Они ждали гостей. Раиса Семеновна волновалась. Долгими часами не могла уснуть, ворочалась, смотрела в облупившийся потолок. А как тут уснешь, если со дня на день должен приехать жених дочери? Не из Ростова-на-Дону, не из Питера, и даже не из Москвы. Он ехал из самого Нью-Йорка!
В прошлом месяце оттуда вернулась дочь Ника. Ездила изучать язык, работать. Ее идея. Видно захотелось хоть на время оторваться от родительской опеки. Родители поначалу противились. Пусть дочь и росла самостоятельной, но отпускать так далеко было страшно. Поехала с подругой. И вот вернулась. Счастливая, окрыленная. Даже внешне в ней что-то изменилось. Здесь же в аэропорту призналась, что встретила в Америке парня, и он сделал ей предложение. Родители поспешили успокоить ее, мол, торопиться не надо. Тут к местному, который через дорогу живет, долго присматриваешься, да и пожив два-три года не всегда можешь с уверенностью сказать, что за человек, иногда такое выкинет, — а это иностранец, из далекого США. «Без сватовства никак, — разом затараторили родители». Обещала, что он приедет.
И вот этот день настал. Раиса Семеновна, как ни был против ее муж Валентин Петрович, считавший, что все должно выглядеть так, как есть, не только убралась в квартире и переклеила обои, но и привела в божеский вид весь подъезд. Побелила, покрасила. Засадила цветами клумбы. Даже бабе Глаше, пенсионерке со стажем, сутки просиживающей на лавочке у подъезда, и ставшей уже давно частью фасада, прикупила новый халат.
Все было распланировано. После приезда он ужинает, отдыхает, осваивается. На следующий день они всей семьей едут на дачу где до сих пор, пригибая к газонной траве ветви, висит нетронутая, перезревающая вишня. Срок ее вышел, но дабы удивить красотой и плодородностью земли русской милого сердцу дочери иностранца, пощадили.
Из аэропорта позвонил Валентин Петрович. Он и Ника благополучно встретили американца и едут домой. Рэндал, так его звали, прилетел почему-то не один, вместе со своим другом. Как потом сам объяснил, это не просто друг, а еще и будущий шафер.
Раиса Семеновна сидела, как на еже, и при каждом звуке вскакивала. Стол уже был накрыт, закуски разложены. Шампанское «Абрау-Дюрсо» стыло в холодильнике. В духовке доходила курочка, сочно шкварча, и распространяя аромат далеко за пределы квартиры.
Наконец, при очередном взгляде в окошко, она увидела знакомую машину. Во двор въехал бордовый форд, служебное авто сослуживца и хорошего приятеля Валентина Семеновича. Их же не молодая, по автомобильным меркам, и невзрачный, по тем же, «Лада 99» отсиживалась в гараже. Раиса Семеновна сбежала по лестнице, остановилась у самого входа, чтобы перевести дыхание и уже не спеша вышла из подъезда. Улыбка была подтянута, но так, что бы ни казалась излишне широкой, и в то же время не особо сдержанной; что-то среднее между: «приятно познакомиться», и «как я рада вас видеть».
Американцев она видела только в кино, а сами фильмы смотрела довольно редко, предпочитая им российские сериалы. Правда, один раз приходил к Светлане, коллеге по работе, молодой человек, по ее словам долгое время проживший в США. Но это не считается.
Дочерин принц оказался на вид не совсем обычным, и совсем не привлекательным. С толстоватым перебитым у самого кончика носом. Большим ртом. Глаза же его заползли под самые брови и смотрели оттуда с недобрым задором. Одежда: туфли, будто бы казаки, черные штаны, и темно-синего цвета футболка с непонятной надписью «Gorillaz — rulezzz!» «Такого раздолбая можно было и здесь найти, — подумала Раиса Семеновна, — не обязательно было ехать за океан». Второй был посимпатичней, но уж больно субтильный. Узкие плечики, худощавый. И что-то трогательное в образе. Темные, почти круглые задумчивые глаза. Всклоченные волосы. Футболка зеленая, без надписи, но с замысловатым сочетанием знаков: большая х, дефис и закрывающаяся скобка.
