Глава 3. 

Уж не помню, кто это сострил, что если бы узы брака не отравляли любовь, земля бы стала раем. Опыт миллионов действительно по преимуществу таков, но бывают и исключения. Очень хотелось попасть именно в эти исключения. 

Женившись на Исабель, я много думал о всевозможных подводных камнях, на которые могла бы налететь и разладиться наша семейная жизнь. Впрочем, иезуиты не плохо потрудились. Моя жена была сравнительно образованной, хорошо воспитанной женщиной, предназначенной «вести дом» изрядного достатка и воспитывать своих детей. Была, правда, неизбежная при таком воспитании и религиозная компонента, но она, так сказать, не выпирала. Ее вера была какой-то не броской и ритуально недемонстративной. Ее можно было и не заметить. По моим представлениям нормальный человек должен быть чем-то занят. Желательно, чем-то полезным. С рождением ребенка эта проблема частично решалась как бы сама собой. Особенно для людей не высокого достатка. Но это не про нас. Нянек у Пола вполне хватало. 

В доме Элизабет моя жена жить не захотела из-за Бетси, которая, естественно, стремилась взять молоденькую женщину под свое доброжелательное крыло. Но не тут то было! Очень тактично моя жена ее покровительство отвергла и показала, что всякие там бытовые премудрости ей достаточно известны. Сначала мы переехали в мой дом на побережье, где я пристроил третий этаж и пару обширных веранд. Купив соседний домишко, снес его, расширил участок, соорудил бассейн и домик для прислуги, в одной из комнат которого обитал Фил. Ненси осталась с теткой, а трое парней плюс четвертый новорожденный, были с нами. Даже при наличии служанки, няни, старенькой бабушки Ло и Фила, исполнявшего роль шофера и вообще – мужчины в доме в мое отсутствие, дел у Исабель хватало. 

Из-за меня пришлось на зиму перебраться в центр, поскольку я снова поступил на работу в университет, и ездить пять раз в неделю было довольно неудобно. Сняли квартиру в весьма престижном районе. У Фила была отдельная комната, но вечерами, когда я был дома, он обычно перемещался в свой спортзал. 

Жена моя занялась благотворительностью. Вовлекла ее в это дело (по моему наущению) жена Джека Коллинза, с которым мы продолжали встречаться раз в неделю за карточным столом. Впрочем, сфера общения наших семейств значительно расширилась. Мы несколько раз были приглашены на прогулки по морю. У них была роскошная яхта. Иногда ходили вместе в театр. Джек и старина Нэд заставили меня поведать всю археологическую эпопею во всех подробностях. Мои попытки утаить свою благотворительную деятельность не удались, поскольку у них была откуда-то информация и об этом. Подозреваю, что от Боба. Их интерес был далеко не абстрактным. Как я уже упоминал, у Джека существовали весьма значительные деловые интересы в этом регионе. Почему-то ситуация с партизанами занимала его чрезвычайно. Кстати, я регулярно получал письма-отчеты от матушки Хуаниты и продолжал финансировать не только кормежку детишек, но выписал им двух новых учителей и доктора с медицинской сестрой. Стоило мне все это кучу денег, но заметного влияния на мое финансовое положение все же не оказывало. И Джек, и Нэд попросили разрешения подключиться к моей благотворительной акции. А какие у меня могли быть возражения? В результате начались переговоры о закупке компьютерного класса и найме еще одного преподавателя. 

Жизнь, которую мы вели, мою жену не вполне устраивала. В отличие от меня, ей нужен был светский антураж и общение. Дело было не только в возрасте. С детских лет она привыкла быть в обществе. Высшем обществе! Она была аристократка, а я плебей. Не обычный плебей, но все-таки! Понимая это, я принимал всякие приглашения на коктейли, вечеринки и т.д. Вот там изыскано одетая Исабель чувствовала себя отлично. Завязывала новые знакомства и купалась в атмосфере … А, бог его знает, как эту атмосферу определить. Ей нравилось – ну и слава Аллаху. Пришлось и нам устраивать приемы. Малоприятно, но переносимо. В этом плане приглашение Клиффорда на вечерний коктейль было обычным и принято нами без всяких обсуждений. 

Этим вечером наши жены были заняты в очередной благотворительной акции, и следовало по договоренности, заехать за ними. Фил остался в машине, а я отправился к месту действия пешком. Выглядело это так. Рядом с раскладным столом помещался специальный бачок с супом. На столе стопка одноразовых тарелок, корзина с нарезанным хлебом и миска с одноразовыми же ложками. Моя жена, миссис Клиффорд и еще две женщины наливали половниками тарелки. К каждому такому столу стояла небольшая очередь мужчин и женщин, порой довольно живописного облика. Получив суп и хлеб, человек садился за отдельный столик и принимался за еду. Никто не препятствовал получить вторую порцию. Молодые люди подносили очередные бачки, хлеб, посуду, убирали опорожненные бачки в рядом стоящий грузовичок. Невдалеке стояла полицейская машина, но никакого беспорядка не наблюдалось. Моя Исабель была тут самой молодой. В скромном темном костюме, серая шелковая рубашка, аккуратно собранная корона волос. Очень серьезное выражение лица. Мне понравилось. Практически все люди в очереди были пожилого возраста. Некоторые очень стары. Много женщин. Много цветных. Много человеческих трагедий. Я тоже стал в очередь, и очень скоро моя милая налила мне супу. Узнала меня лишь в последнюю минуту. Рука у нее дрогнула, и брови взметнулись вверх Кто-то, видимо, сменил Исабель, потому что когда я поднял голову от своей тарелки, она стояла рядом. 

– Ну, как наш суп? 

– Очень не плох.  

Мы молча шли к машине, молча уселись на заднее сиденье. 

– Что-нибудь случилось? – спросил Фил? 

– Печальное зрелище. 

– Это еще не самое печальное.  

Но определять степени печалей человеческих мне как-то не хотелось. 

– А ты уже привыкла? 

– К этому трудно привыкнуть, но разве голодные дети в моей школе – это лучше? Ты же сам говорил, что по статистике ООН голодает и недоедает до миллиарда людей, а миллионы детей умирают от голода. 

Дома мы переоделись и отправились к Клиффордам.  

Народу у Клиффордов было не много. Известная оперная певица спела несколько популярных арий. Потом кто-то, опять-таки известный, играл Шопена. По-моему, мы с Исабель были здесь самыми молодыми. Джеку было уже хорошо за сорок, а его жене, как мне сообщила Исабель, тридцать восемь. «Очень дружная пара». После концерта и ужина многие отбыли. Меня Джек увел в свой кабинет, где уже сидело два, как говориться, почтенных джентльмена. Лицо одного из них мне показалось знакомым – кажется из газет. 

Джек представил меня. Все расселись, и Джек заговорил. 

