Какой-то тип, ужасный и беззубый,
Несущий вздор и, в сущности, безумный
Чего-то пел, чего-то танцевал,
На королевский ужин приглашал.
Я что-то мямлил, что я, мол, простужен,
К такой-то маме сдался этот ужин,
А он учтив был и играл трезубцем
И выглядел совсем уже безумцем.
Стояла осень. С каждого двора
С охапками роскошных жёлтых листьев
Нам путь перебегала детвора.
Их мордочки, собачьи или лисьи,
Светились от энергии и сил.
Меня ребёнок чуть не укусил.
А я был слаб. И слушал между делом
Невнятные безумные слова.
Он рядом шёл и колыхался телом,
В нём смысл, как свечка, теплился едва.
Внимательно взглянул я на него -
И больше я не помню ничего.
...
Мы знать не можем, что нас опрокинет,
Когда и как до слепоты обнимет
Иной порядок новых величин.
И не найти ни следствий, ни причин.
Я был на ужине. Подвыпившие люди
Внесли меня, как лакомство, на блюде.
Я был приятно даже возбуждён,
Когда сидящие, так благостно взирая,
Заказывали пиво и боржом,
Салфеткой губы смачно вытирая.
И люстра у меня над головой
Висела, словно полдень золотой.
Я вспомнил детство. Ручейки, капель,
Кораблик из обломка пенопласта,
Летящий по параболе портфель -
Весеннее чудесное лекарство
От горестных волнений и забот.
Сосулька – вдребезги. И, значит, всё пройдёт.
Поплыли стены. Сдвинулись столы.
Посуда горами заполнила углы.
И я уже не блюдо, я – танцую
С какой-то дамой в праздничных шелках,
И я, должно быть, дьявольски рискую
Коленцем ошибиться впопыхах.
Но мне, однако, дьявольски везёт,
И танец нас куда-то вверх несёт -
На свежий воздух, в ласковую морось...
Один момент, позвольте, я умоюсь.
...
Стояла осень. Листья под дождём
Из жёлтого окрашивались в бурый.
Природа пузырилась, как боржом.
Две женские неясные фигуры
Ругались у подъезда. Я сидел
В беседке с протекающею крышей
И на листву рассеянно глядел
И шелест капель над собою слышал.
...
Я повзрослел почти на десять лет.
Я вижу сонный, негасимый свет,
Я слышу речь, лишённую значенья.
Прозрачный танец, серый, жалкий вид...
А дождь всё говорит и говорит -
Как будто в этом смысл и утешенье.