|
.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
(Виктору ПЕЛЕНЯГРЕ, на следующий день после его Дня Рождения)
«Там человек сгорел…»
Под утро лёг… Вдруг сердце – ёк! – Проспал, Витёк, Я твой Денёк!
Из недр извлек Твой фейс, Витёк: Кепь… козырёк… В глазах – упрек: «Д е н ё к – истёк…» . . . . . . . . . . . . . . .
(Я наотрез скажу, Витек: Пойми (без шуток-подоплёк), Что старость, это – самотёк: Согрел чаёк, Сходил в ларёк, Вскрыл пузырёк, Съел сухпаёк, Присел, прилёг… Опух, отёк…) . . . . . . . . . . . . .
...И невдомек тебе, Витёк, Что где-то – одинок, далёк – В окне всё меркнет огонёк, Там – догорает фитилёк, И остывает камелёк, В нем – дотлевает уголёк…
Там Юрик встал и – снова лёг.
.
Д. М.
* * *
Уеду к чертям, бросив дом и работу, Начну заниматься любимым бездельем, И больше не буду бухать по субботам, А буду спокойно бухать всю неделю.
В моей деревеньке народ пенсионный, Копаются в грядках, рыбачат на речке… Не ходят лет сто в этот край почтальоны, Хотя есть чудак по фамилии Печкин.
Конечно, встречать меня выйдут всем миром, А я по приезду им выставлю ящик И стану на время застолья кумиром, Не дутой звездой, а своим, настоящим.
Здесь люди простые и малому рады, Расставим столы вдоль по улице главной, Стаканы, закуска, нам много не надо, А яств заграничных с вином и подавно.
Капуста и сало – и вкусно, и сытно, Картошка и хрен, животворный до дрожи… И так, постепенно, дойдём мы до литра, А после повздорим немного, быть может.
Потом разойдёмся в борьбе за свободу, Всегда после водки на подвиги тянет… И день я закончу, дав Печкину в морду, В кустах под забором в глубокой нирване.
Стряхнув остатки мутных снов, Отдёрнул занавеску. Решив, что по утрянке мне Проветриться пора. Открыл пошире в мир окно... Войной пахнуло резко. Сегодня запах посильней, Чем вечером вчера.
Руками сжимая цевье копья Пересвета, каждый уперся в свое. И – выхода нету.
И целясь друг в друга за то, что родины святы, херачим друг друга легко, Победы солдаты.
А публика делает ставки на тех или этих, и бегают стаями шавки по скользкой от крови планете.
Я вас убью. Терпенья больше нет. Который год не заживает рана... Вы боль моя. Позор. Вы жажда, Анна! Быть с вами пытка. А без вас – вдвойне. Я к дьяволу тянулся. Не к кресту. И не щадил себя в кровавой драке. Но смерть не шла: меня искусству шпаги Учил неподражаемый де Ту. Проклятье! Кто теперь у ваших ног? Я вас убью. Почти собрался с духом. Схожу с ума, миледи. После Шлюхи Все женщины – прокисшее вино. ............................ 30 лет спустя Седьмой десяток разменял, А был когда-то третий. В ту пору я остался цел Без видимых причин. Неумолимо сквозь меня Летят десятилетья, Отображаясь на лице Лучинками морщин. Осенний вечер. Тянет спать. И дождь стучит по крыше. Не успокоить даже сном Тупую боль в душе. И я тебя опять... Опять! Люблю и ненавижу. А, впрочем, слово здесь одно Излишнее уже.
Д. М.
* * *
Мой Кай, прими для бодрости стакан, Живи вовсю, пока в порядке печень. Застыл под елью снежный истукан И думает, наверное, что вечен.
Козы́рный туз в колоде зимних карт, Колдующий ночами по привычке. Но мы-то знаем: на подходе март, А он расставит точки и кавычки.
Здесь не задать с испуга стрекача, Заноют разом скованные раны, Начнут ручьи безумствовать, журча, И мат поставят снежному болвану.
А ты, мой Кай, свободен и здоров, Твоя стрела стоит на цифре восемь, Есть время наломать немало дров, Ведь далека, как сказка, жизни осень.
Храня лояльность правилам игры, Ты всемогущ в пределах фотошопа, В твоих руках рождаются миры. . .
Но встань со льда, не то застудишь жопу!
Засмотревшись на тебя, губы жег зеленым чаем. Слов твоих неосторожных колокольчики ловил. Был японский ресторан тишиной не опечален, Даже если мы молчали – получалось о любви.
Как тебя мне научить ловко пользоваться хаси? Этих палочек привычка нескрываемо сильна: Видишь, верхняя тверда и подвижна в одночасье, А другая отстраненна, как молящийся монах.
Ты спокойна и светла, но глаза темнеют к ночи. Отступать уже, похоже, невозможно. И теперь, Ощущая, что вокруг бродит жизнь, меняя почерк, Остается перед жизнью распахнуть пошире дверь…
* * *
Я думаю: смерть – не старуха с косой, А юная дева нагая, Поманит – и следом я брошусь трусцой, Мосты безоглядно сжигая.
Как сон, промелькнёт, обрываясь, за миг Вся жизнь, что зовётся судьбою. И Смерти влекущей прельстительный лик Меня уведёт за собою.
Мы с ней вознесёмся в межзвёздную жуть, Пусть будет полёт тот смертелен… - Эх, жаль, что без тела! – я деве скажу, - Забавнее было бы в теле!
В соавторстве с Арсением Платтом Если надо, страна до скончания эр Будет ждать изменений на карте, Ей уже не забыть драгоценный пример Сыновей, возвратившихся в марте. Натерпевшись веками, ждём дружно чудес, Обернётся быль новою сказкой, Развиваясь, пойдёт резко в гору процесс, И вернётся, ликуя, Аляска. Каждый день, как глоток родниковой воды, Словно солнечный луч в тьме кромешной, Долетит до саванны Отечества дым, И слоны к нам вернутся, конечно. И сольётся в экстазе великий народ, Как предсказано было пророком, Даже тот, кто не в силах ходить, приползёт, Чтоб устами приникнуть к истокам. Мы достойно несём Божий дух во плоти, Как бы тяжко нам ни было утром, И напрасно когда-то на нашем пути Море Чёрное вырыли укры. Раз попёрло, то ждёт нас повсюду успех, Мы любую ухлопаем гниду, Незалежной пора бы признать старый грех: Зря пустила на дно Атлантиду! 2014
Купил ноль семь, на закусь – пончик. Мой зимний день почти закончен, Иду в загул. Пускай к утру опухнет будка... Я так хотел стать Божьей дудкой! Но Он не дул.
Я лишь пытался быть поэтом. И получил сполна за это: В бутылке дурь. Налил в стакан и залпом вмазал... Не дунул Бог, увы, ни разу В мою дуду.
Но, может, вечером воскресным, Когда владыке звездной бездны Не до хлопот, Зайдет ко мне Господь веселый, Изобразит на дудке соло... И подмигнёт.
Страницы: 1... ...10... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ...30... ...40... ...50... ...60... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|