– Американский капитал, − начал он, − ищет новые сферы приложения. В данном случае речь идет о заброшенных рудниках Сан-Антонио. Согласно докладу наших специалистов, запасы полиметаллов с учетом новейших технологий по их добыче и переработке, достаточно велики, и добыча их с учетом новых технологий и мировых цен вполне рентабельна. Главным в этом вопросе является наличие весьма недорогой рабочей силы, и минимальные расходы на социальное обустройство. Расчеты экономистов показывают, что даже с учетом выплат чиновникам и местных налогов, при разведанных запасах полиметаллов вполне рентабельной работы хватит лет на пятнадцать − двадцать. В сущности, есть только одно весомое препятствие, от возможности преодоления которого будет зависеть наша инвестиционная политика. Это препятствие – местные партизаны. 

Почтенный седовласый господин, которого Джек представил мне как мистера Мередита, начальника инвестиционного отдела компании и вице-директора, обращаясь ко мне, заметил. 

– Вы кормите в Сан- Антонио пол сотни детей раз в день, а мы можем накормить всех детей и еще их родителей в придачу, и, в сущности, наладить жизнь всего города. 

Я насторожился. Уж не принимают ли они меня за болвана, которому можно вешать лапшу на уши о милосердном капитализме? И, словно для того, чтобы рассеять эти мысли, мистер Меридит продолжил. 

– Разумеется, мы должны на этом заработать. Главная проблема, как правильно заметил Джек, это повстанцы. Мы обсуждали этот вопрос, а теперь хотели бы послушать Ваши соображения. Привлекая вас, мы учитывали то участие, которое вы проявляете в судьбе этого города. Мы думаем, вы солидарны с нами: все дети Сан-Антонио должны быть накормлены. Кроме того, став членом команды и владельцем пакета привилегированных акций, вы имеете шанс прилично заработать. Не 3,5% годовых как сейчас, а, по крайней мере, раза в два больше. 

Целая речь. Немного демагогии, но, в общем, все четко. Но он еще не кончил. 

– Вы особо ценны вашими связями, авторитетом среди населения Сан-Антонио и поддержкой церкви, а так же кое-какими связями с повстанцами. Мы, в случае вашего согласия, сможем подключить к делу и вашего приятеля Боба Беренса. Дело может получиться. Прежде, чем выйти на вас, мы, разумеется, все тщательно обсудили и взвесили. Мы даже допускаем, что, наладив дело с помощью наших специалистов, вы захотите уйти, поскольку у вас есть и другие интересы. С пониманием отнесемся к этому. Но на начальном этапе вы − самый нужный человек. Попробуйте! Вы ведь ни чем не рискуете? Нейтрализуйте повстанцев, а все остальное мы сделаем. Заверяю вас, Сан-Антонио преобразится! 

По дороге домой я узнал, что Исабель тоже подверглась определенной обработке. Ее они сумели уговорить. Даже Фил, узнав в чем дело, высказался положительно. 

На совещании у Джека были высказаны следующие идеи: 

1. Вытеснение повстанцев военной силой. Правительство Соединенных Штатов готово оказать помощь оружием в рамках уже подписанного соглашения. 

2. Поручить определенной группе повстанцев акцию охраны и безопасности столь социально ценного мероприятия. Для чего организовать подставную компанию с использованием национальных кадров. 

3. Попытаться договориться с высшим руководством повстанцев, выбрав из них наиболее деловых и образованных. 

4. Организовать контр повстанческие силы на основе социалистических лозунгов. Своего рода охранные отряды, с включением в них представителей местного населения. 

Начать решили с пункта 3. Тем более что все остальные показались мне не реальными. 

Итак, меня пытаются вовлечь в транснациональный бизнес, пытаясь использовать мои благотворительные акции. Обслуживающие меня адвокаты заверили, что никакого подвоха тут нет. Просто большая транснациональная компания с преобладающим американским капиталом выпускает еще один щупалец. Я засел за литературу по данному вопросу, но ничего нового не узнал. Одно несомненно: процесс этот неотвратим, но в принципе корректируем в направлении снижения негативных последствий. А они, конечно же, были. Но других способов оживить этот край сегодня, да и в обозримом будущем, пожалуй, не представлялось. В бизнесе я, конечно, слабак и вообще человек, случайно занесенный обстоятельствами в столь высокие финансовые сферы. Даже если думать обо мне хорошо, то я всего лишь рядовой преподаватель университета с весьма солидным счетом в банке. Что ж попробуем сделать нечто более социально значимое для людей, чем кормежка нескольких десятков индейских детей и раскопки неведомого храма древнего мира. А почему бы и нет? 

______ 

Прилетели мы с Исабель на самолете компании. Встречал нас Боб со своими людьми. Взирал на меня с некоторым любопытством. По дороге домой сообщил, что придется пару деньков подождать, пока он договорится о деталях предстоящей встречи с лидерами умеренных левых, чьи отряды размещались в окрестностях Сан-Антонио. Главная проблема – это обеспечение их безопасности. Тут же представил мне моего секретаря и советника по финансовым вопросам Тэда Самосу. Несколько странное сочетание имен, но подозреваю, что Тэд он только в общении с американцами. По-видимому – доверенное лицо компании. 

– Миссис Исабель! – обратился Боб к моей жене. Миссис – это, видимо, для демонстрации моего нового статуса в присутствии Тэда и внесение корректив в наши новые служебные отношения, хотя формально Боб оставался советником посольства и представителем ЦРУ в этой стране. Интересно, на какой основе осуществлялось его сотрудничество с компанией? Личная заинтересованность? Получил соответствующие инструкции от начальства? Скорей всего комбинация того и другого. 

− Миссис Исабель! В прошлый раз вы просили присмотреть за ремонтом дома. Все исполнено в соответствии с вашими указаниями. − При этом он взглянул на меня, и я не удержался, чтобы ему не подмигнуть. Затем, обращаясь уже ко мне:  

– Вы, наверное, захотите посетить профессора Розенцвейга. Ваши машины в исправности. Мой шофер и двое сопровождающих в вашем распоряжении. Обстановка в столице хуже не стала, но, учитывая новые обстоятельства, меры безопасности повышены.  

Машины въехали сквозь новые автоматические ворота. Боб откланялся. Трое его людей остались. Мы с Исабель отправились осматривать дом, который и впрямь был, что называется, вылизан. Во второй половине дня появились присланные Бобом слуги. Некоторые из них еще помнили Исабель, и она им очень обрадовалась. Вечером Фил отправился по кабакам, а мы с женой – в гости к профессору. 

_____ 

Человек, который пришел на встречу в ресторан, выглядел не броско. Как я потом узнал, это был один из идеологов левого движения в стране, отнюдь не находившийся в подполье. Мне это казалось странным, но размышлять на эту тему я не стал. Отрекомендовался он профессором права Гильямесом. Довольно долго разглядывали друг друга. 

– Вы не спешите?  

Он неопределенно пожал плечами. 

− Мне кажется, мы где-то встречались.  

Потеребив седую бородку и чуть усмехнувшись, ответил. 

− На концерте нашего симфонического оркестра. Если помните, играли Шнитке. 

