь ходить с плохой саблей? Нет? Вот и ладно.  

Он взял правильный камень  

- Сейчас я наточу нож, и доделаю саблю. Ты получишь свою саблю. Ни у кого такой не будет! Только у тебя…  

Ж-ж! Ж-ж! Ж-…ш-ш-ш-ш-ШШШ! ХЛОП!  

Я переживал свою жизнь заново. Я вспоминал первый поцелуй и первую ссадину, наши мальчишечьи шалости и игры, сестру, мать друзей и врагов. Вспоминалось в мельчайших деталях, которых я даже не помнил раньше: вкус сердцевины лопуха и холод болотной воды, когда мы ловили тритонов; пропоротая гвоздём рука пульсировала болью, а мамины руки снова были рядом – такие тёплые и нежные. События неведомым конвейером проходили через меня и… исчезали из моей памяти со странными хлопками. Из меня словно сливали отработанную жидкость, мыли и наполняли чем-то новым и непонятным. Спокойствие и свет – единственные доступные понятия, которыми можно описать мои чувства (если их вообще можно описать.). Постепенно я впадал в странное оцепенение: меня уже не волновало где я. Остались только ощущения.  

Я вспоминал. Я жил… и забывал.  

Сколько прошло времени? Я не знаю – чувство времени улетело куда-то в неведомые дали и возвращаться, по-моему, не собиралось. Из блаженного оцепенения меня вывели странные события: жидкость, ставшая уже привычной, куда-то исчезла. Я возмущённо заворочался, и начал толкать податливые стенки. Безрезультатно. Пару раз меня ощутимо тряхнуло, затем наступило затишье. «Сейчас, сейчас. Уже пора, маленький. Сейчас…». Кто это говорит? Я уже слышал слова в своей голове. Но раньше они несли покой и нежность. Теперь в них было ожидание и тревога. И еще что-то, чего я понять был не в силах. Потом стенки моего убежища плотно сжались.  

Это было ужасно: стенки не просто ДАВИЛИ, они ВЫТАЛКИВАЛИ меня куда-то. Было больно и страшно. Больно и страшно…А ещё звуки – кто –то страшно кричал там…куда… меня… толкали… Страшно… Больно…  

Прошла вечность. А может две вечности. Я почувствовал страшный холод и…  

- А ВОТ И НАШ МАЛЬЧИК – ЖИВОЙ И ЗДОРОВЫЙ…  

«Не-е-е-е-е-т», – хотел закричать я.  

Вместо этого вырвалось гневное: «А-а-а-а-а-а-а»…  

- Ну вот и наш мальчик – живой и здоровый! Посмотри, милая, какой он у тебя красивый!  

- Да..йте его мне… Саша… Сашенька…