|
|
Жара...
Сквозь веки – солнца свет,
Слепящим стеком по глазам
Июля выдох – пламенем дракона...
Гора...
разбитых вдребезги надежд
И пылкости разграбленный сезам…
Извивом зноя плавится Горгона...
Обид, забытых напрочь...
Напророчь?..
В дождинке радугу несбывшегося счастья…
Родной,
Познавшей меру силы и всевластья...
И боль испившей, реками, до дна...
Пустой постели ледяной,
Холодных зим...
Одна...
Один...
В расплаве комнаты повис...
Миражным маревом –
- Родившийся сонет...
Меж « я» и « ты» не точка, лишь дефис?..
Виденье в зареве
Июльского заката,
Как когда-то…
Твой...
Шоколадно-обнажённый силуэт...
Любовь на «бис»?..
Мокрой кисточкой рассвет
Смыл рисунок лунной ночи,
Блеск нехоженых планет,
Искры звёздных многоточий…
Стёр в небесной тишине
Лики знаков зодиака,
И уже не слышен мне
Шепот этих вещих знаков.
. "Деянья витязей поющи Несчетны барды стран моих, Прейдет чрез них в века грядущи Молва о подвигах твоих..." Д. Макферсон . «Поэмы Оссиана», пер. Ю. Левина "15 ОКТЯБРЯ." (Строфа из неоконченного стихотворения, предположительно – коллективного авторства, найденного в ночь с 14 на 15 октября в Царском Селе) "...Кто – уехал, а кто – на дуэли убит, Но – всегда, в этот день – вновь мы – там, вновь – поющи (И седой пионер в центре клумбы трубит): "С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ, АНДРЕЙ!.." – Пушкин, Пушченко, Пущин...".
Закат, чернёной бронзой – на нефрите
Лугов, от жажды стонущих, прилёг…
И одинокий нежный мотылёк,
В отчаянья надломленном зените...
К реке стремился, где в сплетеньи струй,
Кружились белой розы лепестки…
Бессовестно изящны и легки,..
Прохладны… как прощальный поцелуй…
Прекрасны, но, увы, не мотыльки…
1.
У спортсмена дяди Кости
Связки крепкие и…
2.
Закалялись мы и стали
Закалённей даже…
3.
Был у Димы жар, но спал,
До утра, пока он…
4.
Очень нравится на поле
Собирать ромашки…
5.
Было весело на насте
Прыгать нашей дочке…
6.
Подарил кусочек толя
Мне дружок мой лучший,…
7.
Звук воды из крана – кап!
И на липе тоже…
8.
Есть и пряный посол,
И в посольстве…
9.
Не кладите деньги в банку,
Но не верьте вы и…
Вариант:
Не кладите деньги в банку,
Доверяйте вы их…
10.
Затаился мальчик бука
За широкой веткой…
Незабвенное – в сердце пламенем ,
Неизбежное – гостем каменным,
Непришедшее – всё от робости,
Сумасшедшее – краем пропасти,
Нереальное – сказкой радужной,
Настоящее – былью каторжной,
Ненадёжное – малой крошкою,
Невозможное – дикой кошкою,
Независимой, с ветра волею…
…Одиночеством – в чистом поле я…
Только грезится – ночью знобкою,
Рядом прячется – счастье робкое.
А мечта в поту – вечно трудится…
Да и вера есть – значит сбудется!..
...Утонуть навек – в океанах глаз,
Целовать уста – как в последний раз,
Лепестками роз – ложе выстелить,
Ласки искрами, страстью выстрелить,
Изнутри теплом – цвета нежности…
Рисовать любовь… с безмятежностью…
Полуразделись клён и липа в старом сквере
И волглой моросью стекает небо вниз...
Дыханье чувствую, в глазах тону... не веря,
Что ты вернулась, ты нашлась, моя потеря...
Моя любовь, мой нежный ангел, мой каприз.
Ковёр багряно-жёлтых листьев на аллее...
А рядом ты... и чувства тёплою волной...
И серый день осенний, пасмурный – светлее
И даже дождь холодный чуточку теплее,
И сердце греет милый взгляд... и голос твой...
Косичкой струек, серебристо-звонких нитей,
Вплетаясь нежностью в мелодию дождя...
Твой тихий смех , под шелест падающих листьев,
И на губах твоих – жемчужных капель бисер...
Будил уснувшее... в душе... с ума сводя...
Нам ночи мало, раз судьбой налита чарка
Разлуки болью, наш с тобой оплачен приз
Тела в одно слились, сердца горят так жарко,
Огнём любви нежданной, осени подарка...
Моя желанная...
мой ангел...
мой каприз...
У ранней лысины простые оправданья,
Паденье волоса и кожи увяданье...
И только выигрыш по Фрейду – либидо!
В блестящем будущем, свободном от расчёски,
Где все пижамы в санаториях в полоску,
Свиданье с горничной – как схватка айкидо.
