Я зашел к Ривэли с сумкой, в которой была маленькая плоская бутылочка коньяка, сменная одежда, кеды и всякая другая мелочь.
Ее родители пригласили меня поехать с ними на шашлыки. Мероприятие должно было состояться в Боровецком лесу, под Набережными Челнами.
Ривэли пообещала научить меня рыбачить. Последний раз я этим занимался еще в дошкольном возрасте, вместе с отцом. Наверное, ничего не поймал, потому что ничего не помню – а ведь первая рыба по всем правилам этой жизни не должна забываться.
Я согласился и спросил: что с меня требуется. Оказалось, что ничего. Я прихватил с собой коньяк.
Когда сумку упаковывали в багажник белой шестерки, ее отец, говоривший с непередаваемым татарским акцентом, спросил, нет ли там чего бьющегося
- Конечно, нет, – ответил я.
Как то Ривэли рассказала мне, что опрокинула эту машину своим желанием. Они с отцом ехали в деревню, ей было так тошно, что она всю дорогу представляла, как машина опрокидывается. В конце-концов так оно и случилось. Ерунда, думаю, у нее просто предчувствие было, рыжие, конечно, все колдуньи, но не до такой степени. Но за бутылочку все-таки скрестил пальцы.
О себе. Сейчас у меня закончилось виски Тамбоуи. Это был настоящий молт – односолодовый виски и стоила бутылка 0,7 столько, сколько я зарабатываю за день... да и в Москве его не купить просто-напросто, можно полгорода облазить в его поисках. Сейчас остался только запах – непередаваемый запах летнего медоносного полдня в дубовом лесу. Ну да я и не об этом. И делается он, только НА ОДНОЙ крохотной винокурне в Шотландии.
Вы уже поняли, что я алкоголик с претензиями.
Мы поехали вечером. В июне в тех краях темнеет не так поздно, как в Москве – что-то там с часовыми поясами намудрили. До Челнов – два часа езды, если соблюдать правила дорожного движения. На шестерке. Во второй машине – не помню какой, ехали какие-то родные, или двоюродные родственники – татарские семьи просто огромны.
В Челнах мы приехали на окраину города, где к нам должен был были присоединиться очередной эскорт родственников, Ривэли и ждали, пока они соберутся и сядут в машину. Получился такая колонна «классики» без мигалок.
Боровецкий лес под Челнами – искусственная лесопосадка немереной площади – сосняк, с двумя – тремя трассами внутри. Там располагаются базы отдыха, лагеря и прочая ерунда в том же духе. Само место нашего назначения – бывшая спортивная база. Она была уже в разобранном состоянии, от нее вообще осталось два барака, в которых когда-то жили дети, или спортсмены, или спортсмены-дети. На следующий год ее должны были снести окончательно.
Мы приехали туда, когда уже смеркалось. В воротах лаяла какая-то собака, может даже немаленькая, уже не разобрать. Сторож, который то ли тоже был родственником, то ли просто оказывал содействие, показал нам комнаты, в которых можно было разместиться. Нас с Ривэли и ее двоюродной сестрой поместили в одну комнату, выходившую в общий коридор. Во избежание разврата, так надо понимать. Двоюродная сестра, не помню ее имени, была красива – точнее так, у нее было правильное лицо. Слишком правильное и к тому же она была брюнеткой, а их я тогда игнорировал как класс, поэтому отнесся к ее наличию равнодушно. Ривэли как-то рассказывала трогательную историю о том, как сестру бросил парень и потому у нее сейчас комплекс неполноценности. Патриархальное воспитание, что поделаешь.
Железные кровати с пионерскими матрасами и целые кипы бульварной литературы – детективов карманного издания. Ривэли очень любила новые русские детективы.
Я с похмелья тоже.
Похмелье было, потому что был огромный стол, накрытый в специальной трапезной. Деревенское изобилие – одинаков крупно порезанные огурцы, куски мяса и сыр, железные тарелки и кружки. Тосты и разговоры были исключительно на татарском языке, который я, почти не понимал. Ривэли мне переводила.
Спать легли поздно. Я сразу отрубился и сразу был разбужен. Было утро – четыре часа, кажется, и Ривэли сказала, что мы идем на рыбалку. Я и совсем забыл, как весь вечер клялся, что пойду с ней обязательно. Пошел. Мы выбрались из барака и тихонько прошли за удочками в сарай.
Там была маленькая плотина и запруда, мы сидели на бетонных плитах и я щурился на красный шар восходящего солнца. Изредка посматривая на поплавок. Ривэли улыбалась как чеширский кот. Это была странная, но притягательная улыбка – собственно из-за этой улыбки я и начал встречаться с ней. Из-за улыбки и крохотного дефекта дикции. И еще рыжих волос. Она была воплощением нестандарта. Жизнь в провинциальном городке наверняка сделала ее сейчас «как все». Если она не перевернула машину окончательно. Да, это была просто рыбалка. Мы не занимались сексом. В ответ на мои предложения сделать то, ради чего, как я считал, собственно и встречаются мужчины и женщины, она упорно заявляла, что не готова к этому морально. Тогда я еще был слишком молод, чтобы настоять на своем, а ее тараканы в голове не позволяли ей согласиться. Короче, дальше поцелуев, страстных и крепких дело у нас не шло.
