На конкурс
Gumergik
СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ
Старая дева Клио, всё ещё чтящая себя за девицу, капризная и взбалмошная до абсурда и редкая из дур, недальновидно назначенная кем-то писать историю, писала её левой рукой, хотя и была правшой. Сослагательного наклонения не признавала. Изредка я захаживал к ней ненадолго, потому что надолго задерживаться у неё не было сил, разругавшись в пух-прах, пулей вылетал от неё.
– Что было бы, если бы Наполеоша пошёл на Питер, а не на Москву? – задавал я невинный вопрос?
– Пошёл к чёрту! Что значит – если бы? – сразу начинала беситься Клио.- Ему вообще было бы лучше не соваться в Россию, если на то пошло. Только я тебе этого не говорила, понял?
– А если бы Пушкина застрелил не Дантес, а Кюхельбекер? Представляешь? «Евгений Онегин» не был бы написан никогда!
EPISODAS 1
Они лежали, после утомивших их игр. Ничто не предвещало... Солнце уже было на своём месте. Впрочем, про солнце в Библии ни хрена, ничего. И вот:
Адам, указывая на дерево под сенью которого они лежали. Ты знаешь, как называется это дерево?
Ева. К чему мне?
Адам. Но ведь красивое.
Ева. А разве в Эдеме может быть по-другому?
Адам. А что это за жёлто-красные шары в листве?
Ева. Какая разница?
Адам. Ева, разве тебе не хочется знать, как это называется?
Ева. Я не знаю... может быть... Да что ты пристал ко мне? Если тебе нужно что-то знать, спроси у хозяина.
Адам. Ты же знаешь, он не любит, когда ему задаёшь слишком много вопросов.
Ева. И правильно. Он сам решает, что мы должны знать, а что нет.
Адам. Но почему кто-то должен решать за меня: что я могу знать? Что я хочу знать?
Ева. А что ты хочешь знать, Адам?
Адам. О Ева, многое. Но позволь мне прежде спросить тебя, когда ты перестаёшь петь и смеяться, закрываешь глаза и не двигаешься, ты видишь что-нибудь?
Ева. Да. Я вижу эти маленькие разноцветные шары, что растут над нашей головой и ощущаю кисло-сладкий вкус…
Адам. Я тоже часто вижу их… А ещё я вижу… похожих на нас.., но это не мы, они маленькие и почему-то говорят мне Дади, а тебе Мами…
Ева. О, Адам! Мне страшно… Я тоже вижу живое. Но оно не похоже на нас, это чудовище с шипящей головой, сразу перерастающей в длинный хвост. Но оно умеет разговаривать…
Адам. Говори тише, Ева. Нас может услышать Он и Ему наш разговор может не понравиться… А ты видела это чудовище наяву?
Ева. О нет, никогда! но мне кажется оно где-то здесь, И мне страшно.
Адам. Страшно от неведения. Потому я и говорю тебе: хочу знать. Хочу познать всё!
EPISODAS 2
Адам не стал рассказывать Еве ещё один свой сон. Почему-то не стал. … Она приходит к нему по ночам, с белыми распущенными волосами, покрывающими ей всю спину, всегда поющая грустную песню, всегда с огромными печальными глазами… Подойдя к Адаму, молча прижимает его голову к своей груди, он чувствует её твёрдые прохладные соски, нежно кладёт ладони на её упругие маленькие полушария, и во всём его теле зарождается странная, неведомая ему наяву дрожь…
– О, Лилит! – задыхаясь, шепчет Адам, сам не понимая, откуда знакомо ему имя этой женщины.
Проснувшись, Адам напрочь забывает и это имя, и саму женщину, ибо этого хочет Бог. Но смутные сны иногда находят его наяву, и тогда он исподтишка пробует проделать, якобы играя, все эти действия с Евой, но встречает с её стороны решительный отпор, хотя замечает по её глазам, что смутное волнение проникло и в её сердце…
Неустойчивый табурет под ним зашатался, и он шумно рухнул на пол, больно ушибся.
– Бляха-муха! Даже повеситься не можешь, кретин. – Сказал он себе и подполз к холодильнику, упершись спиной на дверку, поднял глаза. Петля висела, изгибаясь, как длинный язык. Он представил себе, как вывалится его собственный язык, если он сделает это, и ему стало смешно. Он засмеялся, сначала тихо, потом всё громче и громче и, наконец, захохотал во все лёгкие.
От шума она проснулась, пошла на кухню. Увидела петлю. Хохочущего мужа. Впервые она не составила ему компанию. Не засмеялась, не захохотала. Прижала его голову к себе и заплакала. А он всё смеялся, смеялся… И слёзы текли по её щекам.
2009 г. Павловск