Махровая даль спит и видит волшебные сны,
Косым голубиным дождём невесомо укрыта,
Там вьётся река из далёкой-далёкой страны,
Такой же далёкой, как детство, такой же забытой.
Там замки, как мудрые старцы, с особой душой.
Недремлющий страж с золотыми глазами дракона...
И в росплесках звёзд небосвод голубой-голубой,
И так непривычно от их неумолчного звона!..
Рыбацкий причал – обветшалый, разрушенный мост,
И ласковый воздух пропитан цветущей сиренью,
Дул ветер с востока и сказку волшебную нёс,
Колдуя на стенах отброшенной городом тенью...
Превозмогая гору за горой,
Оставив за спиной орлиный клекот,
Ты проходил. А мне хотелось плакать,
По-бабьи выть, схватить тебя за локоть,
Пойти с тобой, и умереть с тобой.
Но я не умерла. Или воскресла?
Теперь я и сама уже не помню.
И мы давным-давно подобны камню,
И мир наш превращен в каменоломню,
И нет нам на земле другого места.
Солнце гладит плечи, грудь, бедро,
Поцелуем обжигает нос.
Мы вчера прогретое «Бордо»
Охлаждали россыпями рос.
Чёрная собака – мой ковёр.
Белым отливает утром плёс.
Этот август – подлый сутенёр –
Заглянул мне в душу. И всерьёз.
Лето сладко на закате дней
Нежит и катает на волнах.
Ты люби, мой сказочный Эней,
Как меня любили только в снах.
Мартин – столяр.
Он строгает доску, гладит рубанком
И вырезает тонкое кружево из
Столетнего дуба.
Смотрит в окно.
В окне прекрасная Ильзе плетет
Тонкое кружево, колет крючком
Указательный палец.
Краешком глаза
Мартин посмотрит и спрячет
Взгляд под густую
Тяжелую челку.
Ильзе плетет
И улыбается Мартину,
Эдварду, Густаву, Эрику
И четырем рабочим из Кельна.
В двери стучит
К Ильзе заезжий торговец.
Просит ночлега,
Дарит ей красное платье.
Мартин не спит,
Точит топор, так
Что волос на части
Неравные режет.
Вот он идет с топором,
Рубит и рубит
В щепки свои кружева –
Разлетаются махом.
Мартин уходит домой,
Воет и смотрит в окно.
Бросил топор на кровать,
Мартин не видит покоя.
