|
|
Нет времени прожить второй и третий круг.
И чем страшней вперёд, тем веселей и легче.
«Я этого не знал». И застываешь вдруг,
И всё сдвигается, и наступает вечер.
Пока твоя жена тебя не узнаёт,
И недописанная книга догорает -
Ты всё простил, ты двигался вперёд.
И медленный автобус отъезжает.
Я всюду оплошал – и всё-таки прости.
Урок не повторил, не собран был, не гибок.
Но олимпийский свет сжимал в своей горсти,
Шёл по пути особенных ошибок.
Две Вселенные,
Две дороги,
Тело наше как перекрёсток,
Неизменная
Близость Бога,
Но его нам найти непросто!
Мир реальный и
Мир духовный,
Горизонтами оба сжаты,
Тайна дали
Раскрыта словно,
Но «сейчас» перешло в «когда-то»...
Время мнимо и
Всё пространство -
Завихренья огня и тлена, -
Нестерпимое
Постоянство
Смысла тайного у Вселенных!..
03.06.08
-С тобой гуляли до рассвета…
Была простой ты и босой…
Летала в небесах кометой
С красивым именем Ассоль.
Я прикоснусь к струне мотива...
Какой прекрасный светлый звук!
О Боже! Как же ты красива!
Как величава в вихре бурь!
Ты вдохновишь меня на подвиг
И я, конечно, расцвету.
Накормишь сладостью любовной…
Каким стал громким сердца стук!
Как здорово! С тобой порхаю
Средь пышных облаков мечты.
В реальности земной не знаю
Столь многоликой красоты!
- А я нечаянно подглядела…
Земная жизнь во всю кипит!
И восхитилась снегом белым,
Тюльпанов цвет меня пленил.
И голова вдруг закружилась
От этой странной глубины.
Как больно падать… Где же силы?!…
Остались в недрах синевы.
Но на траве средь рос и маков
Мне будет весело гулять!
Покинуть небо… испугаюсь.
Но сколько можно сказке спать?!
Что делать? Я пока решаю…
-Тебя, Любовь, давно там ждут!
Сердца для ласки открывают...
-Ну всё, решилась! Я – иду!
Ходил по свету белому юнец,
Красы неописуемой... С восторгом
Носил фальшивый, призрачный венец,
Слыл баловнем судьбы и недотрогой.
Спешил он любоваться красотой
И зеркало носил напоготове.
Вдруг, что-то скажут мальчику не то,
Он тут же самомненье восстановит.
Решив, что всё в порядке, вновь в футляр
Он зеркальце волшебное уложит.
И не перечь ему ни млад, ни стар.
Терпеть он возражения не сможет.
Пытался доказать, что он добряк.
Мол, ласковый и очень даже трезвый...
А тот, кто усомнится, ему враг,
Глупец, тупая бездарь и невежда.
Был родом из народа тот юнец,
Из масс людских, красавец этот вышел.
Простая мать, обычным был отец,
Но мальчик называл себя Всевышним.
Кричал:
-Я – Гений, супер, высший класс!
А вы – людишки, серые, как мыши.
Скорее разбегайтесь по углам!
Когда я бью, молчите, трепещите!
Не смейте же перечить мне, Юнцу!
Я Вас на мясо быстро раскромсаю!
Молитесь мне, что я сегодня промолчу,
А то я быстро ваши кости просчитаю!
Казалось, что вокруг юнцом довольны.
Никто не думал идола сменить.
Хоть ложь и отражалась в судьбах болью,
Но маской чёрный ангел был прикрыт.
Исчадье ада... Море унижений!
Не знал пощады мститель и любви.
Теперь он топчет каждое мгновение,
Желая утопить весь мир в крови.
За что же мстишь, проклятый злобный ангел?
За то, что чувства дивные цветут?
Топтал сердца тяжёлыми ногами,
Но Свет любви, пронзил твой тёмный труд.
К чему юнец такой, никто не знает.
