Хрустят крещенские морозы
на переломе декабря.
Народ насупленный, тверезый
ругает снежного царя.
Откуда холод-то собачий
да снег, да лёд, что под ногой?
Про потепленье хнычет ящик,
а тут сибирский геморрой.
Понятно ведь, что им бикини
народу надо впарить, но
в России им тулупы имя
и в полушубочках богини
спешат на танцы и в кино.
На что Европа тратит деньги?
Москва, не ведая, творим!
- Отсель грозить оледененьем
мы будем шведу и иным!
Дрожи, Италия и дале
на юг, где пекло на слуху,-
купите валенки, идальго,
готовьте, мистеры, доху!
Вам завезёт коньки и санки
ИП «Миклухо и Маклай»,
«Мерси!» вы скажете и «Данке!»,
- оледенения подарки
давай, братишка, принимай!
И спорь потом до посиненья,
мороз реален или нет?
Никто про это потепленье
не вспомнит. Разве что, поэт...
В клубном духе акварелей
обретаются иллюзии.
В междувременные щели
смотрят люди, тают люди.
Им не жалко сил природы
на младенческую слабость.
Тратят души, тратят годы:
лишь бы сердце не рассталось
с красотой дыханья света,
с малодушными набатами
по мечтам, пропавшим где-то,
и затравленным когда-то.
В клубном духе акварелей
демонтируется время,
обретаются иллюзии
в безграничных: – Кто я? Где я?
В деревню двинуть, в самые морозы
(Зависнуть в городе, податься, например,
По линии общаги в дедморозы),
Избавиться от городских манер,
Колоть дрова, затариваться водкой
(Приклеить бороду и всюду в бороде…),
Обзавестись мерзейшею бородкой,
Своею…
Господи, нигде
Не замечаем был за мимикрией.
В деревню не стремился. Был неглуп.
Какого чёрта? Деньги ж – небольшие.
Тулуп напялил… А на кой – тулуп?
Ведь всюду засмеют (и недоплатят),
Издёргаешься, станешь нелюдим,
Истерику устроишь (в скобках). Хватит,
Давай начистоту поговорим.
Свою уместность, равно как и нужность,
Свою благополучную наружность,
Свою пустую мнительность, недужность…
А, впрочем, ладно. Просто посидим.
1.
Очень быстро кушать – лопать,
А на «Ха» – дверями...
2.
Врач хороший, это лор,
С буквой «Ха» – опасный...
3.
С буквой «Ха» резная рама
В боковом приделе...
4.
В геометрии есть ромб
И на «Тэ» в сосуде...
5.
Там, где «Бэ» и много лиц,
Там игра такая -...
6.
Капитан заходит в рубку,
С «Тэ» закуривает -...
7.
Для добычи разных руд
Нужен с «Тэ» – огромный...
8.
Получился вкусный очень
С буквой «эС» у Маши...
9.
С буквой «эС» ходила пешка -
То была большая...
10.
Букву «эС» печатал принтер
И как ветер мчался...
1.
Дела у нас пошли на лад,
На букву «Ка» нашли мы – ...
2.
Пусть у тебя язык остёр,
Но «Ка» добавь – зажжёшь...
3.
Я на болоте строил гать,
Не надо «эЛь», не буду...
4.
Я попросил соседку Верку,
Чтобы на «Дэ» открыла -...
5.
Сколько раз смотрел я "Вести"?
С буквой «Дэ», раз этак...
6.
Если в «Гэ» уверен уж,
То берётся он за...
7.
Я, конечно, буду рад,
Если с «Гэ» увижу -...
8.
Сидеть приятно нашей кошке
На том, что с буквой «О» -...
9.
У теплохода есть осадка,
А с «Пэ» – объявлена...
10.
Получив всего оклад,
Сделал он на «Дэ» -...
...вновь из беспамятства пепла, из смертной нирваны
явятся странно-зеркальные строки романа:
«…в мокром плаще на осеннем подбое
вечер проходит, смыкая в заречье
крылья разъятой бульварной подковы…»
и дальше: «…в каждом он просит приюта подворье…»
и фальши не наберётся с горчичное семя,
и загорится, как прежде, закатное пламя,
и пред грозою расколется небо, как темя,
и, как предсказано, всё совершается с нами…
и да исполнится всё в неминучее время!...
Белый сонет
Грунтовкою заветного холста
уложен снег живого натюрморта.
Есть сон вещей... И сны такого сорта
достойны гениального перста...
