|
Зацепится вечер невстречей
За краешек грустной души.
Отмечен как шрамом, отмечен
Мерцающим светом лишь ты.
И вечер бессвечный беспечен,
И тает как музыка слов.
А ты, тот, кто мною не встречен,
Сегодня вернулся из снов.
Больная, слабая любовь,
А ведь была такой счастливой
И звонко песни голосила,
И громко плакала навзрыд.
Играла в салочки весной,
А летом, летом – на озера.
И небо падало в ладони,
И солнце из груди рвалось.
Но...
Сакраментально это «но» –
Любовь так искренне наивна
... ... ... ... ... ... ...
А хриплый голос так надрывно
Всё пел про тёмное окно.
* * * Зря ты лезешь на резон – Я из тех, кто не сдаётся. Колокольный перезвон, Слышишь? – Рвётся из колодца Нашей жизни, что из бед И тоскливых тусклых буден, Мы на дне, и солнца нет, И луны нет, и не будет. Только вера, что исход Есть хотя бы детям нашим ... Спать ложись – ведь мой черёд Мыть кастрюлю из-под каши. на произведение Не соперничай со мной! / Арямнова Вера Не соперничай со мной.У меня по расставаньямЧерный Пояс. За спинойдлинный список из прощаний.Может быть, последний – ты.И тогда уже не будетни беды, ни ломоты,разрывающих сосуды,ни звериной немоты,и ни ярости крикливой...Мы расстались: я и ты.Вот и всё! И будь счастливым.
.
* * *
Нам вместе жить не суждено – Друзьям, врагам ли, «Быть иль не быть» – не все ль равно? – Не сыгран Гамлет.
Лишь горы рвани и старья – Темно на склонах… И спутники в ночи стоят Немногословны.
Я знал. И знаки весь февраль Несли снега мне, - Я ждал. – Чего ж вдруг стало жаль? - Не сыгран Гамлет…
- Раздумал? – Нет. – Тогда вперед! Ну что, готов ты? Пусть плащ твой практику пройдет У желтой кофты!
Глянь – твоего театра нет – Песок да камни…
О чем ты думаешь, поэт? - Не сыгран Гамлет!..
( 1983 )
.
. Новая Иллюстрированная Педагогическая Поэма (Дидактические эпистолы) * * * .
у милой повадки енота тигрицы акулы и скунса есть в ней невозможное что-то чего бесконечно боюсь я хитра и конечно красива и держит меня она крепко я просто игрушка для милой то фаллос то лох то барсетка
Пшеница отдалась на милость смерти,
уже серпы колосья режут.
Федерико Гарсия Лорка
А ты, Бенигно, что сделал ты?
Простой вопрос…
Я? Я думаю…
Я убил четырнадцать человек.
Из трех тысяч – всего четырнадцать!
И мы победили…
Мы не подвели тебя.
Мы победили.
Мы выполнили приказ.
Я, Инти и Дарио.
Мы удержались,
А я, я убил четырнадцать человек.
Черт побери, четырнадцать.
Из трех тысяч.
Из трех тысяч…
Из трех тысяч!
Ты струсил, Бени?
Нет. Ни в Сьерре, Ни в Лас-Вильясе,
Ни в одном бою,
Ни на одной земле,
Ни перед одним врагом,
Я никогда не думал о смерти.
Я думал, что убивать буду я,
А меня никогда не убьют.
«Они в этом ущелье!» –
Кричали солдаты.
«Они здесь!»
А Дарио – вот болван – заснул!
За всю историю войн
Это был единственный случай:
Во время жестокого боя,
Заснул человек.
Дарио, болван, заснул,
Захрапел на всю Боливию…
Кто-то из них услышал,
Выстрелил в нас.
Я снова почувствовал боль.
Пуля пробила магазин,
Висящий у меня на поясе,
И застряла в паху.
Они кричали. Они кричали так,
Что я слышал, как лейтенант
Вызывал Сентено Анайю.
«Кругом партизаны!» –
Кричал он в трубку.
«Мы несем потери!» – кричал он.
Я смеялся – нас было семнадцать.
И один из нас спал.
Убитые катились по склону.
Если бы у меня было две руки!
Я бы убил больше.
У меня было тридцать патронов,
И на каждого
Я расходовал два.
В корпус, две пули, чтобы наверняка.
Если бы у меня было две руки!
Когда я увидел,
Что они отступают,
Я радовался, как ребенок!
Мы победили!
Мы выполнили твой приказ!
