1.
В коридоре было многолюдно и скученно: ожидали приёма, говорили вполголоса, почти не слушая друг друга, несколько человек, а потому мало кто обратил внимание на высокого и худого гражданина в потёртых джинсах и новеньких белых кроссовках фирмы «Адидас», возникшего среди них.
И впоследствии никто не мог толково пояснить, как именно возник новый посетитель. Одни, те, кто стоял ближе к окну, увидели фигуру, чётко нарисовавшуюся прямо в воздухе на фоне противоположного окна в длинном коридоре. Другие, те, кто сидели на стульях и стояли у двери кабинета, где шло заседание комиссии по изобретательству, говорили о том, что человек этот был среди них и раньше, но никто ведь пристально к нему не присматривался, вот и показалось всем, что он возник.
Но и те, и другие сходились в одном: фигура не шагала, то есть ноги у фигуры в момент её возникновения были неподвижны. Другими словами, она возникла стоя. Более того, у фигуры в руках не было ни портфеля, ни папки, что было самым удивительным в этой истории. Посудите сами. Что делать человеку без бумаг в таком месте? Если человек изобретатель, то неясно, как он мог обходиться без документации, подтверждающей не только наличие у него изобретения или незаурядного рационализаторского предложения или даже нескольких подобных вещей, но и подробного их описания?
Нонсенс, как говорится!
И надо же, как только дверь кабинета в очередной долгожданный раз приоткрылась, словно крыло раненой птицы оттопырилось, и волна спёртого воздуха вынесла раскрасневшегося визитёра в ещё более спёртый воздух коридора, фигура исчезла.
В тот же миг она возникла перед комиссией. Членов комиссии было семеро и, на первый взгляд, все они казались компетентными и уместно серьёзными от собственной деловитости.
- Вы кто? – строго спросил председатель, поглядывая в список с добрыми тремя десятками имён.
- Верхоглядов. – Фигура качнулась вперёд и сделала шажок.
Но тут дверь раскрылась, и в кабинет прошмыгнул седовласый округлый очкарик с огромным потёртым портфелем под мышкой. Ручки у портфеля не было, и изобретатель поддерживал его бечёвкой, накинутой на плечо и продетой под клапан, отчего тот грозил вот-вот быть оторванным, разумеется, лишившись поддержки. Вкатившись, очкарик изумлённо оглядел фигуру у стола.
- А кто… А как вы…
- Действительно, кто вы и что вам здесь нужно? – Председатель сделал акцент на слове здесь, заметив наконец отсутствие у фигуры какой-либо ёмкости для бумаг.
- А ведь очередь!.. Теперь моя очередь! – взметнулся округлый господин, но был остановлен властным жестом председателя.
- Прошу подождать за дверью. Разберёмся!
Седовласый сконфузился и перечить не посмел. Легонько прикрыв дверь за собою, он вполголоса начал бессмысленный в его положении митинг протеста перед другими посетителями.
А Верхоглядов с интересом оглядывал членов комиссии, пытаясь хотя бы в одном из них обнаружить живой интерес к своей персоне. Но лица были каменные. Правда, камни были разными. Здесь оказалась коллекция горных пород, и Верхоглядов различил пемзу, серый мрамор с розовыми прожилками, обсидиан, гранит, песчаник, родонит и габбро. И только на одном лице была едва заметная улыбка.
Верхоглядов внутренне обрадовался и этому.
Рад был и председатель. Он мигом оценил ситуацию и теперь рассчитывал устроить за счёт нелепого посетителя нечто вроде перерыва в работе или лирического отступления в череде рутинных разбирательств безумных идей.
- Мы слушаем вас.
- Я хочу показать вам то, чего ещё никто не видел, – начал под иронический блеск многих проницательных глаз (члены комиссии приняли игру председателя!). О, они тоже были не против немного развлечься.
И тут фигура исчезла.
- Не пугайтесь, я здесь, – раздался голос из-за спинок стульев, и члены комиссии ошарашено и вразнобой оглянулись. Один стул с грохотом упал.
А фигура как ни в чём ни бывало снова возникла перед столом, и с вежливой улыбкой любовалась произведённым эффектом.
- Что вы себе позволяете? – сдавленно проскрипел председатель, а его родонит, отметил Верхоглядов, стал ещё краснее.
- Никто не может запретить мне находиться там, где я пожелаю. Бывал и в Думе на дебатах, и на официальном приёме у Президента. Мог бы и на Луне побывать, но у меня скафандра нет, а военные отказались мне его дать… В Роскосмосе никак не могут понять, что они со мной могли бы и на Марсе запросто побывать в ту же минуту, когда я пожелал бы того! Хотите на Марс? – Могу устроить немедленно. Но не в таком же виде…
Верхоглядов показал на свои джинсы и развёл руками.
