Ночью на Птичий Двор опять пробралась Рыжая Смерть и утащила двух самых уважаемых несушек. Хотя все понимали, что Смерть всегда забирает лучших, решено было созвать Большой Утком.
Председатель Жирный Кряк открыл заседание словами:
- Надо что-то делать, потому что что-то делать уже надо. Не время сидеть по гнездам и насестам! Сидеть по гнездам и насестам – значит, не жить активной жизненной позицией и вообще, может быть, не жить. Поэтому пора делать уже что-нибудь конкретное, что уже надо было делать давно, а мы не делали, потому что сидели по гнездам и насестам без активной жизненной позиции. Кто хочет высказаться? Может быть Вы, матушка Га?
Матушка Га начала, как всегда, привычно просто:
- Вот стою я перед вами, простая гусыня…
Старая индюшка Кво зарыдала в голос, но на этот раз никто не кинулся с утешениями: то ли боялись пропустить важное, то ли просто привыкли к ее постоянным истерикам.
Забияка Корявый, хоть и был еще совсем молоденьким петушком, против всяких приличий протолкался поближе к матушке Га и, перебивая ее, заорал:
- Это же офигеть можно, граждане! Простого капкана поставить не могут! И после этого они еще хотят от нас какой-то продуктивности! В знак протеста отказываюсь топтать кур!
Пеструха всполошилась:
- И меня?
- Всех! Даже Пеструху!
- Ну и кому от этого хуже будет? – обиделась Пеструха.
А Корявый орал дальше:
- Предлагаю перегородить нашими телами центральные ворота! Наша судьба – в наших лапах!
- Корявый, у тебя и лапы тоже корявые, – выкрикнул кто-то, и вся толпа рассмеялась. Тут должна была начаться драка, потому что Корявый шуток не понимал, но вмешалась обиженная Корявым Пеструха:
- Это Шарик виноват! Совсем сторожить нас перестал! Он мне всю жизнь поломал, паскуда!
Толпа дружно поддержала:
- Зажрался на наших хлебах! Ему же пофиг всё!
- Пусть он скажет! Пусть ответ держит: доколе?!
В птичий круг вперевалку вышел колченогий Шарик, почесал тощее брюхо, поймал зубами воображаемую блоху, демонстрируя удаль, и проворчал:
- Мне, конечно, не всё пофиг…, но она же конвенцию не соблюдает….
- Какую такую конвенцию? – завопил Корявый, – Да они же в сговоре, граждане!
Шарик понял, что сказал что-то не совсем то, и начал усердно чесаться и клацать по шерсти зубами, но ему уже никто не верил.
Единогласно постановили возложить вину и грех двух последних смертей на Шарика и предложить ему «уволиться по собственному».
Ночью Рыжая Смерть унесла Жирного Кряка.
Снятый с должности Шарик на этот раз не проспал, но вмешиваться не стал: не имел полномочий.