А я, я убил много солдат.
Гораздо больше,
Чем нужно для радости.
«Идемте, идемте к нему!» –
Сказал я Инти и Дарио.
Мы представляли,
Как все обрадуются.
Мы прорвали кольцо,
Как и хотел он.
В этот момент я чувствовал себя
Самым сильным человеком на земле.
Мы спустились на дно Юро…
Там были наши товарищи:
Антонио, Пачо, Артуро и Анисето.
Они были там,
Лежали на дне ущелья,
И я с трудом узнал их,
Эти четыре куска
Человеческого мяса.
А его мы не нашли…
Среди мертвых.
Значит, он был жив,
Значит, он снова обманул смерть,
Значит, он ушел.
Как всегда – спокойный,
Как всегда, уверенный в себе,
И уверенный в нас.
Я услышал сдавленный стон.
На дне ущелья
Раненые солдаты
Просили о помощи.
Я хотел их убить,
Отомстить за товарищей.
Ярость обжигала меня.
Ярость и ненависть.
Но я не смог…
Они были молоды,
Они были молоды так же,
Как и Артуро, и Паблито.
Я напоил раненых из своей фляги.
А что сделали их офицеры?
Кому помогли, кого напоили?
Просто ушли и оставили их умирать.
Я ненавидел.
Но я ненавидел не этих несчастных солдат.
Я ненавидел трусов,
Убивающих потому,
Что им платят.
Убивающих свой народ
Потому, что им платят.
Я ненавидел и презирал их.
Офицеры ушли,
Оставив раненых солдат…
Я вспомнил, как нес раненого Коко.
Пуля прошила его насквозь
И ударила меня в спину.
Моя одежда пропиталась кровью,
Нашей кровью – его и моей.
Я нес его, уже мертвого, но я нес его.
Бени, запомни, мы воюем
Не для того, чтобы убивать,
А для того,
Чтобы люди могли жить.
Я вспомнил…
Я напоил раненых солдат.
Я напоил врагов,
Которых убил.
Когда пришли
Помбо, Убрано и Ньято,
Я спросил их, где он.
Они не знали,
Они думали, что он с нами.
Я кричал от отчаяния,
Я наговорил им много страшных слов,
А они просто смотрели на меня…
Тревожных мыслей не тая,
Который раз напомнят трусы,
Что самый беспощадный яд
Всегда без запаха и вкуса.
«Прошли кругами по воде» – Арсений Платт
* * *
Я труса много раз давил
В себе в азарте беспощадном,
И мне всегда хватало сил
И мужества, и всё бы ладно,
Когда б не следствий хоровод,
Ведь труса гордо побеждая,
Невольно давишь и народ,
Тебя который окружает.
И поневоле тянет в тень,
Забиться в норку, затаиться,
Иль, сдвинув шляпу набекрень,
Засесть у стойки и напиться,
И растворить печали вкус
В густом и терпком алкоголе,
Нет, я не трус, но я боюсь
Сплеча рубиться в чистом поле,
Не разбирая, друг иль враг,
Ввязавшись в бой, не успеваешь
Их различать в кипенье драк,
Где лупишь тех, кого достанешь.
Мы все отравлены, мой Платт,
Кто одиночеством, кто славой,
Кто тем, что прав, кто – виноват,
И всё больнее жить, но мало…
Письмо на небеса
Федя закрыл учебник с большими буквами и тетрадь, обернутую в прозрачную целлофановую обложку. Потер уставшие глаза, поерзал на стуле и поболтал ногами, которые весь первый класс точно не будут доставать до пола. Густые сумерки уже давно заглядывали в замороженное окно. Через несколько минут станет совсем темно.
Уроки сделаны, но гулять не хочется. Холодно. Хочется в гости к другу Даниле – ему недавно папа купил железную дорогу. Не компьютерную игру, а настоящую железную дорогу с паровозом, вагонами, станциями, деревьями, людьми. Федя, как первый раз такую красотищу увидел, хотел тут же напридумывать всяких поводов, чтобы мама купила ему такую же, но вспомнил, какая она приходит домой грустная в день зарплаты. В такие дни мама обычно плачет и говорит, что плохие времена должны пройти. Феде жаль ее, и он тоже плачет.
Не мог же он после этого просить у мамы дорогую игрушку. В конце концов можно забежать в гости к Даниле. Он хороший друг, ему ничего не жаль для несчастного Феди.