У равновесия восточные мотивы,
И Ким Чен Ир, во сне лишённый перспективы,
Проснётся утром, глянет в зеркало, умрёт...
Воскреснет снова на плакатах и картинах.
А мы всё так же кувыркаемся в перинах,
Постельных дел у нас всегда невпроворот.
Но под подушкою в заветном уголочке,
Где спят вибраторы у мамок-одиночек,
Ночуют вечный карандашик и блокнот.
Они не спят, они готовы слушать вздохи
И не мешать нам выкрасть у эпохи
Беспечный час, весёлый день, прекрасный год.
В огромный год несостоявшихся открытий
В последний день хотя б на час остановите
Тугую стрелку в сантиметре от нуля!
И я не знаю что напишется в итоге,
Но я надеюсь, будет время вспомнить многих...
Прими же, Господи, швартовы корабля!
.........................................................
Но нет, постой, я не заполнил две страницы.
Скомандуй времени пока остановиться,
И я такое напишу, что ахнет мир!
Хотя... ты знаешь, лучше я пойду в каюту
С любимой женщиной в последнюю минуту.
.........................................................
Через минуту пришвартуем, командир!
* * *
Отговорила роща золотая,
Давным-давно ни музыки, ни сил,
Но помню хорошо, как, напевая,
Я в ваш альбом экспромтами строчил.
Вы быть моей не захотели музой,
И прокатилась жизнь катком по мне,
Увы, без вас я просто жалкий лузер,
А мог бы Мандельштамом стать вполне.
.
* * *
"...Деревни, деревни, деревни с погостами..."
К.Симонов
Мы были все – дети элиты,
Но мы – никогда, никому
Об этом – о космополитах,
Что съехались на Колыму.
И мама (которая в Грозном
Батрачила в годы войны)
Меня в моем детстве морозном
Учила: "Все люди – равны."
Мы в зону кидали ушанки:
Мороз одинаково жжет –
Будь ты – заключенный, Ушанги,
Иль – с вышки солдатик, Ашот...
И если – нанайца, положим,
Хохол, вдруг – по личности – хресь! –
Все знали: при чем тут цвет кожи? –
Козлы в каждой нации есть.
Таким был я в школе и дома,
И галстук на шее алел;
Рыдал над судьбой Дяди Тома,
И Хаджи-Мурата жалел.
И мировоззрением узким
Считал – всюду "Валенки" петь:
Так вышло – родился я русским, –
Так что ж тут об этом шуметь?..
И от "куполов золоченых" –
В стихах или в прозе – бежал,
Любил я и желтых, и черных...
Любых марсиан уважал.
И, комплексы их уважая,
Учил их язык, этикет,
И, как бы, при них, забывая,
О том, что я – русский поэт.
И все забывали – с азартом:
"Навеки!..", "Друзья – не разлей!..." –
Один лишь был автор – Гамзатов! –
У песни, ведь, про журавлей...
....Но, как-то, из дома – в долину
(А жил я тогда на горе)
Спускаться – за чем-то за винным -
Пришлось мне по летней поре.
Я шел себе вниз, к магазину –
Защитник свобод, бузотёр... –
Как, вдруг – рядом – крик... муэдзина !.. –
И, вздрогнув, глаза я протёр:
Повсюду – в полуденном свете
(Вверху – полумесяц парил...) –
Мечети... мечети... мечети... –
От Выборга и – до Курил...
.........................................
...Короче: однажды – на спуске
С горы, на которой я жил,
Я вспомнил о том, что я – русский,
И больше уже не забыл.
.
Если ветер холодный гонит
За окошком пустые дни,
И по линиям на ладони
Заблудилась ты -
Позвони.
Если небо решило плакать,
А от сада остались пни,
Даже в самую злую слякоть
Вспомнив номер мой -
Позвони.
Если звезды в окне устали,
Не мигая вплетать огни,
В галактические спирали...
Даже ночью... звони...
Звони.
Желтый взлетает лес
до глубины небес,
до головокруженья.
Там в пустоте зеркал
в рамках озерных скал
ищет свои отраженья.
Знаешь, много вина
лучше, чем мало хлеба;
жить, не взирая на
лучше, чем падать в небо.
Облака белый ком,
это наш старый дом,
дверь я в него открою.
Тихо блестит вода,
радугой провода,
видишь? машу рукою.
Осень спит у реки,
осень сегодня в красном;
ждать тебя вопреки
лучше, чем жить напрасно.
Этого дня янтарь
спрячу подальше в ларь,
время придет – достану;
а к зеркалам небес
тянется желтый лес
словно рука к талисману.
Лучше, чем якоря -
парус со дна и ветер;
лучше любить несмотря -
чем без тебя – до смерти.
И то, что звалось матерьялом
И грудой лежало в углу,
Вдруг тихо и трудно привстало,
И в пальцах держало иглу.