— Здрауствуйте, — заплетающимся языком, проговорил хрипловатым голосом американец и протянул руку. — Ай эм Рэндал. — Он приветливо пожал руку и кивнул в сторону выходящего из машины приятеля. — Энд хиз неймз Ту-ди. — Засмеялся. Раиса Семеновна, нисколько не изменившись в лице, также продолжала удерживать рассеянную улыбку, слегка выпучив удивленные глаза. — Но, но. Джоук.
— А, — обрадовалась она, выйдя из оцепенения, — очень приятно Джоук. Меня зовут Раиса Семеновна.
Теперь они смеялись оба. Рэндал тыкал пальцем в своего приятеля и выкрикивал: «Джоук! Джоук!» Она смущенно смотрела и ничего не понимала.
— Май неймз Терри, — отозвался приятель.
— Джок, в переводе с английского, шутка, — шепнула дочь.
Мать ей также шепотом:
— Тут разве поймешь? Такие они чудаковатые. — И уже громко, даже излишне, обращаясь к гостям: — Ну, пойдемте в дом! Милости просим.
Американцы ели с охотой. Особенно им понравилось оливье. Рэндал с набитым ртом пробубнил (Ника переводила): «Ух-ты, не знал, что все это можно смешивать!» Терри налегал на курицу. Намучившись с ножом, он отложил его, наконец, в сторону, и уже рукой, без лишних церемоний, стал откручивать жареную ногу; она неохотно ломалась, прыскала соком. Шампанское осталось нетронутым. Пили привезенное виски. Валентин Петрович разлил по бокалам, и уж было поднес ко рту, как Рэндал его остановил: «Ноу! Айс!» Оказалось, что пить его надо разбавленным, и желательно со льдом. Заготовленного льда не оказалось. Но из положения вышли: накололи с морозилки.
Рэндал быстро пьянел, и когда бутылка виски опустела, запросил русской водки. Откинув правую руку в сторону и щелкнув пальцами, он сказал: «Ай виш ту энджой рашен водка!» Его поддержал Терри. Минуту спустя они уже вместе выкрикивали: «Водка, водка!» Валентин Петрович достал из холодильника чуть отпитую бутылку и поставил на стол.
О свадьбе почти не говорили. Когда первый раз Валентин Петрович порывался начать разговор, Раиса Семеновна его остановила словами: «Давай не сейчас. Они с дороги, голодные». Во второй раз: «Это серьезный разговор, а они уже выпившие». На самом деле она боялась. Боялась услышать о желании уехать из России. Это было вполне возможно. Ника, после приезда, с таким восхищением отзывалась об Америке.
Застолье кончилось поздним вечером. Раиса Семеновна засуетилась, принялась уже было стелить постели, но Ника объяснила, что ночевать они будут в гостинице. Номер забронирован. Сейчас, только такси вызовут. И не смотря на все возражения отца и матери, молодежь все же уехала.
Оба родителя не спали всю ночь, ворочались. Отец думал о том, что вот, хотя дочь уже и взрослая, но в одном номере с парнем… Они же еще не женаты, до брака… Неприлично. Хотя в целомудренности дочери он никогда не сомневался. А в порядочности американца… будем надеяться, что парень нормальный.
Мать переживала за их будущее. «Уедут, — думала она, — обязательно уедут. И кто знает, почему они так торопятся со свадьбой? А может, Ника уже беременна? Ведь большинство нынешней молодежи чаще заключает браки именно по этой причине. А так, они бы жили и жили в гражданском браке. Вот так уедет, родит в Америке. Может поначалу будет часто приезжать, привозить внучка, или внучку к бабушке с дедушкой. А потом и забудут. Да и не так ведь просто оттуда ездить. Самолетом через океан. Да и заграница все-таки! А вдруг у них не сложиться и они решат развестись? Останется Никочка там одна с ребенком на руках! Знакомых, родственников нет! Что тогда? А еще хуже, если эти американцы отберут ребенка! Вон сколько передач, в новостях говорят, что они всегда на стороне отца, да и тем более своего гражданина. И не увижу я ни Нику, ни внучка своего!» Она заплакала. Валентин Петрович толкнул ее локтем:
— Ты чего не спишь?
Она отозвалась не сразу.
— Да ничего, сон страшный приснился.
— А, мне тоже всякое в голову лезет.
Утром молодежь пришлось ждать. Когда родители подъехали к гостинице, те еще спали. Спустились. Дочь плелась, потирая глаз тыльной стороной ладони. Отец взглянул на нее исподлобья. «Потасканная. Наверно, всю ночь не спала. Кувыркалась». «Ну, что же она даже немного не привела себя в порядок?» — задавала себе вопрос мать. Рэндал был так же слегка помят. Один Терри выглядел опрятным.