Федя потянулся, чтобы выключить лампу, щелкнул выключателем. Стало темно. Мальчик несколько раз открыл и закрыл глаза и отметил, что никакой разницы нет – в обоих случаях ничего не видно, кроме кромешной тьмы. Затем он попытался слезть со стула, но вдруг испугался касаться пола. А что если по нему бегает еще одна крыса, подружка той, что они ловили вчера с мамой.
Вчера все было по-другому, ведь рядом была мама. Крыса попала в крысоловку, когда Федя с мамой были в гостях. Она сильно поранилась, но выбралась из смертельной хватки металлической проволоки. Кровавый след то тянулся, то переставал, хотя отчетливо показывал, что крыса спряталась за холодильником. Федя заглянул за него и увидел какой-то шнурок, он хотел вытащить его, но мама вовремя одернула сына. Она отодвинула его за себя и что есть силы ударила молотком по «шнурку». Раздался визг. Крыса метнулась в направлении открытой входной двери, которую не закрыли за собой мама и Федя. После чего мама отпустила молоток. Федя стоял и не двигался, а мама закрыла дверь и стала снимать с сына кофту и теплые штаны.
Сегодня Федя один. Поэтому и страшно. Говорят, что крысы прыгают на людей, а еще когда-то по телевизору показывали передачу про огроменных таких тварей, которые живут в метро. Хорошо, что в нашем городе нет метро.
Мальчик снова включил настольную лампу. Он смотрел только перед собой, боясь увидеть в темноте что-нибудь страшное. Захотелось разрыдаться и от этого умереть. Ему казалось не справедливым то, что у него нет железной дороги, что крыс и много чего другого неизвестного в мире нужно бояться, что он тут сидит в одиночестве, и никому нет до этого дела, что его отец наплевал на него и на мать и, как говорит мама, «сел на иглу по своей слабости». Федя тихонько заплакал, слезы текли по щекам, он слизывал их и догадывался, зачем человеческому организму нужна соль – чтобы делать солеными слезы.
Тут ему пришла в голову мысль. Он открыл тетрадь посередине и вырвал листок в полоску.
«ДаРАгой Божинька! – написал Федя. – Я САМЫй несЧАСныЙ человЕК на ЗеМЛЕ и мне нужна ТВоя ПОмощь. Без тебя Мне ни справится. Мне мОЖит тоже хоЧется жЕЛЕзную дорогу, но я не ПЛАЧУ. ОбИДна что МАМА пЛАчит».
На лист упала слеза, от чего бумага немного вспухла.
«Я ни ЗНаю как надо молится, пОЭТаму пиШу пиСЬмо. Мой ПАПА нас не Любит, он сидит в тЮРЬме. А он мой ПАПа и я его Люблю. ПаЖАЛуста СдЕЛай так, чтобы он снова стал хОРошим. У нас во ДВоре только я один без ПАПЫ. И ище сделАЙ так, чтобы МАМЕ на раБоте платили МНого денег, чтобы она не раСТраивалась по этому поводу. Я вырасту и ВСЕ оТдам».
Федя шмыгнул носом и продолжил.
«Я положу это пИсьмо в кормУШку, птиЦЫ поТОМ унесут письмо на ЮГ. Там тепло и там ты часто бЫваешь, ты забери письМо у птиц. Они Выглядят так. МАленькие, на ЖИвоте у их ЖОЛтое или зиленое и беЛАЯ палоска. КлюВ у их обычно маленьКий, клюют они жолтую кРупу круглую, а пьют я не знаю ЧТО. Ты спРОси у их письмо от Феди, они сами МОгут забыть.
Федя».
Он хотел добавить, что еще хочет солдатиков, но побоялся, что Бог может посчитать его слишком наглым мальчиком. Мол, ему и папу, и железную дорогу, и маме денег, а тут еще и солдатиков подавай.
Федя всхлипнул последний раз и успокоился. На душе стало легче. Он положил руки на стол, а на них голову, и закрыл глаза. Вспомнилась фотография папы на какой-то дискотеке. Он стоял там с друзьями и смотрел странным взглядом, каким мама на Федю никогда не смотрела. А потом все стало темно, как при выключенной лампе.
Когда Федя проснулся, в комнате горел свет, на диване сидела мама и смотрела перед собой. Ее глаза были мокрые. Федя тут же вскочил, подбежал к маме и обнял ее. Как хорошо было чувствовать ее родной запах и быть от этого счастливым...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...890... ...900... ...910... ...920... ...930... 932 933 934 935 936 937 938 939 940 941 942 ...950... ...960... ...970... ...980... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|