- Оставьте свои шуточки, уважаемый, – пришёл в себя председатель. Уважаемый у него прозвучало как «юродивый» или «шут».
- Я не шучу. Я демонстрирую вам своё изобретение, или открытие, если хотите. В шутку оно называется «ПСИХ», то есть «перемещение с использованием хитрости», а всерьёз, с использованием вполне научных терминов, я называю его «ТСМ», то есть «телепортация силой мысли».
В кабинете наступила таинственная тишина, а сам кабинет стал похож на одну из пустот в египетской пирамиде.
- Но где ваша документация? – растерянно выдавил из себя председатель. – Что вы прикажете рассматривать? Как мы можем провести экспертизу и определить, чего заслуживает…
Председатель, очевидно, хотел продолжить: «…чего заслуживает ваше изобретение…», но осёкся. Изобретения-то как раз и не было! Сколько ни смотри на то что вытворяет этот странный гражданин, а ничем иным как фокусом или иллюзионом это не назовёшь!
Он чуть наклонился вперёд, и влево-вправо вопрошающе оглядел коллег, как бы советуясь с ними.
Но те сидели с непроницаемыми лицами, и лишь интеллигентный старичок, лицо которого напоминало вулканический туф с нарисованной на нём лёгкой улыбкой, сказал:
- Хорошо. Уважаемые коллеги, а что, если мы поступим следующим образом. Вы продолжите нашу текущую работу, – слышите, ропот за дверью нарастает, – а мы с молодым человеком уединимся в смежной комнате и составим предварительную беседу. Думается, нам удастся разрулить необычную ситуацию в этой интеллектуальной пробке.
И старичок хихикнул собственному остроумию.
- Ну, что ж… – Ситуация была явно тупиковой и найденный из неё выход понравился председателю. – Так и сделаем!
Председатель облегчённо выдохнул, изобразил поклон и указал на дверь справа от стола заседаний. Тем самым он дал понять, что право на принятие любого решения всегда остаётся за ним.
2.
- Скажите, как вы проделываете всё это? – с дружеским расположением спросил старичок у Верхоглядова, когда они удобно расположились в креслах у стеклянного столика. – Вы гипнотизёр? Ваша работа весьма впечатляет…
Но Верхоглядов не дал старичку договорить. Он молча встал, протянул собеседнику руку, тот принял пожатие – и в точно таких позах они вдруг оказались на площадке среди скал у подножия высоченной горы. Вокруг высились другие исполины, внизу лежал ледник, а стояли они на плотном фирне. Пронизывал ветер. Они находились в тумане (облако? – подумал старичок), солнца не было.
Верхоглядов отпустил руку, выпрямился и сказал, кивком показав на гору:
- Это Джомолунгма. Люблю здесь бывать… Здесь я ближе всего к источнику энергии…
Заметив, что старичок в ступоре, улыбнулся.
- Не верите? Это снег. Настоящий. Мы в Непале. Попробуйте на вкус. – И он протянул ком снега, сняв его с ближайшего скального выступа.
Старичок машинально взял его, смял и лизнул, но тут же небрежно и отбросил, вытерев ладонь о подкладку пиджака.
- Не верите. – Спокойно констатировал Верхоглядов, шагнул и взял старичка под локоть.
И в то же мгновение они увидели перед собой статую Свободы, а за спиной слышен был плеск волн Гудзонова залива. Это потом уже старичок понял про залив, а пока Верхоглядов легонько поддерживал его, а он озирался с широко раскрытыми глазами.
Но вот уже они стояли в потоке прохожих в центре Парижа, у Эйфелевой башни. Сияло яркое солнце, и никому они здесь не были интересны, сильно повзрослевший Волька и непохожий сам на себя Хоттабыч… А потому спустя две-три секунды они уже сидели у знакомого журнального столика.
За дверью с неестественным вдохновением излагал суть своего изобретения непонятливому жюри тот самый очередной, овальной формы очкарик. Впрочем, голос был настолько приглушённым, что нельзя было разобрать ни единого слова, только интонацию и напор.
- Надеюсь, вы убедились, что я не гипнотизёр.
- Да… Но – как? Как вы это проделываете? – Старичок не мог пересилить себя и сказать просто: «делаете», ведь в его понимании это были всего-навсего «проделки». – Да ещё вместе со мной! Как???
Лицо старичка приняло цвет лабрадоритовой побежалости.
- Долгий разговор…
Помолчали. Верхоглядов откинулся в кресле и прикрыл глаза. Ему, видимо, общение с нормальными людьми давалось нелегко. А старичок думал: есть ли у этого удивительного человека родственники? Жена, дети… Это кошмар, иметь папу – летучего голландца…
Старичок взял со столика и начал терпеливо листать тонкий глянцевый журнал, не видя, разумеется, в нём ничего, кроме ярких пятен.