До самой дачи почти не разговаривали, только Терри всю дорогу, что-то бормотал, а иногда, кажется, даже скулил: «Кул, кул, кул», и все не отворачивал лица от окна.
Чистый дачный воздух взбодрил. Американские парни разбрелись осматривать округу. Загущенное краснотой ягод черешневое дерево на них впечатления не произвело, прошли мимо. Но обнаружив у забора старый велосипед, замахали руками. Метнулись к нему, пихая друг друга локтями. Рэндал оказался первым. Он вцепился в него и спешно выкатил за двор. Уселся, заскрипел педалями, а когда тронулся, Терри наскоком плюхнулся на заднее сиденье. Виляя передним колесом и катясь по проселочной дорожке, они при этом громко смеялись, и напевали песню, слов которой Раиса Семеновна не могла различить.
— Ужас, как малые дети, — закачала она головой.
Ника остановилась со стопкой тарелок и посмотрела в сторону велосипедистов.
— Ага, но это клево. Они могут быть как детьми, так и взрослыми. И знают где уместно одно, а где другое.
— Я не уверена. Им же уже по тридцатнику.
Мать все еще смотрела в их сторону, и окрикнула дочь, когда та была уже у стола.
— Вон смотри, шлепнулись!
— Да, ерунда, — не обернувшись, произнесла дочь. — Поднимутся и дальше поедут. Пусть мальчики пошалят. С них не убудет.
Парни вернулись с одышкой, в саже, и с травяным мусором в волосах. Раиса Семеновна повздыхала, и отправила их мыть руки. Все это время Валентин Петрович копался в сарае. Он уже развел костер в мангале, и в сарае искал шампура для шашлыка. Сзади послышался шорох. Он обернулся: в проеме торчали две головы, измазанные на манер индейцев команчи. Широко улыбнувшись, они протянули: «Хай». Сдерживая некоторую раздражительность с растерянностью, он попытался тоже улыбнуться, но вышло криво. Они чего-то забалоболили на своем языке.
— Ника! — крикнул отец. — Чего они хотят?
— Не знаю, — отозвалась дочь, — спроси у них.
«Очень смешно, — подумал Валентин Петрович. — Может по-немецки поймут? Что я там со школы помню? Ай, цвай, драй. Алярм. Ханде хох. И как там еще? Я это любил говорить девушкам, а они только хихикали. Их мехте дих. М-да».
Не найдя ничего путного что сказать, он развел руками и произнес:
— Битте, вот, мой сарай.
— М-м-м, — понимающе замычали американцы, а Рэндал спросил, хитро на него косясь:
— Ё литл Сараево?
«Поняли меня», — обрадовался Валентин Петрович и закивал.
— Да, да, сараево.
— Хорошо, что Сараево, — проговорила, подошедшая дочь. — Если б назвал Косово, они бы вмиг его разнесли.
— Чего?
— Шутка, папа, шутка.
— Вотс виз? — спросил Терри, вертя в руках шампур.
— О, нашлись!
Рэндал выхватил из связки еще один, и они принялись фехтовать на них, как на шпагах. Терри больше защищался. Рэндал же напирал, умело орудуя плоской заостренной железкой, высунув при этом чуть ли не до самого корня такой же острый язык.
— Ну хватит, — вступилась Ника. — Стап! Хей гайз, вис гейм вери дэнжероуз.
Они какое-то время продолжали дурачиться, и только после следующего предупреждения остановились, пожали плечами и сдали оружие главе семейства.
Пока жарился шашлык, ребята вели себя спокойно. Бродили по территории, посмаливая сигаретки, подходили к мангалу, и долго смотрели на тлеющие угли, жарившееся мясо. Мясо румянилось, а на срезе становилось белее. Жировые капли срывались на угли, отчего те возмущенно скворчали, и порывались снова вспыхнуть. Валентин Петрович вспрыскивал их пивом, объясняя это тем, что так мясо получится вкуснее. Наконец, все было готово, и они сели ужинать. Ели с аппетитом. Терри все удивлялся, отчего в России такое больше значение придается пище. Какой-то культ еды. На что Валентин Петрович, пережевывая мясо, обильно залитое кетчупом, толкнул речь: «Это Кубань, — край богатый и щедрый, лишенный суеты северных городов. Здесь принято есть много и не спеша. Здесь слились в одну множество культур: русская, украинская, кавказская». Американцы слушали его внимательно. Пили красное вино.