– Да, да. Вы были еще с такой интересной дамой. 

– Моя жена. И как вам Шнитке?  

Он слегка прищурился. 

– Его первые произведения, которые я услышал – Кончерто гроссо №1 и №2 мне очень понравились. Прекрасен реквием. Но дальше пошло хуже. У меня нет цельности в восприятии многих его вещей. Конечно, новое время – новая музыка, но для меня это больше интересно, чем приятно. 

– А где сказано, что музыка должна быть обязательно приятной?  

В это время кто-то подошел к нашему столику и поздоровался с ним. 

– Конечно, вы правы, музыкальные формы являются в той или иной степени  

проекциейсоциальной, исторической и духовной ситуаций своего времени. Точно так же, безусловно, и то, что мы консервативны в связи с характером нашего воспитания. Мы всегда воспитываемся на прошлом, и понять новое дано далеко не всем.  

- Вы хотели сделать нам некое предложение?  

Профессору принесли кофе и пирожное. Мне – бутылку превосходного местного вина. 

– Вам, наверное, известно, что, попав волею археологических обстоятельств в Сан-Антонио, я в какой-то мере проникся проблемами этого города. 

–О да! С детьми – это, несомненно, благородная акция. Кто это на вас так повлиял? Уж не очаровательная ли Исабель? 

– Позвольте вас заверить, что моя жена лишь впоследствии подключилась к этой деятельности. Впрочем, не так уж это существенно.  

Внезапно он спросил. 

– Кто виноват в смерти Альфреда?  

После милой болтовни вопрос прозвучал довольно резко. 

– Пресвятая церковь местного разлива. В лице ее епископа.  

Он с удивлением взглянул на меня. 

– Вы верующий?  

Я знал, что левые не ладят с местной церковью, так что лгать мне не было никакой нужды. 

– В отличие от моей жены – нет. Исабель встречалась с Альфом. Любви там, пожалуй, еще не было, но человек он интересный, благородный и в положении Исабель их взаимное тяготение вполне объяснимо. У нас возникли проблемы с их отрядом, и я попросил Исабель организовать нам встречу. Записку ее ко мне перехватила настоятельница и сообщила обо всем местному коменданту. Но женщина не виновата. Она лишь выполняла распоряжение своего начальника. Епископа. Вот ксерокс его письма к ней.  

Он внимательно прочел письмо. 

– Вы разрешите его позаимствовать? 

– Конечно. Мы очень заинтересованы, чтобы в гибели Альфа не было никаких неясностей. Заверяю вас, что если бы это сделала не мать-настоятельница, то за смерть Альфреда, за предательство я сумел бы достойно отплатить.  

Он молчал, попивая свой кофе. Я следовал его примеру и прихлебывал вино. 

– Так что Вы хотели нам предложить? 

– Я договорился с одной компанией. Они готовы заняться разработкой ископаемых на заброшенных рудниках. Благо, новые технологии делают это рентабельным. Работу получат сотни и даже, возможно, тысячи людей. Я хочу накормить всех! 

– И дать заработать компании. 

– Это неизбежно. Иначе в этом мире не бывает. Но в данном случае интересы сторон, как я понимаю, совпадают. Мы обеспечим людей работой и заработком. Других путей, похоже, не существует. Во всяком случае, в обозримом будущем. 

– Ну почему же? Правительство могло бы сделать то же самое. 

– Ваше правительство – может быть. Но не это. Но даже ваше правительство, где возьмет деньги? Ведь нужны многомиллионные инвестиции! И вы пойдете на поклон к тем же компаниям. Тогда зачем же откладывать? 

– Сначала они нас ограбили, а теперь мы должны просить у них деньги. 

– Верно. Если есть другие способы накормить людей, развивать экономику – давайте. У меня других идей нет. А цифры детской смертности вам известны не хуже меня. Что же до предшествующего грабежа, то ведь вы испанец! Не хотите ли предъявить счет, скажем, Кортесу или его наследникам? Или своим предкам? Вообще, у вас не возникает желания покаяться перед аборигенами?  

Лицо его посуровело. Кажется, я хватил лишку. 

– И что же вы хотите от нас? 

– Вы, а не пришлый янки представляете здесь интересы социально обездоленных, Я хочу вашего согласия. Охраны со стороны ваших людей от других малоуправляемых группировок. Без вашего одобрения я за это дело не возьмусь. 

– Забавно. Вы предлагаете нам взять под охрану буржуазную собственность. Содействовать процветанию очередной американской компании. 

– Я предлагаю дать людям работу, квалификацию. Создать нечто весомое в экономике, что бы в будущем было что экспроприировать, если конечно вы придерживаетесь той точки зрения, что для построения социализма нужно отменять рынок и переходить к общественной собственности. Наконец, появится рабочий класс, на который только и может согласно вашим теориям опираться левое движение. Особенно в грядущих социальных катаклизмах. Но эти сложные вопросы социального развития вне моих интересов, да и вне моего понимания, если уж быть откровенным.  

Он усмехнулся. 

– И что нам за это?  

Тут я довольно естественно изобразил легкое возмущение. 

– Вы социалист или даже коммунист, борец за социальную справедливость и интересы трудящихся хотите вполне в буржуазном духе что-то поиметь с акции, обеспечивающей народу работу, заработки и в итоге резкое повышение благосостояния? Я ожидал понимания и поддержки. Вы же не правительство? Вам же не наплевать на людей?  

Он засмеялся. 

– Мы живем в сугубо материальном мире, и деньги нам для нашей деятельности ох как нужны! Вы это понимаете? 

– Понимаю. Этот вопрос будет вынесен на обсуждение и, несомненно, решен, если только ваши требования будут лежать в разумных пределах. Можно ли считать, что протокол о намерениях подписан? 

– Все это подлежит обсуждению, но, думаю, в принципе мы согласимся. 

– Позвольте угостить вас этим чудесным вином. 

– Вино действительно чудесное, но цена! 

− Позвольте, самообразования ради, попытаться выяснить у вас, высоко эрудированного человека левых взглядов, несколько интересующих меня вопросов. Если вы располагаете временам, разумеется.  

– Кое-кто из сидящих в этом зале напишет в своих отчетах, что переговоры были, по всей видимости, длительными и трудными. 

– Вас это смущает?  

Он пренебрежительно пожал плечами.  

– Итак, если позволите. Иезуиты, как известно, утверждали, что цель оправдывает средства. Правда, они нигде этого не писали. Цивилизованные гуманитарии энергично протестуют. Маркс, как я знаю, тоже заявил что цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель. Судя по действиям Ваших партизан, тут они, марксисты, с Марксом расходятся. 

– И Ленин тоже. Маркс был все же кабинетным ученым. При том он имел в виду стратегический масштаб. А практика повседневной борьбы с жестоким и абсолютно аморальным противником вынуждает отвечать адекватно. К тому же наши бойцы, в отличие от вас, Маркса столь детально не изучали. 

