|
|
Два космонавта пожимают друг другу руки
И говорят: здесь будет граница.
Я выстрою дом на этой части пустыни.
А я обоснуюсь под этими странными сводами.
А если кого-то подмоет подземными водами,
Он сможет у другого остановиться.
Только помнить: в гости – с предупреждением,
Иначе это частной собственности нарушение.
Жаль ещё, здесь не показывает телевизор.
А на записях только Пресли и Визбор.
Но можно играть в шахматы по переписке.
А в запасах немало виски.
А ещё здесь есть говорящие растения:
С ними можно поболтать, но они ухудшают зрение.
И надо всё-таки помнить: мы враги
И просто ожидаем подкрепления.
Они расходятся в разные стороны
И каждый пишет письмо жене:
«Дорогая Оля,
Похоже, меня убили на этом чёртовом поле.
Командование допустило ошибку,
И вся наша армия уничтожена.
И мне – ты не поверишь – кажется,
Что я на пустой планете,
И нас только двое на свете:
Я – и этот вражеский американец.
Я даже не знаю как его зовут.
И мы оба чего-то ждём.
А где ты – я даже не знаю.
Прости, дорогая.»
И второй:
«Хэлоу, Мэри.
Я в такие вещи не верю,
Но здесь творится что-то странное.
Наш отряд накрыло фугасом.
Капитана убило сразу.
Я потерял сознание.
А сейчас я нахожусь в странном месте.
Рассуждая логически, меня тоже убило.
Но сейчас рядом со мной этот незнакомый русский,
И на небеса это не похоже.
Но я знаю: я мёртв.
И он, видимо, тоже.
Это совершенно не страшно. Меня только удивляет,
Почему я не вижу родителей и деда.
А еще здесь лето.
Я тебя люблю, дорогая.»
Они одновременно заканчивают писать,
И каждый встаёт с земли.
На их сверкающих круглых шлемах
Отраженье зари.
В жёлтом небе медленно летят журавли.
Земноводными лапами ночь заслонила созвездья,
Расстояния свернуты, время застыло внутри.
Эту темь не продышишь – надейся теперь, не надейся.
Жмурь до боли глаза и на брызги цветные смотри.
Несклоняема музыка, речи глагол неспрягаем,
Кровоток на спиртовке усилием воли согрет.
Грянет вещий огонь из Куста, мы его не узнаем.
Даже если когда-нибудь в мире наступит рассвет.
Надушившись спозаранку
И глаза подкрасив тонко,
Шла по шпалам китаянка,
Нарядившись под японку.
Лёгкий шёлковый юкату,
Серебристые драконы,
И любовь её за плату,
И гремящие вагоны,
Шум железа и движенья,
Запах дыма и похмелья,
На губах – оттенок жженья
От вселечащего зелья...
На заре морозно было,
Стыло небо с гулким стоном,
Ласку женщина спешила
Отнести другим вагонам.
Я не сержусь! Нисколько не сержусь!
Мне стало вдруг невероятно грустно,
Но эту грусть я прячу не искусно
И потому сердитою кажусь.
Я не грущу! Ей-богу не грущу!
Я лишь на миг задумалась и только
И тут же слезы набежали горько,
Но их в одну минуту укрощу!
Не плачу я! Не плачу, что за блажь!
Не надо делать из меня паяца!
Пусть плачут все, а я хочу смеяться!
«Я вся в слезах» – какой смешной пассаж!
Я не смеюсь! Да полно, не смеюсь!
Да и других смешить не мастерица…
Я не смеюсь! Я начинаю злиться…
И вот по новой всё кружится пусть.
Любить и ждать, от жажды изнывая,
Любить и петь, забыв себя саму,
Любить, имен других не называя,
И верною быть только одному,
Прощать и жить, терпя свои напасти,
Просить прощенья, вознося мольбы,
И радоваться выпавшему счастью,
И слезы лить от проклятой судьбы,
Вести баланс довольства и досады,
То замерзая, то горя в огне…
Зачем, я не пойму, мне это надо?
Но, видимо, зачем-то надо мне…
Прямо так: налегке, без билета,
В электричке лихой из Весны
Я приехал на станцию Лето,
Где купаться бегут пацаны.
Здесь пруды, как огромные рыбы,
Чешуёй мелкой ряби блестят.
К ним пуститься вприпрыжку с горы бы,
Разогнав беззаботных утят.
Тропка под ноги кинулась резво,
Через лес потянув за собой.
И шатаясь, от счастья нетрезвый,
Я вошёл в васильковый прибой.
Ливнем травы причёсаны в поле,
Сушит солнышко сельскую глушь,
Словно пёс, наигравшийся вволю,
Ветер воду лакает из луж.
В небе радуга бабочкой дивной.
Вот поймать бы такую сачком!
Не спеша самолёт реактивный
Тянет нитку свою паучком.
Покидать это Лето так жалко!
Но прошу я, пожалуйста, вслед
Накукуй мне, лесная гадалка,
Много-много таких ярких лет!
Прошлых мгновений минуты
Камнем сползают с души.
Моль поедает путы,
Бог затупил палаши.
Нет ни награды, ни мести
Только забвения свет
Тускло мерцает в предместье
Прожитых глупо лет.
Видно давно смололи
Мысли мои и дела,
Но ни муки ни соли
Доля мне не дала.
You will appear again (from the poems of cat Vas’ka)
You will appear again;
And all that I’ve lost will come back,
And all that I’ve known will be gone:
Deep well of my cat’s thoughts,
My troubles, my sacrifice -
A sweet soul of a dead bird;
A bright spark in the middle of a night,
And warmth of a fireplace,
And softness of a rough rug;
In smoothness of your knees,
Still, fluffiness of my fur;
Your fingers in my ears -
You know the best way
To make me purr, dream;
And all that I dream of -
To die in sleep at your side.
Ты появишся вновь (из стихов кота Василия)
Ты появишся вновь,
И всё что я потерял вернётся,
И всё что я знал забудется:
Глубокий колодец моих кошачих мыслей,
Мои тревоги, моя жертва -
Невинная душа мёртвой птицы;
Яркая вспышка посреди ночи,
И тепло камина,
И мягкость грубой подстилки;
В гладкости твоих коленей,
Всё же, пушистость моей шерсти;
Твои пальцы у меня в ушах -
Ты знаешь верный способ
Заставить меня мурлыкать, мечтать;
И всё о чем я мечтаю -
Умереть во сне прижавшись к твоему бедру.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...840... ...850... ...860... ...870... ...880... 882 883 884 885 886 887 888 889 890 891 892 ...900... ...910... ...920... ...930... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|