Свистели бичи над собачьей упряжкой,
И в снег утопали суровые люди,
Безжалостен голод, пустеют уж фляжки,
И нет больше силы… А что еще будет…
Шли двое мужчин, две судьбы и два друга,
И женщина с ними, подруга, супруга,
Терпя все невзгоды Полярного круга
С мечтами о зелени майского луга…
Собака споткнулась, упала в бессильи,
И градом удары посыпались… Тут же,
Как будто расплата за это насилье,
Упала сосна, придавившая мужа…
И нету надежды на жизнь, на спасенье,
Лишь просьба идти… и беречь того сына,
Что женщина носит… И просит прощенья
У Мэйлмюта Кида, за Руфи седины…
И просит его не оставить: для друга
Нажать на курок, чтоб закончить страданье…
А ветер гулял, сосны гнулись упруго,
Холодной пустыни нарушив молчанье…
В безмолвии белом сидел Кид угрюмо,
Пытаясь собрать все душевные силы:
Он думал о Руфи, о женщине думал,
О той, чьи черты ему были так милы.
Теперь между ними преграды не стало,
Ребенок бы Руфи назвал его папой…
Но день истекал… Было времени мало,
А смерть не касалася Мейсона лапой…
И вот, поседев от раздумий и горя,
Отправил вперед он ту женщину. С силой
Поднялся, нажав на курок… В этом море
Вдруг эхо раздалося смертною жилой…
В нем лай был собачий, слышны были стоны,
Бича свист и слезы случайной судьбины…
А сосны, раскинув высокие кроны,
Их гнали молчанием неодолимым…