– С учетом распада СССР и наличия США, на что вы в стратегическом плане можете рассчитывать? 

− Это сложный вопрос. Социализм в СССР носил несколько специфический, вне-марксистский характер. Возможно, это его и погубило. В сущности, система, господствовавшая в России, была побеждена научно-технической революцией, которая выявила большую подвижность, а отсюда и жизнеспособность капитализма и, в частности, несколько неожиданную способность этого строя осуществлять прогрессивные социальные программы. Надеюсь, вы понимаете, о чем я? В нашем движении есть разные течения, − продолжал он. − То, которое возглавляю я, считает, что следует идти социал-демократическим путем. Но у нас на пути всяких реформ и преобразований стоит полудикая военщина, индейские племена. В общем, специфики хватает. До социализма, знаете ли, еще дорасти нужно. И это вполне по Марксу. 

– Другие течения полагают иначе? 

– О, да. Есть не мало таких, которые хотят все и сразу. Ссылаются на пример Кубы. Но Куба выжила только благодаря СССР, которого сейчас нет. Другие левые движения, особенно радикальные, сильно засорены маргиналами, и даже явно криминальными элементами. Они не только не проявляют терпимости к родственным течениям, но порой вообще демонстрируют, я бы сказал, неморальное отношение к жизни. На месте США я поддерживал бы именно нас. Правда, для этого мы должны кое с кем расстаться и изменить некоторые лозунги.  

Допив вино, он встал.  

– Я полагаю, что наше время истекло. Думаю, мы еще встретимся с вами. 

– Вы на машине? 

– Нет. Мне тут не далеко. 

– Разрешите подвезти вас? 

– Спасибо. Это могло бы быть неправильно истолковано. 

– Благодарю за содержательную беседу. Мы могли бы встретиться и просто потолковать о литературе, музыке. 

– Я с удовольствием, однако, поймите: статус кое к чему обязывает. 

Вместе с профессором поднялось и ушло еще четыре человека. Фил вопросительно глянул на меня. Я допил вино и направился к выходу. Заметил, что двое вскочили и вышли, опережая меня. Потом вышел Фил.  

В машине Фил заметил. 

– Я бы чувствовал себя куда спокойней, если бы мог выписать сюда пару своих парней. Как ты? 

– Сделай это.  

– И еще. Если можешь, подкинь деньжат. Я имею в виду чисто личные нужды. 

– О чем речь? Тысчонки хватит? Пока есть у меня – есть и у тебя. 

– Спасибо, Фред. Ты настоящий друг. Кстати, тысяча баксов здесь – это куча денег. Да, Боб просил передать, что вечером придет в гости. Часов в шесть. 

______ 

Ребятня, приехавшая из Штатов на каникулы, носилась по саду, когда ровно в шесть приехал Боб. По дороге к веранде, где Исабель с няней учили Пола ходить, Боб потолковал о чем-то с Филом. Широко улыбаясь, преподнес Исабель какие-то необыкновенные цветы. Поболтав минут десять на вполне нейтральные светские темы, увлек меня в кабинет. 

– Фред, двое моих парней будут у тебя дежурить. Ты уж позаботься о них. Через двенадцать часов их сменят. Для тебя и Фила я принес бронежилеты. 

– Что случилось? 

– Ты, Фред, погнал высокую волну. Кое-кто из леваков, которые никому не подчиняются, но ненавидят Штаты, могут доставить неприятности. Если Исабель сама или с детьми захочет куда-то поехать, то Фил сообщит мне, и я пришлю машину сопровождения. Ты побывал у предков своего Че и Мончиты? Это хороший ход, но для них, я имею в виду радикалов, мало что значит. В общем, заканчивай свои дела и уматывай домой. Дети, надеюсь, уедут на днях. 

Я молча переваривал сказанное. 

– Да, – добавил Боб, – просили передать, что ты теперь заместитель начальника латиноамериканского отдела компании. Тебе и зарплата идет и довольно приличные представительские. Не возражаешь? Это мне передали только что. Еще передали, что результаты переговоров с профессором одобрены. Тебе, возможно, придется еще разок с ним встретиться. 

– Мое назначение в данной обстановке не слишком разумный шаг. Не приведи бог, просочится в прессу. Ты скажи лучше, что делать с экстремистами? Может быть, тоже можно с кем-нибудь поговорить? 

– Можно, но толку не будет. Там все сами по себе и совершенно не управляемы. В очередном интервью прессе не забудь, что ты независимый филантроп. Не плохо бы при случае ругнуть иностранные компании, которые угнетают трудовой народ, и чьи грехи ты хоть как-то стараешься загладить. Кстати, ответственность за твою безопасность на меня возложила и компания, и Ленгли. Но это, конечно, между нами. 

– Послушай, мне не очень приятно слушать то, что ты говоришь. Я ведь действительно хочу сделать нечто полезное для людей! Я вовсе не хочу на этом заработать! Боб, пойми! Мне не нужно зарабатывать деньги! Может быть, Исабель отправить в Штаты вместе с детьми? 

– Думаю, что пока не нужно. Это может произвести нехорошее впечатление. А вот посетить эти два адреса было бы хорошо. 

– Кто это? 

– Престарелые родители двух погибших леваков. Тебе это не впервой. Им, действительно, помочь не мешало бы. Кроме Фила не бери с собой никого. 

– И все-таки, почему столько шума? 

− Политика, большие деньги. Ведь если это тебе удастся, то инвестиции только в первый период составят десятки миллионов. Кроме того, у других компаний появится интерес. Правительство тебя поддержит. С умеренными левыми ты уже почти договорился. Остались эти отморозки. Их не много, но они опасны. Вот статья. Она должна появиться завтра в центральной проправительственной газете. А вот эта – в левой газете твоего друга Гильямеса. Чтобы они вышли, нужна твоя виза. Прочти сейчас, а я посижу с Исабель.  

Статья в проправительственной газете была обширной и основательно аргументированной. Ничего возразить я не мог. «Левая» статья упирала в основном на меня лично. Прозрачно намекала на мои, якобы, дружеские связи с Аьфом. Врала насчет размеров моей благотворительности в Сан-Антонио. Впечатление было странное. Как будто газеты поменялись ролями в смысле партийной принадлежности. Кстати, пора перевести матушке Хуане очередной транш. Теперь, когда денег стало побольше, можно подумать о ремонте фасада и покупке кое-чего из утвари. Не следует забывать, что большая часть населения − глубоко верующие люди. Зашел Боб. 

. 

– Ну, как? 

– В общем, приемлемо, хотя трудно отличить, где здесь левые, а где правые. 

– Статью в католическом вестнике я не принес. Там − сплошные дифирамбы. 

– В общем, трогательное единодушие нации. 

– Н да. Стоило не дешево. И еще один вопрос. Ты «зацепил» епископа. У него старые нелады и с левыми, и с правыми, которые считают его недостаточно гибким. Общее мнение, что старику пора на покой. Но тебе он не простит. С газетой он просто еще не успел сработать, но впредь от него можно ждать всяких неприятностей. 

