28.12.2007 06:44 «…ибо воды дошли до души моей…» Псалтырь 68:2 опубликовал(а): Татьяна Пухначева ( Puh)
По болоту / Татьяна Грин (tatyanagrin)
Гладкое, как стекло.
Топкое, словно зыбь.
Клюквою обмело –
Будто на коже сыпь.
Нет ни коряг, ни вех.
Мох –
Словно изумруд.
Кутает без прорех
Гнуса гнусавый гуд.
След тягача – чужой.
Свеж ли – не усмотреть.
Ржа залила межой,
Уж заживив на треть.
А под ногой – водой
Чистое озерцо,
Величиной в ладонь
И глубиной в лицо.
Я прошу прощения у автора, что моя интерпретация стихотворения вышла более многословной, чем исходный текст. Но ведь стихотворение и должно быть сжато до предела, я уже не говорю про звукопись, которая здесь изумительно красива. Почему такие простые слова, такой простой ритм, короткая строка производит головокружительное впечатление. Да потому что им, этим простым словам возвращен первоначальный смысл. Надо не обращать слишком много внимания на внешние связки вроде предлогов и падежных окончаний. Это все были вещи, появившиеся в языке позднее, по мере его совершенствования. Главное, – какие слова стоят рядом.
Гладкое твердое стекло моментально создает четкую границу между «здесь» и «там». Мы здесь, а загадочное «болото» там. Замечу, что на протяжении всего стихотворения мы так и не проникаем за эту преграду. Она для нас непреодолима. И отгораживает граница топкую зыбь. Казалось бы, с первых строк возникает своеобразное противоборство двух значений: твердого жесткого стекла и переменчивой колышущейся зыби. Однако стекло по своей физической сущности есть жидкость. Недаром сравнение стекла с водой или волной очень привычно, оно отражает единство сущностей. Так же и здесь, нечто, находящееся за границей, и сама граница составляют единое целое, недоступное извне (значение стекла), несущее некоторую неопределенность (значение зыби) и даже имеющее легкий оттенок опасности (значение определения «топкая»).
И вот тут, очень кстати, возникает «мох – словно изумруд». Я немножко перескочила через весьма интересные строки про клюкву- сыпь, про коряги и вехи, но я к ним еще обязательно вернусь. А пока займемся изумрудом и мхом, потому как это новое качество нашей границы. Мох имеет свойство прятать все, на чем произрастает. Но то же самое свойство приписывается изумруду, алхимики считали его хранителем тайны всех живых существ. Зеленый цвет, объединяющий их, обозначает эту тайну символикой оплодотворяющей действенной силы воды. Более того, я бы добавила сюда еще и спрятанные мхом фаллические символы – коряги и ветки-вехи. Они проникли в текст несколько забавным способом: путем упоминания, что их нет. То есть их НЕ ХОТЯТ видеть. Вот тут самое время перейти к «сыпи».
Хотя явно не упоминается лицо, но все же первая мысль о сыпи связана с лицом. Сыпь в других местах не так бросается в глаза и вряд ли покажется такой же, как клюква, яркой и заметной. К тому же, в конце стиха лицо упомянуть уже прямо. Красная сыпь обычна на лице подростка, и она есть ни что иное, как его пробуждающаяся сексуальность. Это горячими клюквинами высыпают жгучие, запретные мысли и образы, вскипающие в подсознании, как своеобразное самонаказание. К тому же, подобное значение сыпи очень хорошо согласуется со всеми уже упомянутыми смыслами первых строф. Я имею в виду, что запретные мысли обычно прячут. То есть, стараются сделать недоступными извне. Ну, а про то, что подсознание это своеобразная трясина, в которой успешно тонет сознание можно даже не говорить. Как уже замечено, граница для нас непреодолима, и, следовательно, то, что за ней (или под ней) – чуждо. Об этом говорят две следующих строки. Тягач, как вещь из нашего пространства чужой. И он даже не в состоянии оставить существенный след на границе.
Ржа, межа, уж, заживив – сколько же всего в двух строках стелющегося шипящего звука «ж»! Так шипит болотная жижа, потревоженная ногой, и так шипит уж. А вот и он сам лично появился во второй строке. Сразу вслед за межой стоящее «уж» невольно отсылает нашу мысль именно к одноименному с ним пресмыкающемуся, а не к междометию. Но одно из значений ужа, как и любой змеи – фаллическое. Мы, скорее всего даже не осознаем этой подачи. Так же как не осознаем удивительно точно намеченной связи между словами «ржа» и заживлять. Рана, когда она заживает, покрыта ржавой засохшей коркой. Как царапина на металле покрыта ржавчиной. Все царапины, связанные с взрослением, тоже заживут. Хотя становится понятной легкая тень опасности, уже мелькнувшая выше – это предчувствие, что одними царапинами не отделаешься. Подспудное понимание необходимости укротить нарастающие жизненные силы инстинкта, прежде чем познать истинное наслаждение.
Ах, да, я так увлеклась, что сама чуть не утонула в этой притягательной топи. А ведь пора переходить и к последней строфе.
Под ногой озерцо. Ну, я же просто не могу удержаться и не напомнить здесь замечательную сказку про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Вспомните-ка, какое необыкновенное, значение имеет след от ноги. И вода, наполнившая этот след, обладает сильным волшебным свойством. Нога, ладонь, лицо – в этой строфе буквально россыпь наиболее наполненных символическим содержанием частей тела. Чистое озерцо, обратите внимание. Оно зарифмовано с лицом. Да ведь это мы сами смотрим на отражение своего лица в нем, поэтому оно и есть глубиной в лицо. В глубине этой спокойной темной воды мы видим себя. А, возможно, это болото – наше подсознательное – смотрит на нас. Что, по большому счету, одно и тоже.
Комментарии (выбрать просмотр комментариев )
|
ответить