Снег кровоточит рваною аортой,
и белокровьем полная верста
промерила окрестные места
и бьёт сонет волной по дну и борту...
Сонет – окно на белизне листа,
и белизна, нетронуто-чиста,
ложится снегом с перцем фонарей,
просыпанным с наветренных сторон,
мельканием синиц и снегирей,
белесым оперением ворон...
11.12.09.
Ко мне подходит Cказка серая,
Вздыхает, будто говорит.
Котёнок мой – моё доверие,
Глазастый тихий инвалид.
Порой мурлыкает отчаянно
И долго – с болью наравне.
Она живёт на нескончаемой
Эпилептической войне.
А я в тетради ставлю галочки –
Во сколько, сколько раз подряд…
Листаю медицинский справочник
И подбираю препарат.
Так ищут выхода фанатики.
А ночь тревожна и долга.
Мы снова сдерживаем натиски
Непобедимого врага.
Очнувшись, лапкой умывается,
Глядит внимательно кругом.
Шепчу ей:
- Сказка, зло кончается
И начинается добром.
Что пожелать вам, ваше высочество?
Поболе – Здоровья, любови, творчества!
Что пожелать Вам, Ваше величество?
Того же ещё, но в большем количестве!
А что пожелать вам ещё, королева?
Желаю того же, но справа налево!..
Как много утекло воды с тех пор,
как Вы и я.
Как мы. На пару.
Сдуру.
Плюс милый Эльдемир. Во весь опор
неслись спасать, пардон, литературу.
Аллюром «Три креста», перекрестясь,
летели Вы. А я – надев ярмолку.
И мы неслись.
И были мы, несясь,
безумно сногсшибательны!
А толку?!!
Как много улеглось с тех пор словес
на Word’а лист экранно-электронный,
но множит каждый слог удельный вес
журнала.
Я про наш, одноименный.
Арифис!
Это имя на устах
у поисковиков во всех сегментах,
и лично Google в тысячах постах
журналу признавался в сантиментах…
Но я ведь не об этом, я о том –
о чем – надеюсь – строго между нами,
что после нас останется потом
не только то, что делаем руками.
А то, во что вливаем кровь и пот,
вдыхаем дух и вкладываем сердце.
Все то, на чем стоим, когда за борт
бегут трусливо крысы отщепенцы!
Зашел на сайт, гляжу по сторонам,
и чую то, что чуется так редко:
что, если вдруг захочется, то нам
всегда найдется с кем пойти в разведку!..
Я все не то, по ходу, говорю.
Я лучше Вам скажу при всех, Кристина,
Что Вас ценю, люблю, боготворю!
И чувств таких не знала Палестина!
Короче, с Днем рожденья! Я без здравиц…
Простите, ради бога!
Миф, мерзавец
1. В отмерянной жизнью бочке
Царапаю кружкой дно.
И в книге судеб строчки
Мне тоже твердят одно:
Пора, истекает время!
Пора, наступает срок.
Но смертной тоски бремя
Не надо копить впрок.
Под этой вселенской крышей
Прекрасен дарёный миг.
И пусть никто не услышит
Души обнаженной крик.
Свою наклони бочку.
Последнюю кружку испей.
Достойно поставь точку
В конце отшумевших дней.
Я по колено свят,
по пояс в диком схож.
А выше пояса свобода
по устам струится.
Наверно я смешон,
когда бываю сложен
под черную дыру
желаний и сомнений,
мнений?
Забытая бравада
стремится в обездоленность,
живет во мне, крушИт
постель двурушных тайн.
Вернет меня к тебе
послушная намоленность.
И это будет мой
заветный грустный рай
с прикосновением…
Жизнь – холоднее холодца,
и даже беленькой белее,
круглее круглого яйца
и алой Ленночки алее,
квардатнее, чем сам квадрат
и самолётней самолёта,
и говорливей, говорят,
чем соловьиная Солоха.
Она богаче всех богатств,
родней родни, страстнее страсти,
и явно явственнее яств,
и здоровей ухмылки: "Здравствуй..."
Она начальнее начал,
и всех концов она конечней,
она печальней, чем печаль
и человека человечней...
Она – живее всех живых,
она обиднее обиды
и тем вихрастей её вихрь,
чем за кидок вы с нею квиты!..
Она – певучее певца
и поэтичнее поэта,
подлей любого подлеца,
темней, чем темень после света.