Мне вдруг пришла в голову мысль, что о своей беседе с Гильямесом я еще никому ничего не говорил, но она уже одобрена, и даже епископ откуда-то знает о переданной мной копии его письма. Н-да. Не зря Боб усадил меня именно за тот столик. Спрашивать бессмысленно. Таковы тут правила игры. Но мог бы хоть предупредить! 

– Надеюсь, ты понимаешь, что я спасал себя и Исабель от очень серьезных обвинений. При случае так и доложи.  

Он не ответил. 

Я долго думал, что говорить Исабель. С одной стороны, не хотелось ее волновать. С другой – надо, все же, кое-что ей сказать, чтобы была осторожней. 

Утром поехал по соответствующим адресам. В обоих случаях нищета вопиющая. Где же друзья, товарищи по борьбе? Дал денег. Устроил в больницу. В каждом доме заставал «племянника». Изругал их за отсутствие поддержки пожилых людей. Произносил какие-то фразы о героях, отдавших жизнь за счастье своего народа и т.д. У «племянников», очевидно, были диктофоны. Мои слова в левой прессе были переданы почти без искажений. Интересно отметить, что правая печать политический аспект моих высказываний просто «не заметила». 

Боб, который, кажется, знал все, что я скажу еще до того, как я рот открывал, все одобрил. Сообщил о поддержке проекта армией. Это было важно, потому что без участия армии в этой стране ничего не делалось. Но удивляться их поддержке не стоило, поскольку почти все вооружение армия продолжала получать из Штатов. 

Вечером мы пошли с Исабель на концерт. Появилась куча родственников и знакомых, которые в ней, ну просто души не чаяли. Сволочи. Где они были, когда девочке, действительно, нужно было помочь. А теперь сплошь улыбки и приглашения. Видимо Боб посчитал наш выход в свет целесообразным. Его люди прикрывали нас весьма плотно. На улице к ним присоединился Фил со своими парнями. Впрочем, Исабель этого всего не замечала. Она просто купалась в слащавом море фальшивых улыбок и своей внезапной значимости. Да сколько ей было лет?! 

Дома нас ждало телевидение. Приехала Люсия. Меня снимали с моими цветными приемышами, к которыми я искренне был привязан. Че в обнимку с Исабель, на руках которой Пол. Старшие сзади, а у ног − Лусия . Это должно было, по мнению режиссера, «разить наповал». 

Поговорить с женой у меня не получалось, но она меня опередила. Первое, что я услышал, когда мы остались одни, было: 

– Фред, я бы хотела жить здесь, а не в Нью Йорке. 

Удивило не только то, что она сказала, но и эмоциональный накал. Чувствовалась какая-то заинтересованность. Отчасти это можно было понять. Кто она в Нью-Йорке? Здесь же совсем другое дело. Но неужели она не понимает, насколько все это малозначимо по большому счету. Мелко. Другие причины что-то не просматривались. 

– Исабель, дорогая, я как раз хотел с тобой поговорить на эту тему. Мои интересы лишь временно здесь. С точки зрения научной – это захолустье. Тут мне просто нечем заняться. Бизнес меня не привлекает. Но главное не в этом. Тут опасно. Опасно в самом серьезном смысле этого слова. Ты ведь знаешь, что некоторые группы обвиняют нас в гибели Альфа. И не просто обвиняют, но собираются отомстить. Мы с тобой, наши дети под ударом. Ведь, сама того не ведая, ты действительно причастна к его гибели. Нам не только не стоит здесь поселиться, но следует поскорей уехать отсюда. 

Она недоверчиво смотрела на меня. 

– По-моему, ты сильно преувеличиваешь. 

– Было бы очень жаль, если бы моя правота стала тебе очевидна ценой какого-нибудь несчастья.  

В это время один из парней Боба доложил, что мне звонил некий сеньор Алонсо и настоятельно просил с ним связаться. Тут же звоню Бобу. 

– Фред, это второе лицо в руководстве правых. Они связаны с местным крупным капиталом и военными. Симпатии этих кругов естественны. Надеюсь, ты сумеешь объяснить, что их поддержка на этот раз не должна быть уж столь явной. Впрочем, мистер Алонсо очень серьезный и мыслящий политик и, несомненно, понимает все это и без подсказки. Он, пожалуй, главный идеолог правых. Весьма образованный человек. 

– И мне обязательно нужно с ним встретиться? 

– Желательно, но без огласки. Просто посети музей живописи и скульптуры, которым он заведует.  

Встреча произошла в одной из задних комнат музея. Элегантный, с седой бородкой и платиновой шевелюрой. В прекрасно сидящем костюме. Начал без околичностей. 

– Наверное, излишне убеждать вас, что мы ваши естественные союзники. − В ответ оставалось только мило улыбаться. – Надеюсь, своеобразие ситуации вам понятно? 

– Разумеется. Речь идет о том, как вам помочь. Гласно в данном случае выступать вряд ли целесообразно, но уверяю вас, что мы употребим все свое влияние в правительстве и среди предпринимателей. Я полагаю, что мир вступает, или уже вступил в новый этап своего развития. Развитие нашей страны полностью зависит от инвестиций. Мощь национального капитала недостаточна, чтобы обеспечить нужные темпы и выдержать конкуренцию. Мы остро нуждаемся в инвестициях развитых стран, в новейшей технологии, в обучении кадров. Главная опасность, по крайней мере, у нас, это люмпенизированные слои населения, маргиналы разных оттенков – главная опора левых экстремистов. С профессором Гильямесом в принципе мы могли бы договориться. За ним значительная часть интеллигенции и квалифицированных рабочих. Их интересы необходимо учитывать в большей мере, но с неуправляемыми экстремистами, живущими идеями начала века, договориться невозможно. В данной ситуации было бы не плохо, если бы они совершили какой-нибудь очередной идиотский террористический акт. Это они умеют, и это могло бы привести их к еще большей изоляции. Мы не должны позволить этим чертовым антиглобалистам помешать развитию нашей страны.  

Помолчали. У меня в голове начали копошиться разные мысли по поводу сказанного. Я кое-что мог бы возразить относительно его проглобализма. Но это было бы неуместно. Однако, гораздо больше меня заинтересовало и насторожило упоминание о желательности очередного теракта. Это уже не риторика. Наверное, нечто подобное планировалось. Но профессор перешел на другую тему, и требовалось внимания. 

– Видел вас на концерте с очаровательной Исабель. Когда улягутся страсти, буду рад принять вас у себя дома. Ведь вашу жену я знаю с детства! Какое счастье, что вы нашли друг друга! А как вам понравился концерт? У нас не плохие музыканты. Соната в классическом стиле Шнитке прозвучала великолепно. 

– Я, знаете, консервативен в своих музыкальных пристрастиях. Современную музыку воспринимаю как нечто неизбежное и даже иногда интересное, но эстетического наслаждения не испытываю. Готов отдать все изыски авангарда за сороковую симфонию Моцарта или Мендельсоновский скрипичный концерт. А как вы? 