Не ведома история родов.
А он, из пепла ада выползая,
Своею был жестокостью сражён.
Там били беспощадно, хладнокровно.
Жизнь розгами хлестала каждый день.
Плевался, умываясь, чёрной кровью,
Вдыхая с хрипом боли жгучей тень.
Став подлостью, обманом и коварством,
За шрамы свои прошлые карал
Кричащее и плачущее царство,
В сердцах влюблённых истину ломал.
По трупам ходит-бродит призрак горя
И мстит за то, что кто-то мстил ему.
Ложь чествует бесчестного героя.
Но свет взорвёт поющей правдой тьму!
Поднимаясь к лазурным высотам,
О прошедшем своём забывал.
Я всегда был не первым, а сотым,
Мне противен людской карнавал.
Наблюдал я снега на вершинах,
Презирая просторы полей,
Потому что в вершинах вершил я
То, чего не свершить на Земле.
Ледники загорались и гасли
В алом пламени горних костров,
И не знал я: прошёл – то ли час ли,
То ли век…
Видя снежный покров,
Забывал о превратностях мира,
Потонувшего в зле и в скорбях,
Где и душно, и сыро, и сиро,
Где возможно прожить, не любя!
(с) Борычев Алексей
У рыцаря – тюрьма и чай в стакане.
К нему в окошко залетает снег.
Ручная мышка возится в кармане:
Хотя б её не раздавить во сне.
Не брился с месяц. Тосковал чего-то.
Всё грезилась драконья чешуя.
А у других – мечи, приличная работа,
Хорошие доспехи и семья.
И разве дело в огненном закате,
В заснеженной немыслимой стране...
А ты – простой старик в поношенном халате.
«Дракона мне, – всё хнычешь, – Счастья мне».
Товарищ генерал! На фронте – жопа!
В окопах пьют и курят свой кальян.
Надменна Азия, злорадствует Европа,
словенец торжествует, генерал!
Нас не пинает только тот, кто с соской,
но всё равно, никто не пнет мяча,
пороть их надо с меткостью отцовской,
всех… До владивостокского «Луча»!
Предшественник ваш, в красных шароварах,
за каждый гол ложил себе «лимон»,
отбыв свой срок, ни шатко и не валко,
приехал из, потом уехал вон.
На поле страшном нам и мяч квадратен,
но вы на то богат и знаменит,
чтоб убедить, что выход вероятен
для сборной под названием «Зенит».
Вернулись вы, не стали дезертиром.
Что Бельгия? Она ведь, как штрафбат.
Всем стадионным незабвенным миром
мы умоляли вас прийти назад.
Голландец, вы для нас почти что русский,
вы научили бегать, кто ходил
по полю за зарплатой с миной тусклой,
забыв, что был он в детстве бомбардир.
Товарищ генерал! Теперь за дело!
За наш «ГазМяс» не стыдно нам теперь!
Теперь за всех голы забей умело,
закрыв чужим распахнутую дверь.
Мой генерал, а я с последней пулей
за вашею спиною постою,
чтоб вы, как Хиддинг, лавку не свернули,
и как солдат, погибли бы в бою!
Нам все едино, будь вы папуасом,
гуру, шаманом, пройдой, колдуном…
нам …чтоб в финал… С размаху…с лету…сразу!…
Хоть на тот свет… от счастия… потом…
Мне мёртвых по-прежнему жальче живых
В Кузбассе засыпало много
Как высится темень могил дрожжевых
На угольной кухне убого
Мертвее не надо мертвее нельзя
Живых подытожить не в силах
Ведь их словно грязи по грязи скользя
Свалили в осклизлых могилах
Мне жальче по-прежнему мертвых пока
Живые пока не рискуют
На них не подымется чья-то рука
Их чёрной землей зарисуют
Майский жук улетел.
Я шагаю размеренным шагом
В суете злоключений и дел,
Равнодушный к словам и бумагам.
