Дочь: Нет, мама, нет! К нему у меня никакой благодарности нет! Я его ненавижу! Не-на-ви-жу! Теперь вся моя жизнь одно мучительно-вязкое чувство вины. И вот за это мне говорить ему спасибо? Да?
Надя сидит на краю смятой кровати и, уткнувшись лицом в дрожащие ладони, рыдает. По сгорбленной спине монотонно гуляет напряженная материнская рука, собирая и разглаживая складки девичьей блузки.
Мать: Наденька (сглатывая подступивший к горлу ком), ну, зачем ты так? Он же тебе жизнь спас, закрыл своей грудью. Это же героизм, ценой своей жизни!
Дочь: Герой?! Герой?! Этот герой уже неделю в земной утробе как зАмерший плод. А небесные акушеры склонились в размышлении: то ли кесарево делать, то ли сама разродится. А может и в аду уже, с чертями беседы ведет. Уверена, что они посмеиваются глядя на него, и про себя думают вот идиот!
Мать: Доча, что за фантазии?! Как ты такое можешь говорить? Если тот свет и существует, то Леша в раю. Иначе и быть не может!
Дочь: В раю? За что? Думаешь, за такое медали дают? Человек ценит чужую жизнь больше своей, что же тут похвального?
Мать встает и возбужденно начинает ходить по комнате.
Мать: Нет, ты невыносима! Что ты говоришь?! Что ты говоришь?! Я понимаю... стресс, трагедия, но такие вещи... говорить такое. Уму непостижимо. Я не могу больше слушать.
Мать направляется к двери. Дочь отрывает ладони от лица, но голову не поднимает.
Дочь (почти шепотом): Иди, иди. А я к нему прогуляюсь. Чтоб ему не было там одиноко... и мне здесь...
Мать замирает на месте и кривит лицо.
Мать: Что? Что ты сказала?
Дочь (громче): Ничего.
Мать: А ну говори! Что ты сделаешь?
Надя выхватывает из-под подушки ножницы и заносит их над нервно пульсирующей шейной веной. Голова запрокинута, глаза расширены, на лице открытая улыбка.
Дочь: Я убью себя! и никто мне не помешает. Не быть тебе Лешенька героем.
Она смеется и отводит руку, чтобы нанести удар, но мать бросается и, перехватив запястье дочери, валит ее на кровать.
Мать: Нет! Ты не сделаешь этого!
Дочь: Сделаю!
Мать и дочь катаются по мягкому матрацу. Одна старается вырвать ножницы из рук другой, но та не отпускает, вцепившись в скользкий металл обеими руками. Так продолжается некоторое время. Наконец, обессилив, и стараясь сбавить дыхание, мать расслабляет мышцы. На это тут же реагируют руки дочери: как оттянутый и резко отпущенный резиновый жгут они устремляются вместе с ножницами к материнской груди. Глухой вздох, пауза. Хрип. Мать вскакивает на ноги и ошарашенная смотрит на дочь. Затем переводит взгляд на свою грудь. По бледно голубой кофточке медленно расползается красное пятно. Дочь роняет окровавленные ножницы. Лицо матери быстро бледнеет, глаза закатываются и она падает на пол.
Занавес.