– Более полного совпадения взглядов трудно себе и представить. Видимо, мы с вами консервативны, но уж что есть! − Профессор засмеялся. – А как вы относитесь к нашим левым? 

– Думаю, что это отнюдь не привнесенные искусственные образования, как порой выражается ваша печать. С ними порой приходиться бороться, но следует и понимать неизбежность, объективную неотвратимость такого явления. Конечно, в этом движении много психически неуравновешенных людей и просто криминальных элементов, но суть не в них. Там достаточно людей вполне нормальных, отражающих чаяния и устремления бедных слоев населения, обездоленных. Мне кажется, что наступает время, когда богатым странам следует во всемирном масштабе проделать то, что большинство из них уже сделало внутри своих стран. Надо обеспечить все народы мира тем минимумом материальных благ, которые заблокируют революционные выступления. Вчера еще это было невозможно, но сегодня к решению этой задачи следует приступать. 

– В принципе вы, вероятно, правы, но практически такое решение во многих странах – вряд ли возможно. Мы не только ужасающе бедны, но и полудики. Как справа, так и слева. Вместо того чтобы откупаться, у нас порой предпочитают отстреливаться. Идеалистически настроенная молодежь, подстрекаемая своими руководителями, пытается решить сложнейшие проблемы развития с помощью оружия. И порой, при всем уважении к либеральным ценностям, их приходится уничтожать, опираясь для этого на весьма далекую от идеалов либерализма военщину. Как видите, я достаточно откровенен с вами. 

– Что ж, может быть и вы правы. Конструктивно рациональных идей у нынешних левых, по-моему, нет. Это верно. Остается содействовать экономическому развитию в струе глобализации, и удерживать военных от особо людоедских действий. 

Он встал и пожал мне руку. 

– Если бы все представители правящей элиты разделяли наши с вами убеждения! Но я верю, что со временем это произойдет. Если считаться с современными реалиями, то другого пути развития страны просто нет. 

Дома я застал бригаду рабочих, возившихся под наблюдением Фила с входными воротами. Не задавая лишних вопросов, прошел к себе в кабинет и засел за отчет дирекции компании. 

Исабель приехала уже под вечер. Визиты, визиты. Она просто купалась в своем благополучии. В своей вдруг возросшей значимости. Она по-прежнему была очаровательна, но в этой увлеченности мишурой и пустословием было для меня что-то неприятное. Союз американского обывателя и латиноамериканской аристократки начал давать сбои. 

Зайдя через некоторое время ко мне в кабинет, она с некоторым смущением сказала. 

– Фред, я сегодня растратила на благотворительность целых три тысячи долларов. Ничего? 

– Если, действительно, на благотворительность, то ничего. Даже хорошо. Беда в том, что под видом благотворительности тут просто обирают людей, а потом выставляют их же в смешном свете. Мы сегодня этого себе позволить не можем. Пожалуйста, впредь, прежде чем дать деньги, советуйся с Бобом или со мной. 

– Кажется, мне следует несколько ограничить свою светскую жизнь. 

– Пожалуй. Мне трудно понять, что ты в этом находишь? Хотя именно сегодня – это полезно для дела. Впрочем, надеюсь, мы скоро покончим со всеми делами и уедем в Штаты. Здесь становится опасно.  

На ее лице я прочел явное неудовольствие. 

– Почему левые против наших инвестиций? 

– Они ненавидят Штаты, и у них, на мой взгляд, на то есть серьезные основания. Но конкретно в нашем вопросе они не правы. Другого пути развития страны на сегодняшний день не существует. Профессор Гильямос это понимает, а вот крайне левые думают иначе. И поступают соответственно. 

– Но почему? Мы-то, что сделали плохого? 

– Я уже объяснял тебе. Мы в их глазах как бы олицетворяем транснациональные корпорации, этот пресловутый глобализм, против которого они борются. И еще эта история с Альфом. Хочешь, поговори с Бобом. Он тебе объяснит в деталях.  

Она нервно заходила по комнате. Видимо, отъезд в ближайшее время совершенно не входил в ее планы. Зашел Фил. 

– Может быть, Исабель с детьми переночует сегодня в посольстве? 

– А что говорит Боб? 

– Именно это он и предлагает. 

– Ты слышала? 

– Да. 

– Возможно, сегодня ночью они предпримут покушение.  

Фил уселся в кресло перед моим столом. 

– Милая, иди, собери детей, прихвати няню, и уезжайте. 

– Неужели это серьезно? 

– В этих вопросах Боб шутить не станет. 

Минут через тридцать подъехала машина, развозящая пиццу. Ворота были «случайно» открыты. Четверо парней с большими сумками проскользнули в дом. Спустя несколько минут машина уехала, увозя Исабель с детьми. Через некоторое время нам позвонили из посольства, что доехали они благополучно. 

Один из парней Фила долбил асфальт футах в десяти от ворот. Когда совсем стемнело, в большинстве комнат включили свет, а в столовой даже музыку. 

До полуночи ничего не произошло. Один из парней Боба роздал всем тонизирующий шоколад. Мы с Филом одели бронежилеты. Все это изрядно будоражило, но до двух часов – ничего. Я уже начал думать, что на этот раз пронесло. Свет почти везде выключили. Фил разбирался с гранатометом. Я бездумно глядел в ночную темень. 

Рев мощного двигателя раздался где-то часа в три. Фил схватил пульт дистанционного управления и бросился к окну. Я с винтовкой стал у другого окна. Рев стремительно нарастал. Через несколько секунд раздался сильный удар, и ворота распахнулись. Но грузовик успел проехать совсем немного, как слева из под колес взметнулось пламя, и раздался сильный взрыв. Какие-то куски и обломки взметнулись вверх. Со звоном посыпались стекла. Вспыхнуло сразу два прожектора, и при их свете я увидел, как несколько человек побежали к горящим обломкам. Фил схватил автомат, и мы кинулись к окнам противоположной стороны дома. В ночной прицел было видно, как из-за забора перебросили довольно увесистую сумку. Потом с автоматом в руке спрыгнул человек. Я прицелился и выстрелил. Его отбросило к забору. Фил что-то сказал по рации, и я увидел человека, бегущего к забору от дома. Добежав, он наклонился над сумкой и начал что-то с ней проделывать. Потом с трудом перебросил ее обратно. Дальше понять что-либо было уже трудно. Человек полез на забор, перегнувшись, что-то, видимо, сказал, но раздался выстрел, и он спрыгнул обратно. Постояв несколько секунд, спокойно зашагал к дому. Послышались сирены полицейских машин. Почти одновременно с полицией прибыло телевидение. Торопливо устанавливали юпитеры. Чувствовалось, что все было заранее продумано. Я подошел к брезенту, на котором лежало несколько тел. Из сада принесли еще одного нападавшего. По-видимому, того, которого я подстрелил. Некоторые тела были обезображены взрывом. Большинство лиц не повреждено. Передо мной лежали тела молодых людей. Никакой радости победы я не испытывал. Подняв голову, увидел рядом Боба и Фила. Они тоже рассматривали убитых.  