- Долго рассказывать, – повторил со вздохом Верхоглядов, – но я постараюсь тезисно, в нескольких штрихах, – вас устроит?
Старичок кивнул.
- Это случилось неожиданно. Я тогда ещё студентом-физиком был, и меня ничто в жизни так не занимало, как теория единого поля. Как-то я опаздывал на очень важный семинар, где должен был впервые выступить по теме своих интересов. Но троллейбус безнадёжно застрял в пробке. И тут я с такой силой представил, как иду к аудитории институтским коридором, что… оказался у её дверей – и вошёл за одну минуту до прихода профессора.
Верхоглядов перевёл дыхание и вновь умолк, уйдя в воспоминания.
- А может, вам плохо стало в троллейбусе – и вы потеряли сознание…
- Да, но кто из едущих в нём доставил моё тело именно туда, куда было нужно мне? На лбу у меня адрес не написан на случай потери сознания…
Старичок смущённо отложил глянец, сцепил освободившиеся пальцы, отшатнулся на спинку и закинул ногу за ногу.
- А потом был роман Булгакова «Мастер и Маргарита», где…
- Как же, как же! – радостно перебил старичок. – С помощью дьявольской силы там людей из Москвы в Ялту забрасывали!
- Да. – Верхоглядов впервые за время беседы широко и раскованно улыбнулся. Но поверил ли он в успех и полезность своего визита в это странное заведение, и в плодотворность разговора со своим улыбчивым оппонентом?
- Но в романе нет описания такого перемещения, а потому мне самому пришлось добираться до истины.
- Неужто такое возможно? Это же фантастика, причём волшебная, не научная.
- Всё в мире становится научной истиной в момент постижения ранее необъяснимого и ежедневного применения этого в быту.
- И вы хотите сказать, что вам удалось…
- Да. Именно так. Мне удалось. Вы правильно упомянули дьявольскую силу. Дело в том, что наш мир держится на противодействии сил добра и зла. Из добрых намерений были изгнаны из Эдема Адам с Евой, ради того же добра верующие сжигали на кострах инквизиции неверующих, из тех же добрых побуждений нынешнее демократическое сообщество проклятиями и бомбами осыпает неугодные им режимы… В щепы разбив СССР, «свободный» мир дал потом каждой щепке дрейфовать в нужном для него, повторяю – для него! – направлении. Мне же удалось снять это основное противоречие. Силой мысли. В какой-то момент я осознал, что самая мощная сила – это сила разума. Она же и самая быстрая…
- Но как вы пользуетесь этой силой? – в очередной раз изумился старичок.
- А вот именно здесь и начинается самое интересное. Сначала мне для этого нужна была исключительная ситуация и большая концентрация волевых усилий, вплоть до нервного срыва. А потом на помощь пришла теоретическая физика. Путём размышлений и расчётов я получил искомый результат – я добрался-таки до той пресловутой частицы Хиггса, именуемой поэтами от науки частицей Бога, которую до сей поры даже на Большом адронном коллайдере не могут зафиксировать! Оказалось, что в основе мира лежит элементарная МЫСЛЬ, и время её жизни исчисляется тоже элементарными долями времени. В минус 51-й степени! И масса этой МЫСЛИ есть элементарная величина того же порядка. Вся вселенная есть не что иное, как единая информационная система одного единственного Космического разума. Нет, это не мозг в нашем понимании, но только из этой субстанции может сформироваться любой мозг, в том числе человеческий. Причём, учтите, основой мозга не обязательно должны быть белковые молекулы! В космосе есть и другие большие молекулы, например, на основе кремния, серы и фтора, всё зависит от планетарных условий… И любая жизнь – это способ существования больших молекул, способных накапливать, систематизировать и передавать информацию по наследству.
Но мы ушли несколько в сторону. Так вот, сделав такое открытие, я научился задерживаться в разумном состоянии на время, превышающее элементарное. И тут я увидел зелёные глаза. Стоило мне, например, задержаться там, скажем, на сотую долю больше элементарного времени, как у меня возникало устойчивое и долго не проходящее впечатление, вплоть до ощущения, пристального взгляда некоей Сущности, то есть той самой Сущности, которую верующие называют Творцом или Всевышним…
Надо сказать, что я абсолютный атеист, а потому объективно свидетельствую, что ничего сверхъестественного в моих видениях нет. Зелёные глаза – это мои собственные представления об этой некоей Сущности. Вы, многоуважаемый, увидели бы, возможно, нечто иное, более подходящее для вашего восприятия. Но факт остаётся фактом – Бог есть наше представление о Боге, и у каждого индивидуума оно своё собственное. Но и то несомненный факт, что некая Сущность возникает в нашем сознании только в момент нашего полного отрешения от всечеловеческих глупостей, другими словами, только в момент нашего соприкосновения с Космическим разумом.