Жизнь жизненней газеты "Жизнь"
правдивее газеты «Правда»,
но опасаясь, не боись
расплакаться, когда расплата
придёт урочно на ура,
и вечнее, чем эта вечность,
сегодня спросит за вчера,
коль завтра жив ещё, конечно.
Что ты молишься,
глядя на эту ночную звезду?
Выдох легких морозит,
кристаллит рукав в слезу,
ведь притворство влюбленной звезды
- твоя совесть и боль,
из кармана часы твоей левой вещают отбой.
Что ты машешь рукой,
навылет простывшим плечом?
Ей «прощай» твоё
вито колючим плющом,
сжатье уст -
разговор был безвестен и жалок.
Она рада, мой друг,
что ты загибаешься. И уезжает.
Эта осень гремит,
свежевышитый шрам и копоть,
эту б осень пропить,
проползти, хоть ползется плохо.
Нас таких – миллионы,
столетья подряд и подряд,
миллионы разрушенных звезд
разбросало по небу в ряд.
Вновь не спит Петербург,
и шумит серебром осина,
не сопит,
не храпит
своим камнем, своей хребтиной.
Устремившихся глаз
тоска постояльца.
Вот еще одна жизнь
повисла на кончике пальца.
. Поэзии.
Плохой и хорошей бумаги
Исписаны горы и тонны.
Любви красоты и отваги
Просторы извечно бездонны.
В папирусах древнего Нила,
На глине в долине Ефрата
Поэзии прелесть и сила,
И всё, что любимо и свято
И рифмы и ритмы любые
Гремели, сверкали, горели.
В душе нашей строки святые
Рождали покой и метели.
Безбрежность пространства и духа
И звон победительной стали,
И нежность легчайшего пуха,
И зовы заманчивой дали.
Даря красоту и забвенье,
Храня чистоту и надежду,
Сметая тоску и сомненья,
Разя подлеца и невежду.
Я знаю, поэзии пламя
Не выжжет ни зла, ни порока,
Но истины тяжкое знамя
Нести помогает пророкам.
Оно сохранит в лихолетье
Зерно чистоты и отваги.
Поможет под дулом и плетью
Борцам обнажать свои шпаги.
В чарующих ритмах и рифмах
Душа человечества вечна.
В грядущих твореньях и битвах
Прекрасное бесконечно.
Исписаны нет, не напрасно
Поэтами горы бумаги.
У жизни нужда ежечасна
В любви, красоте и отваге.
Моим рифмующим друзьям.
Стихи – в любом количестве!
Стихи – в любом размере.
Поэзии Величество
Имеет подмастерьев.
И труд их не оплаченный,
Талантом не отмеченный.
Вселенной предназначенный!
Друзьями лишь замеченный.
О, мастера поэзы,
Вниманьем не согретые!
Их рифмы как протезы,
А всё-таки – поэты!
Сравненья ординарные,
Метафоры бесцветны.
К несчастью, бесталанные,
Но, всё-таки, Поэты!
Стихи – в любом количестве.
Стихи – в любом размере.
Поэзии Величество
Я испил эту чашу до дна,
по счетам расплатился сполна,
и стою – ни двора, ни кола –
в чем маманя меня родила!
А вокруг – пепелище, курган,
словно тут проходил ураган,
на душе совершенно не сладко
и во рту отвратительно гадко!
Разметала меня по камням,
по ухабам, по кочкам и пням,
да прошлась по болезненным точкам:
по циррозу, по гландам, по почкам –
не какая-то вражия сила,
не бацилла меня подкосила,
и не муха меня укусила!
А случился со мной анекдот:
извините за прозу – развод.
Без объявления войны
он вдруг напал на мирный город,
дороги заковав во льды,
насыпав сверху мат и холод.
На крыши сонные сугроб
надел, как шапку мономашью,
и весь народ, как тот холоп
поклоны бьёт под маму вашу!…
В авто где сел, там и вокзал,
в ад поспешаем неторопко.
Нет пробок в городе! Он сам
одна огромнейшая пробка.
Стоим уверенно, мертво,
скрывая от прокуратуры
то ЖЭКа снежное мурло,
то развернувшиеся фуры…
И в колее одной дудят
друг другу вслед или навстречу,
ругаясь, тётки и дядья,
но ехать некуда и нечем.
Как после фронтовых боев
развалы снега выше крыши.
…И лишь детишки на своем
крылатом боге санки ищут!
И то… Бросаю свой «ниссан»
и, как к прилавку, за снежками,
как будто я мальчишка сам…
(Но это, всё-таки, меж нами.)