– Молодежь. Наивные идеалисты. Пожалуй, лучшие люди в этой стране. Отдали жизни за счастье своего народа. – 

Такого я от Боба никак не ожидал. 

– Но что бы они сделали с нами, попадись мы им в руки. И тоже за счастье своего народа.  

Фил отвернулся. 

– Фил, а что бы ты делал на их месте? 

– Я очень не хотел бы быть на их месте. 

Подогнали машину и начали грузить на нее тела нападавших. 

– Как-то скверно это получается. 

– А история с точки зрения идеалов добра и справедливости, штука прескверная. Даже не понятно, есть ли в ней прогресс. Я имею в виду не прогресс техники, разумеется, а нравственности, человечности.  

Чувствовалось, что и у Боба на душе безрадостно. 

– Да, прогресс, несомненно, измеряется еще и уровнем социальной справедливости 

– Вот за него, по их убеждению, они и отдали свои жизни, хотя следовало бы еще разобраться, что это такое. 

– А за что они погибли в действительности? 

– Не моего это ума дело. Конкретно они погибли из-за предательства. Их предали. За деньги. Но ты ведь не об этом спрашиваешь? 

– Ты испытываешь какие-то угрызения совести? 

− Я чувствовал бы себя неизмеримо хуже, если бы допустил, что бы они убили тебя, Исабель, детей. А ведь именно это они хотели сделать! Не из людоедских побуждений. А во имя справедливости, разумеется. Так что деваться мне, как видишь, было некуда. Что же до проблемы в широком аспекте, то прогрессу частенько служат далеко не светлые личности, исповедующие светлые идеалы. Из университетского курса философии я запомнил высказывание Гегеля о том, что история движется чаще всего своей темной стороной. Порой, просто негодяями. Вне их воли и сознания, разумеется. Соответственно и светлые личности, порой, прогрессу противостоят. Вот такая, наполненная идеалами молодежь – весьма взрывоопасный материал, легко управляемая негодяями или, якобы, светлыми идеями, например, по радикальному переустройству мира. Она есть всегда. Ведь известно, что всякая сложная проблема имеет, как правило, простое, понятное и неправильное решение. Вот они – жертвы такого решения. Но не все так просто. Бывает, что ошибки просто неизбежны. Более того, необходимы. Но тогда они уже и не ошибки! Вспомни Советскую Россию! Какой был по началу энтузиазм! Ведь к ним устремилось все светлое, прогрессивное. А что оказалось в конечном счете? Ох, сложно все это. Каждый раз, когда я задумываюсь над проблемами такого уровня, прихожу к одному и тому же выводу: лучше об этом не думать. Слишком сложно для моих мозгов. Фред, займись-ка лучше телевидением.  

Боб, цитирующий Гегеля! С ума можно сойти. Занялся телевидением. 

На следующий день газеты всех направлений вышли с кричащими заголовками. По телевизору крутили сюжет с жуткими кадрами. Интервью со мной занимало изрядно времени. Тон у газет и комментариев был возмущенный. 

В четыре часа пополудни меня, не успевшего отоспаться, разбудила Исабель. В телефонной трубке голос Боба. 

– Час назад в церкви Санта Мигелито очередью из автомата смертельно ранен архиепископ, Его преосвященство монсеньор Куарте. Несколько минут назад он скончался в центральном военном госпитале. Ответственность взяли на себя боевики из «Народного фронта сопротивления». От имени социалистической партии с заявлением выступил профессор Гильямес, который самым решительным образом отмежевался от действий «безответственных элементов» и призывал правоохранительные органы обеспечить в стране правопорядок. 

Сильный взрыв раздался ночью. Утром по телевидению передали, что во время чрезвычайного заседания руководящего комитета левых радикалов взорвалась бомба. Все члены комитета погибли. По данным министерства внутренних дел, взрыв произошел в подвале дома, где экстремисты изготовляли свои адские машины. Когда я спросил у Боба, не моя ли сумка рванула, он слегка замешкался, но потом громко засмеялся.  

− Что ж, как говорится, не рой другому яму. − И, переводя разговор в другую плоскость, добавил:  

− Чем скорее ты отправишь свою жену в Штаты, тем будет лучше.  

Тогда я над его словами особо не задумался. 

Вечером с визитом пожаловали Лопес и профессор. Выражали поддержку и сочувствие моим начинаниям и в связи с покушением. 

На следующий день прибыл заведующий отделом компании, и еще через пару дней я имел честь присутствовать при подписании с правительством договора о намерениях. Мое дальнейшее участие в операции можно было сворачивать. У правления компании, правда, появилась небольшая проблема. Старые шахты оказались купленными неким местным дельцом. Эту акцию я предпринял в самом начале. До того шахты принадлежали муниципалитету Сан-Антонио. Конечно, я рисковал, но, в конечном счете, выиграл. Откровенно говоря, операция была незаконной, но особо заламывать цену при продаже шахт компании я не стал, а моя школа получила новое помещение и увеличила количество учащихся вдвое. Может быть, именно поэтому никаких мер против меня не предприняли. Исполнительный директор имел со мной беседу, в которой этот вопрос даже не затрагивался. В результате я подал в отставку, а в знак признательности, вместо оговоренных десяти, мне было разрешено инвестировать пятнадцать миллионов, и я стал владельцем пакета привилегированных акций на эту сумму. Таким образом, мне удалось удачно поместить свободные деньги. И хотя прибыль не ожидалась ранее года-полутора, но, разумеется, не банковские 3,5%. 

Все эти дни у меня не выходили из головы слова Боба насчет Исабель и моей семейной жизни. Страсти вокруг нас несколько улеглись, но даже то, что у них тут считалось нормальной жизнью, держало меня в состоянии непрерывного напряжения. Мои старшие уже давно уехали в Штаты. Пора было убираться и нам с Полом и Исабель. Когда я сказал об этом, Исабель не могла скрыть неудовольствия. И это после всех событий! Что ж, значит, серьезного разговора не избежать. Бррр. 

Я попросил Боба выдать мне более полную информацию, что должно было укрепить мои позиции в домашней разборке. Информация с точки зрения обличающих фактов оказалась, однако, весьма куцой, но в то же время и убедительно тревожной. 

Вечером мы должны были поехать в гости к кому-то из ее родни. Мне ужасно не хотелось, но Боб намекнул, что там я имею шанс познакомиться с предметом увлечения моей жены. Обычно она ездила одна, а я под различными предлогами увиливал. Мое согласие на этот раз сопровождать жену вызвало у нее даже некоторую растерянность. Определить соперника Боб, смеясь, предоставил мне самому. И действительно – задача оказалась не такой уж сложной. Копаться во всем этом, устраивать слежку и прочее, мне очень не хотелось, и я, что называется, взял быка за рога 

Пригласил его покурить на балкон и после второй затяжки в упор спросил. 