Да здравствуют нитка и шило:
В постелях пока мастера,
Оно себя резало, шило
Стежок за стежком, до утра.
И вышло на воздух, шатаясь,
Чуток отдохнуть, покурить,
Смахнуть с рукава всё пытаясь
Торчащую белую нить.
Мне не покинуть заколдованного круга
Где чувства вычеркнуты алчностью невежд
Где Разум сломлен , задыхаясь от испуга
Где обрести не светит истинного друга
Где лишь ожог от испарившихся надежд
Здесь совесть , честь , любовь – ничто не свято
Здесь настоящее – довольно редкий блик
Здесь окровавленность сердец – за счастье плата
Здесь полу-трупом , полу-жизнь – толпе награда
Здесь спазмом в горле захлебнулся боли крик...
Крик тишины , Парализованного стона
Фальшивых «истин» полусгнившие клише
Звериной ненавистью «волчьего» закона
Немым набатом возрастающего тона...
... По перепонкам , мозгу , сердцу и душе !..
Не смей, так оглушительно молчать!
Не смей, швырять мне в душу вспышки-стрелы!
Ведь жгут и... нзят отчаянно и смело,
Две молнии, что яростью кричат...
Два омута, без дна и без предела...
Не смей! Так выразительно молчать!..
Не смей, тебя любить мне запрещать!
Не смей, не допускать меня до тела
На дерзость – злом?.. Ты явно не созрела...
Я вовсе не намерен отвечать,
Когда забавы пахнут беспределом...
Не смей, «в упор» меня не замечать!
Не смей, так осуждающе молчать!
Ведь знаешь , целый день кручусь как белка
Пойдём?.. Расколошматим по тарелке?..
И выплеснувшись будешь обнимать...
Решишь, что всё надуманно и мелко...
Не смей...
так...
оглушительно...
молчать...
Любимым – быть или не быть?
Жить музыкой или оглохнуть?
Любви – связующая – нить,
между Эдемом и Голгофой.
Что хочешь, то и выбирай,
в одном сосуде – ад и рай.
У истерики удар
В пах,
А пощёчины твоих
Слов
Поострее всех земных
Шпаг,
И массивней вековых
Льдов.
Ты в ответ хватаешь мой
Взгляд,
Скулы вряд ли разведёт
Нож,
Знаешь, я уже почти
Рад,
Но по телу только дрожь –
Ложь.
Ты добьёшься своего –
Факт!
Утро снова растворит
Боль...
Начинается второй
Акт,
И для раны где-то есть
Соль.
Я родился в культурной столице страны,
Где бесплатный музей и обжит, и загажен,
Где в торжественной поступи явно видны
Заповедные чувства культурных сограждан.
Я родился и в школу ходил и взрослел,
Обучаясь всему ничему в этой призрачной школе.
Непонятно кому в центре клумбы трубил пионер
(Эпигонам Гандлевского, что ли).
Отличаясь повышенной сентименталь... -
Я стоял иногда, глядя вдаль.
Пионеров свозили в художественный комбинат,
А иные уехали сами
И звонили раз в год заморскими голосами,
И отец мой нетрезво брал трубку и снова: «Алё, Ленинград».
Ничему научился. И всё же стоять и смотреть
В эту даль, в эту глубь – не могу. В эти скользкие вены и жилы.
Мой отец, как ты мог ошибиться и умереть.
Как могло так случиться, что мы ещё правы и живы.
Журавли потянулись на юг.
Жемчугами усыпанный лес…
По ночам от луны белый круг,
Да лишь синяя темень небес.
Ну а днём ни тепла, ни жары,
Только дым желтовато-седой…
И докучливые комары
Не кошмарят весёлой гурьбой.
Ярко тени гранита лежат
На болоте холодном, сыром.
Позабыла про колос межа
И тоскует о лете былом.
Много-много последних опят,
Желтоватые, как янтари…
В небе лёд загорелся опять,
И горит и горит до зари.
…И леса опустелые спят.
Обветшалые спят пустыри.
(с) Борычев Алексей
Пусть ноги в опорках, в заплатах рубаха,
Истерлись до дыр рукава,
Но голову нашу, как дар Мономаха,
Венчает царица-Москва.
Ты скажешь, венец-то утратил сиянье,
Каменья попадали с мест,
И все же вглядись – на любом расстояньи
Горит предначертанный крест,
Не златом червонным, не жарким рубином,
Не лампою в сотни свечей,
Но кротким терпеньем, но жертвой невинной
Но силою тихих речей.
И сколько бы ей не кричали – блудница!
Из жерла распахнутых врат,
За стенами черными падшей столицы
Стоит белокаменный град.
За ревом и лязгом, за звоном тоскливым
Пустых металлических дней
Осенней порою звучат переливы
Со звонниц сожженных церквей.
Страницы: 1... ...50... ...90... ...100... ...110... ...120... 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 ...140... ...150... ...160... ...170... ...180... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400...
|