В холодке под землёй
Отдыхаю в пустой электричке,
Вопреки застарелой привычке
С любознательностью не злой.
Изучаю вошедших.
Наблюдаю в упор, с интересом
Двух музейных старух сумасшедших,
Ветерана Афгана с протезом.
И рубля не подам,
И любить, наблюдая, не буду,
Удивляясь, как странному чуду,
Раздвижным зеркалам.
Идёт дорогою вперёд…
Измучен путник.
Тропа ведёт на небосвод -
Ему так нужно.
В котомке странник приберег
Бутылку виски.
Лишь остановками живёт…
Страх раны лижет…
Частенько падает, встаёт
С тупою болью.
Поверив в лучшее, ползёт,
Забыв про колья.
Сквозь ночь безликую бредёт,
Покуда темень…
На ощупь движется.… Пройдёт
Сквозь плен и тени.
Свист плети, горестей размах
Терзают спину…
Конвой свирепый сеет страх,
Сжигая силу.
Кровь на обугленных губах
Свернётся криком.
Пощады неоткуда ждать,
Померкли блики...
Как только вздумает прилечь -
Удары плетью.
Мечтает только об одном-
Расстаться с местью,
Но не хотят отстать они…
Их цель запутать…
Погасли звёздные огни
В порывах лютых.
Тропа не движется быстрей,
Боль глухо стонет.
Слова Любви так дороги,
Но спят в безмолвии...
Лишь остановками живёт
С бутылкой виски...
Найдёт наш путник небосвод,
Хоть путь не близкий.
- Смотри, какая красота!
И сколько чувств в тебе я вижу! -
Восторженно дитя проговорит.
Теплом и лаской взгляд невинный дышит...
Мотив в душе как будто бы парит.
- Обманщик, шут! Твоё нутро я чую
Привычно чернотою до краёв налит.
Ты с беднотой душевной каждый день танцуешь…
Любовь! Реши мне сложный сей гамбит.
- Фу, милочка! Что-то несёт борделем! -
С ухмылкой злою женщина кричит.
- Не знала.. разве падшим жёстко стелят?
Иди отсюда – злобно прошипит.
Я – зеркало. Я отражаю душу.
Что есть в тебе, то видишь и во мне.
Я губка, впитываю стужу
И якорь слёз, струящихся на дне.
Я вдохновение творца, высокий подвиг
И уничтожу горечь всех потерь.
Ты ненавидеть люто меня можешь
Или молится, чтоб закрылась дверь.
Но если ты открыт, душа ликует,
Отдаст всё то, что может подарить.
Любовь и преданность, пылающей натуры
В ладошках принесёт, от горя разбудив.
Когда плюешь в лицо моё, подумай,
Не в отраженье ли своё махнёшь?
Порой глазам увидеть правду нужно,
Да, пелена… понять, не суждено.
Всё чаще закрываем своё сердце
И строим бренный мир для грёз любви.
Любовь – не может жить в неволе. Тесно!
Ведь ей на небесах милей парить
Где нет замков, высоких стен холодных,
Лишь там умеет чувство расцвести.
И стражников не нужно там огромных -
От контролёра нежность убежит…
Когда оправдываешь склоки и упрёки,
Чей адрес приготовлен для тебя,
Становишься друзьям, врагам уроком,
Как быть счастливым, правду не губя.
Когда грехи врагов ты отпускаешь,
Находишь оправдание себя...
Я – зеркало... Правдиво отражаю...
Не обвиняй, пожалуйста, меня.
Я – зеркало. Я обнажаю душу.
Что есть в тебе, то видишь и во мне.
Я твоя губка, впитывающая стужу
И якорь слёз, струящихся на дне.
1.
Положенье я спасу,
Я соперника пасу,
С ним мы равные по классу.
Но не дам пройти я…
2.
Сколько есть у нас лопаток?
Точно столько, сколько ног,
Сколько рук и сколько пяток –
Только две, а не…
3.
Я пляшу и я пою
И от счастья обмираю,
Я теперь почти в раю,
Так как встретил тётю…
4.