— Вы гурман, — Ника перевела слова Рэндала, обращенные к Валентину Петровичу.
На что тот без тени смущения ответил:
— Не без этого.
— Как же вы поведете машину, если пьете? — обратился к нему Терри.
— Ничего страшного, я могу водить и не в таком состоянии.
— А полиция?
— Хм, ерунда. У меня есть удостоверение внештатного сотрудника милиции. Приобрел по знакомству. Покажешь гаишнику, и проблем никаких. Еще и подвести предложит.
Снова удивление на заокеанских лицах.
Наконец, разговор перешел к свадьбе. Выяснилось, все опасения матери были не напрасными, молодые хотят жить в Америке. Вариант остаться Рэндал даже не рассматривал. «Дикая страна, — пояснил он с надменностью. — Даже Москва диковата». Свадьбу также хотят устроить в Америке. Рэндал собирался вернуться, все устроить: с визами, приглашением. Всю организацию церемонии, также брал на себя. Валентину Петровичу понравилась его решительность и самостоятельность. А Раиса Семеновна расстроилась, и весь оставшийся ужин сидела поникшая.
— Мам, не переживай. — Дочь обняла ее за плечи. — Я часто буду приезжать. А может, если согласитесь, и вас туда заберем. Что тут делать? Действительно, почему бы и нет? Там вам будет даже легче.
Забота дочери ее тронула. На лице заиграла улыбка, а в уголках глаз блеснули слезы. Она прижалась к дочери и погладила ее по спине.
Возвращались навеселе. Американцы сидели на заднем сиденье и громко пели. Ника подхватывала. Валентин Петрович тоже подпевал. Пел, естественно, по-русски, что-то из более-менее современного репертуара российской поп эстрады, но мелодии совпадали. На высокой скорости, пронзительно сигналя, их обогнла синяя…
— Вот же шь маздА! — возмутился Валентин Петрович, и посигналил ему вслед.
— Фак мен! — тоже возмутились американцы.
— Сейчас я ему покажу, — проговорил он, вдавливая глубже педаль газа.
— Вау! — заголосили американцы. — Гоу, гоу! Шоу ту виз бастард ху из кул!*
Машина заскребла асфальт и, прорычав, понеслась с еще большей скоростью.
— Валентин, успокойся. — Жена его не на шутку заволновалась.
Но ее волнение никто не поддержал. Ника прикрикнула:
— Давай пап, сделай его!
Форд несся по узкой дороге, мимо мелькали тополя со срезанными верхушками. На поворотах мазда исчезала из поля видимости, и казалось, что ее уже не догнать, но после десятиминутной погони, они с ней поравнялись.
Поглядывая на водителя мазды, Валентин Петрович посигналил. Тот, — лысоватый мужичок в белой льняной рубахе, очках, — нахмурился, а затем, переведя взгляд чуть в сторону, раскрыл рот. Гогоча, и расталкивая друг друга, американцы выставляли в раскрытое окошко свои белые задницы. «Хей, кис май эс, люзэр!» — выкрикивали они и покачивали бедрами.
Водитель мазды, покрутив рукой у виска, дал газу и унесся вперед. Американцы еще долго смеялись, обсуждая что-то, вероятнее всего свою выходку. Ника только растерянно улыбалась, а Раиса Семеновна, с долго не сходившей краснотой на лице, и Валентин Петрович всю оставшуюся дорогу молчали.
Американцы на следующий день улетели, и семейство их больше никогда не видело. Рэндал какое-то время присылал электронные письма, оправдываясь и извиняясь за долгую задержку с визами и приглашениями, а потом прекратил.
Раиса Семеновна успокоилась. Сон вернулся к норме. Она продолжала переживать за дочь, но уже не так. Она понимала: перебеситься, забудет и успокоится. Так и вышло. Ника рыдала, даже собиралась разыскивать его в штатах, но спустя три месяца познакомилась с парнем из Санкт-Петербурга и уехала с ним. Там она и живет по сей день, лишь иногда вспоминая американского жениха, и совсем немного жалея, что за окном не Гудзон, а Нева.
_________
* Покажи этому ублюдку, кто здесь крутой!