Нам долго ничего не удавалось поймать, зато, когда это, наконец, случилось, и ей попался крохотный карасик, Ривэли просто запрыгала от восторга. Она научила меня наживлять на крючок кусочки хм... вот забыл чего, забрасывать удочку, и следить за движениями поплавка, и, наконец, подсекать. Увлекательное занятие, бесспорно. И чисто спортивное – то, что нам удалось поймать, едва хватило накормить местного кота.
О чем мы и доложили бдительной маме Ривэли, когда вернулись.
День был очень ярким и солнечным и потому после обеда мы решили сходить позагорать. Загорать – это громко сказано, потому что кожа, что у нее, что у меня слишком чувствительная и сразу покрывается мелкими веснушками, которые потом уже не сходят. Я взял с собою фляжку коньяка и лимон, выкраденный из столовой. Так как джинсовка у меня была больше на размер, то карманы даже не оттопыривались от такой ноши.
Мы гуляли в окрестностях дамбы, пока не нашли ивовый куст, закрывавший нас от вероятного наблюдения со стороны запруды и при этом не мешавший солнцу прогреть наши веснушки.
Я разделся по пояс, а Ривэли сняла халат, под которым оказался купальник, какой-то очень пуританский, я даже цвета его не запомнил. Фигура у нее тоже была нестандартная – маленькая грудь и относительно короткие ноги.
Коньяк я наливал в крышечку – немецкими дозами. Дольки лимона, высокое июньское солнце, речка. Пришла двоюродная сестра – от коньяка отказалась, посидела и ушла. Ривэли крикнула ей, чтобы она сказала маме, где мы сейчас находимся.
Я спросил, – а про коньяк она тоже скажет маме?
- Нет, не скажет.
Мы разговаривали о какой-то ерунде и время от времени, порывами, целовались.
Господи, о чем же мы говорили тогда? Может быть рыбалку обсуждали, или наших общих друзей-врагов.
Она улыбалась и, поглядев на небо заявила, что сейчас будет дождь. Она как заклинатель дождя чувствовала, когда это может случиться, либо это было как с той машиной, которую ей удалось перевернуть своим желанием. Может, она и вправду была ведьмой?
Как-то я дал ей почитать сборник российской фантастики. Вы спросите, откуда он у меня? А я скажу – я кроме фантастики и фэнтази ничего не читал. Толкиена осенью, Стругацких – летом. И еще Станислава Лема. Хорошее такое, классическое образование. Из меня получился бы неплохой сисадмин или электрик. Во всем сборнике, среди всякой скучнейшей «школы Ефремова» она нашла для себя рассказик о том, как девушка влюбилась в дождь, который то ли стал юношей, то ли сам по себе был таким человекофилом, что стал лить для нее постоянно. Я не помню. И вот она показала мне этот рассказ, кстати, который я так и не смог прочесть от начала до конца, хотя честно порывался раза три, и часто отсылала к нему, когда говорила про свою любовь к дождю.
Когда внезапно небо заволокло тучами, то я уже не удивился этому. Но потом началось что-то невероятное. Дождь буквально бил тяжелыми каплями. Сначала мы спрятались под ивой, я обнял ее и накинул на нас сверху джинсовку, рассчитывая, что дождь скоро закончится. Но не тут то было. Ливень только усиливался и был он холодный, как это и водится в июне.
И вдруг она мне говорит, улыбаясь, как чеширская кошка:
- Я бы хотела, чтобы это у нас произошло в дождь.
Я сначала не понял, о чем это она.
- Я бы хотела, чтобы это случилось сейчас, – сказала Ривэли.
Нет. Я не мог. Стало вдруг резко холодно, как под холодным душем, и единственное о чем я мог думать – это о крыше над головой.
Мы бежали домой со всех ног.
Наша одежда сушилась рядом на двух веревках, протянутых в кухне. Мне дали какие-то спортивные штаны из чистой синтетики и отправили обедать, а потом спать.
Весь вечер шел банкет – родственники, число не менее двух дюжин ели шашлык, пили водку из пластиковых стаканчиков и выплясывали под татарские песни.
Через неделю она стала холодна со мной, а потом и вовсе заявила, что нам нужно расстаться. Но уже знал об этом. Каждый раз, когда я от нее возвращался домой, она смотрела мне вслед в окно до тех пор, пока я не скрывался за поворотом. После поездки на шашлыки она этого не сделала.
Ее настоящее имя в переводе с татарского означало Весенний дождь.