И ещё свидетельствую: там, в разумном мире, нет ни добра, ни зла; ни света, ни тьмы; ни силы, ни слабости. Сами подумайте – какое противоречие может содержаться в элементарной частице, если она одновременно является элементарным временем, элементарной массой и элементарной порцией энергии? В шутку я такие элементарные частицы называю мыслишками. Вся вселенная состоит из элементарных мыслишек, не противоречащих друг другу… А оно, противоречие, возникает только тогда, как минимум, когда две элементарные частицы вступают во взаимодействие! Но это столь мизерная энергетическая величина, что ею можно и пренебречь… Что я и делаю.
Верхоглядов улыбнулся своим мыслям.
- Зло и добро в полную силу проявляются только тогда, – продолжил он, – когда один мозг, как система идей или идейная неразбериха, вступает во взаимодействие с другим мозгом. Ведь в любом мозге роится безумно большое количество элементарных частиц, атомов и молекул! И все они движутся, ищут оптимальных условий для своего движения… Таким образом, сила добра или зла зависит прежде всего от химической и электрической энергии движущихся частиц. Поди, отдели добро от зла, если они врозь не существуют! И вывод напрашивается сам собой: мир, где появляется обладатель мозга, надменно и безосновательно называющий себя венцом творения, и весьма невежественно – человеком разумным, обречён на нескончаемую борьбу добра со злом. Появление мозга в природе – это первый сигнал старения этого мира, после чего наступает его неминуемая смерть… Мы с вами обречены, милейший, – печально усмехнулся Верхоглядов.
- Но вы!.. – с ещё большим изумлением воскликнул «милейший» старичок. – Но зачем вы пришли к нам? Чем вам могут помочь они, эти люди? – И он ткнул скрюченным пальцем в плотно прикрытую дверь.
У Верхоглядова опустились плечи. Он как-то разом сник и некоторое время не произносил ни звука… Потом пожал плечами.
- Зачем пришёл сюда? От чувства полной безнадёжности… Хотелось хотя бы чуточку отвлечься от горьких мыслей.
- Дело в том, – продолжил он, – что ни в одной из моих задержек в Разуме – о, знали бы вы, какое это райское наслаждение, находиться там! – я не находил никакой возможности остаться там надолго, а тем более навсегда... Человек никогда не станет homo sapiens,ом! – Вот что я понял со всей определённостью, какая только возможна обладателю человеческого мозга. Мы, как природные тела, как части материальной природы никогда не сможем стать разумными существами! Слишком в нас намешано всего, от чего не избавиться никоим образом… И ещё скажу: в одно из моих наиболее длительных проникновений в разумный мир Зелёноглазый строго погрозил мне. Я понимаю, конечно, что и грозящий палец этот, и зелёные глаза – это земной образ, но это в то же время и явный сигнал того, что пришла пора заканчивать мои эксперименты. Не позволит нам Сущий устроить экспедицию на Марс, используя только силу мысли! Я зашёл слишком далеко, а это, видимо, нарушает равновесие в окружающей реальности, вот она и грозит мне, сверкая зелёными очами…
Но возникает вопрос: а почему Зелёноглазый позволил мне постигнуть Сущность? Видимо, он ждёт, ищет более способного человека. Для чего? – Думаю, для того, чтобы ускорить гибель этого устаревшего мира в нашем секторе Вселенной. Каким образом? Не знаю, у меня нет ответа на все эти вопросы.
Одно очевидно: я не способен семь миллиардов людей сделать счастливыми, указав им путь к разумному существованию. А вот лично вас к статуе Свободы или к Джомолунгме доставить – способен! Но от этого свободы не добавится – ни у меня, ни у вас, ни у кого либо ещё на нашей обезумевшей планете. Даже собственная жена поставила меня на учёт в психушке!.. Кто-кто, а Зелёноглазый видит это и вскоре, думается, примет окончательное решение.
Верхоглядов сделал решительный жест и замолчал.
- Какое решение, на ваш взгляд? – робко спросил старичок.
- Есть два варианта. Вариант первый: Зелёноглазый закрывает перед моим носом вход в разумный мир, но даёт людям Земли ещё несколько десятилетий или веков на дозревание их умов; вариант второй: Зелёноглазый, разочаровавшись в людских способностях, в ближайшее время закрывает этот самый окружающий всех нас мир…
- Да… – протянул старичок. – Печальные вещи вы говорите.
И вновь они оба умолкли.
За дверью тот же самый округлый очкарик теперь уже канючил, чуть не всхлипывая, а его изредка перебивали насмешливые и уверенные в своей непогрешимости голоса членов комиссии. Как к этому относился Зелёноглазый, никому известно не было…