Можно видеть красоту
И во тьме, и на свету –
Посмотрите вы на эту
Королеву нашу,..
5.
Вот поели мы с дружком
И попили, а потом
От жары и от работы
Обливаться стали…
6.
Сколько есть в аллее сосен,
Семью семь да семью восемь?
Расспрошу я всю мою
Очень умную…
7.
Шубу мы приобрели,
Будь теперь довольна, Оля,
Только боженьку моли.
Чтобы не было в ней…
8.
К новым часикам привыкла я,
А натура их такая:
Не шумят, а только тикают,
И спешат, а не…
9.
Хотя нам вся работа тока
И непонятна, но близка,
Но есть ещё в лесу далёком
И глухариные…
10.
Есть у ёжика два ушка,
Знаю я наверняка,
А иголке двух не нужно,
Ей хватает и…
Ответы вразбивку: Свету, ушка, Раю, пасу, моли, тикают, пяток, потом, тока, семью
http://arifis.ru/data/works/17869@kyndalini.jpg
Белый Свет
струится в тайне
на тебя
с радужных,
недосягаемых
высот небесных
Жизнь
за жизнью
Смерть
за смертью
лицезреешь
ты Его -
Свечение Любви
невыразимое,
в земных понятиях
практичного ума
И постепенно
всплеск
ответного огня
рождается
в глубинах
естества
и называется
он молнией телесной
а иногда
змеёю искушения
Но вскормленная,
век за веком,
верой,
добротой
и семенами
мудрости святой
она преображается,
а с нею человек
становится, как
Белый Свет
живым сиянием огня
и выражением
Любви Небесной
Убежать... умчать... уехать...
испариться ...улететь...
Отразиться длинным эхом
через маленькую смерть.
Сгинуть к черту, кануть камнем
или пропадом пропасть,
но не надо на века мне,
мне бы надо тонко, в масть…
Чтоб заохали оглобли,
застонали хомуты,
чтоб крикливые оглохли,
повылазили кроты.
Чтобы слово отстоялось,
как забористый первач.
Чтоб Россия, эка малость, -
на финальный вышла матч!
Чтобы щурились богато,
сжав в руках не медяки,
в трехэтажных своих хатах
ветераны-старики!
Я с утра бы погордился
так же, как и ввечеру -
той страной, где я родился,
той страною, где умру.
Но оглядываюсь грустно, -
ну, откуда и куда
от себя сбежал бы русский
в распрекрасные года?
Не по-щучьему веленью,
а по воле и судьбе
мир поставим на колени,
и забудем о себе.
Разбазарим... растранжирим...
что святынями дано,
на похмелие зажилим
грошик, мрачно и темно.
Потому и трудно слово
подходящее найти,
разве только это, снова –
ах ты, мать твою ети!..
Свет и дождь, моя больная скука,
Зуб болит – и некуда спешить.
Входит кошка в комнату без стука,
Лишь она умеет так входить.
Бережно возьму её за лапки:
Нет, не мучайся, не надо танцевать.
Бьются в окна белые булавки -
Это мне буквально понимать.
Из булавок и неточной боли
Сшит мой день, небыстрый и простой.
Ловкий взмах – орешек раскололи,
Посмотри – а он уже пустой.
. Поэзии.
Плохой и хорошей бумаги
Исписаны горы и тонны.
Любви красоты и отваги
Просторы извечно бездонны.
В папирусах древнего Нила,
На глине в долине Ефрата
Поэзии прелесть и сила,
И всё, что любимо и свято
И рифмы и ритмы любые
Гремели, сверкали, горели.
В душе нашей строки святые
Рождали покой и метели.
Безбрежность пространства и духа
И звон победительной стали,
И нежность легчайшего пуха,
И зовы заманчивой дали.
Даря красоту и забвенье,
Храня чистоту и надежду,
Сметая тоску и сомненья,
Разя подлеца и невежду.