– После нашего с Исабель развода вы собираетесь на ней жениться? 

Должен признать, что парень был и впрямь красавчик. В испанском стиле. Знатен, но беден. Служил в какой-то конторе, но элегантен и строен, как с рекламной картинки. Краткость знакомства не давала мне возможности делать серьезные умозаключения о его внутреннем мире. Мне он представлялся весьма убогим. Впрочем, нужно сделать скидку на мою не беспристрастность. Почти одного со мной роста. Черные усики. Великолепная прическа. Прекрасно держится в обществе. Мой, как бы вскользь заданный вопрос, и моя насмешливость, видимо, несколько ошарашили его. По-видимому, он лихорадочно перелистывал страницы своей памяти, решая, что же мне известно. Добивая его, я сказал. 

– В таком городе как наш и при моих связях,  

разумеется, каждый ваш шаг становится мне известен, даже если я этого не очень-то и хочу. Конечно, учитывая обстоятельства, я не мог позволить всплыть хоть какой-линегативной информации на альковные темы. 

Теперь совсем другое дело! Поверьте, у меня нет никакого желания последовать советам некоторых моих друзей и как-то наказать вас в духе местных обычаев. Это специфически ваши методы решения подобных проблем. Мы в Штатах более терпимы и, смею надеяться, более цивилизованны. − Он побелел. – Если ваши намерения серьезны, то я могу подарить вам Исабель. Если же она вам не очень-то нужна, то лучше бы вам исчезнуть на некоторое время. Скажем, до нашего скорого отъезда. А дома мы с ней разрешим эту проблему. Подумайте и позвоните мне. Даю вам сутки на размышление. 

Видимо, побоище, учиненное нами при неудачном штурме дома леваками, создали мне определенную репутацию. Он исчез прямо с вечера и не появлялся до нашего отъезда. Несмотря на некоторую нервозность, Исабель со мной на эту тему не разговаривала. Но что-то разрушилось между нами. 

Похоже, что ничего серьезного между моей женой и этим красавчиком и не было, но я испытал нечто вроде потрясения. Мне казалось, что мы с Исабель предельно близки, и что никакой адюльтер с чьей либо стороны просто невозможен. В общем, то, что кажется миллионам обманутым мужьям. С другой стороны, у меня ничего не было, кроме утверждений Боба, да и то брошенных вскользь. Но к словам Боба в любой тональности я привык относиться очень серьезно, то есть с полным доверием. Оставалось либо предпринять основательное расследование и, как говориться, испить чашу до дна. Либо пассивно ожидать дальнейшего хода событий. Я выбрал последнее. Из трусости, наверное. В конце концов, ничего такого не произошло. Естественное чувство любви столь же естественно притупляется со временем. На языке науки любовь – это ослепляющая доминанта субъективного восприятия. В своем апогее она очень редко пребывает долго. Не даром все сказки и предания о великой любви останавливаются на стадии брака, потому что дальше идет спад ослепления, прозрение. И это неизбежно и по психическим, и по физиологическим причинам. Тривиальные истины. Людей держат вместе уже не только затухающие, но все же чувства, но и то общее, что порождает семья, дети, общие проблемы. У богатых трудностей может быть меньше, поэтому силы центростремительные, сближающие, как правило, слабее. Но даже если все в семье хорошо, то и в наилучшем варианте и для мужчин, и для женщин естественно стремление к новизне впечатлений. В области сексуальных отношений особенно. Эмоциональная тонкость восприятия душевной организации этому только способствует. Обыденная мораль противится, но она противится естественному. Меня, как я понимаю, трудно обвинить в упрощенности душевного мира, бытовом однообразии, сексуальном примитивизме, наконец, но все равно, все приедается. Не обязательно люди расстаются, но сторонние увлечения за долгую жизнь практически неизбежны. Куда тут денешься? Старайся оставаться интересным. Старайся…. В своих основных пунктах мораль против измен, но в многочисленных комментариях вполне это допускает. 

Вот так я «умничал», подводя оправдывающую Исабель базу. Кстати, а как быть со счастливыми исключениями? Они, ведь, тоже, хоть и редкая, но реальность! Но рассуждать мне поднадоело. Тем более что зашли попрощаться Диас с Анитой. С годами внешняя противоестественность этого брака все усиливалась. Было очень похоже на то, что почтенный дедушка привел в гости свою внучку. Но копаться еще и в чужих семейных отношениях у меня уже не было никакого желания. 

В какой-то момент мы остались с Анитой наедине. Насколько мне было известно (понятно от кого), она была связана как-то с левыми радикалами. Не идейно, разумеется, но через постель. Поэтому я не очень удивился, когда она шепотом сказала мне.  

− Есть мнение, что в гибели Альфа виновата и Исабель. Уезжайте, бога ради, поскорей. 

– Хорошо бы ты рассказала это моей жене. У меня ощущение, что мои объяснения на этот счет она воспринимает недостаточно серьезно. Хотя, казалось бы, подтверждений, и довольно весомых, более чем достаточно. 

С профессором мы обсуждали планы на будущее. Я понимал, что отныне пребывание в этой стране, а тем более работа, будет сопряжена для меня с немалым риском. Обсудили и другие проекты. Под конец он сказал: 

– В этой борьбе, которую вы вели, я был целиком на вашей стороне. В моем представлении вы действовали вполне в конфуцианском духе. Помните? «Если хочешь накормить человека, дай ему рыбу. Но если хочешь, что бы он всегда был сыт, дай ему удочку». Я бы посмел дополнить: «И научи его пользоваться ею». Именно это вы делали. 

Не попытка дополнить Конфуция ввергла меня в смущение. Я испытывал чувство неловкости в связи с тем, что кроме этих целей я еще и заработал на всей этой операции. Содействовал укоренению в стране отнюдь не благотворительной транснациональной компании. Содействовал выкачиванию из страны ресурсов. Мне казалось, что в данной ситуации иначе поступить было нельзя, но существовали и другие точки зрения. Прямо противоположные. Я был убежден, что не заработай я на этом деле ничего, все равно добивался бы того же. Надеюсь, что так. А, в общем, сложно все это. 

Глава 4. 

– Фред, гони сорок два доллара. Как видишь, мы позорно проиграли.  

Джек бросил карты и потянулся на стуле. 

– Хе, хе! – сказал Нэд. – Они, кажется, не умеют проигрывать. Фред, вы вроде провернули на юге весьма успешную операцию! Сколько детишек вы теперь кормите? 

– Если все пойдет, как задумано, будем кормить целый городок. 

– Компания, которой заправляет Джек, не очень склонна к благотворительности. 

– Нэд, я не заправляю компанией. 

– Хе, хе! Кому ты это говоришь? 

– Все происшедшее вполне в русле естественного хода вещей. 

– Ты думаешь, что вся эта глобализация естественна? 

– Нэд, неужели вы думаете иначе? Все идет самым естественным путем. 

– Куда идет? Естественная в