Я знаю, поэзии пламя
Не выжжет ни зла, ни порока,
Но истины тяжкое знамя
Нести помогает пророкам.
Оно сохранит в лихолетье
Зерно чистоты и отваги.
Поможет под дулом и плетью
Борцам обнажать свои шпаги.
В чарующих ритмах и рифмах
Душа человечества вечна.
В грядущих твореньях и битвах
Прекрасное бесконечно.
Исписаны нет, не напрасно
Поэтами горы бумаги.
У жизни нужда ежечасна
В любви, красоте и отваге.
___
.
* * *
"Поспели вишни в саду у дяди Вани..."
Песню выводят губы,
В песне – слова не те.
Мне – обнимать жену бы
И целовать детей.
Грянуть: "Поспели вишни!..",
К часу – в метро успеть...
Все, что успели в жизни –
Песню про «вишни» спеть.
.
Осиновый полдень мне сшили, апрельское небо,
Сырую рубашку и в бережной ране топор.
Мне снилось, как я, задирая кальсоны нелепо,
Иду через двор.
И всё-таки соль чьей-то шутки, огонь чьей-то правды,
Колючий, сырой, ноздреватый, раздолбанный снег,
Какие-то избы, беседки, заборы, скамейки, веранды,
И всё не причём, и в снегу умирал человек.
Они поспешили со мной. В этот полдень плебейский
Я был крепче их и на их говорил языке.
Открыл я глаза. Летний ветер трепал занавески,
И синее море качалось невдалеке.
Устав от категорий: «свобода – несвобода»,
Погодой ли, природой – приговорён к нулю,
Тасую карты с горя – колода за колодой,
И снова за «дорогой» – то «ложь», то «не люблю…».
Несчастная Иветта! Счастливая Елена!
Прелестная, Анжелла !.. Как долго буду я
Искать осколок света среди пустых вселенных,
В котором заблестело б: Твоя! Твоя! Твоя!..
А время тяжкой глыбой, чем дальше – тем быстрее
Стремится по спирали туда, где мы – не мы,
Где права нет на выбор, где истина пестреет,
Где выживут едва ли и души, и умы.
…Ты помнишь ли, Мария, ах, что мы натворили,
Когда сопротивлялись упрямым временам?..
Нам, помню, говорили: а кто вы? ...не ворыʹ ли?
А мы в ответ смеялись. Так нужно было нам!
Теперь – другие сроки, в которых одиноки
И ты, моя Надежда, и твой, конечно, я.
Но рок даёт уроки, печальные, как строки,
Что пишут все невежды о тайне бытия.
© Борычев Алексей
Жизнь отвинтила пробку и отменила пост.
За опоздавших робко подняли первый тост.
Ангелы и живые, сели вокруг стола...
Не поднимай пустые, смерть нам не налила.
Каждому – по надежде, светлым – по два крыла.
Только махай пореже, не опрокинь стола.
Лётное время – позже, ну, а пока – живём!
Бродят по миру дрожжи, пенится водоём.
Славная ждёт добыча – жаркий коньячный сок.
Терпкое слово птичье мне щебетать меж строк...
Или молчать и слушать капельную тишину,
Звуки всё глуше, глуше... время идёт ко дну.
Всё покрывает серым слоем придонный ил.
Помнишь, в крови и вере тела Его вкусил?
Вспомнишь ли привкус Бога, древний порядок слов...
Вот и налёт не трогай, это налёт часов.
Белым крылом и чёрным, в небе и под землёй...
Позже укроют дёрном, тихо во тьме сырой.
Но и оттуда слышно пилы и топоры,
Шорох упавшей вишни. Это финал игры.
А режиссёр не верит, вот и умри, сыграй!
Скрипы и стоны двери – это ворота в рай.
Вечно герои пьесы рубят за сценой сад.
Ангелы-стюардессы в небе летят, летят...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...110... ...120... ...130... 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 ...160... ...170... ...180... ...190... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400...
|