вот сегодня я есть, а завтра меня нету
странная такая вырисовывается заря
на которой пунктиром имён
отмечаем свою планету
и удивительно – всё время заново
и всё время зря
и всё время хочется соединить обрывки
отрывки недоговоренность то ли этих имён то ли слов
а из губ – то ли «абыр» то ли струны лопнувшей
как невзлетевшая в небо ракета
скрипки странный такой звук –
похожий на разговор
похожий на что-то вроде – «вернись обратно,
можешь дождем, но лучше солнца лучом»
а пунктиры превращаются в пятна и это понятно
пятна в точки а много точек –
это когда совсем ни о чём
вот сегодня я здесь, а завтра – другая планета
где ни губ ни скрипок ни пререканий из слов
где настойчиво так –
«не входят дважды в холодную Лету»
а зачем тогда вообще просыпаться из снов?
и зачем существуют «вчера» и «сегодня»
коли «завтра» то ли будет а то ли нет
я наверное есть завтра если завтра звучит как «обратно»
и если именно там не неоновый, а чудотворный свет
а сегодня не я, просто точка случайная
и случайные много слов...
и только мой отец
опять мертвецки пьян.
а.королев
а.к.
есть тема из твери
есть сорок первый и
ори там не ори
все семя пустыри
и кто тебе детдом
и где твоя страна
коль мамка холодком
к реке отвезена
наталия она
свет александровна
да брату жить чуть-чуть
пока в тебе видны
то жилки целины
то палкой по плечу
а сын приснится в сны
просунутые в чу
до после мест иных
снял вальтер имярек
с курка и вальтер стих
за печкой плюс к шести
почти ты травести
как со стеной срастись
потом зарыв глаза
переступив уйти
по лужицам отца
от твери до двери
пацан пацан пацан
и пацанов твори
грохочет бохх внутри
клокочет нерв внутри
такие брат у нас
без глаз календари
Зимой всё выразительней и строже.
Очерчены границы снега, неба.
Когда любовь, то именно до дрожи.
Тоска срывается на импульсивность «где бы».
Как люди потрясающе похожи
В желании согреться синтепоном.
Мне пережить бы зиму словом «тоже» –
Но – в снег лицом, как истинным поклоном.
А я на север, где оленей стая;
А я на север, чтобы петь о снеге;
А я на север, что бы не играя
Колоду тасовать, как старый регент.
А мне о севере ветра шептали,
Вытряхивая душу из карманов.
Они меня так верно разгадали,
Что уезжаю. Без дальнейших планов.
Дом мотылём кружит
Рядом с палящим солнцем.
Пышущий монолит,
Выглядит добровольцем.
Мелкою рябью век
Так же не отпускает –
Так наступивший век
Падает и взлетает.
Горел восток зарею новой,
Бросая в комнаты лучи,
И на столешнице дубовой
Огарок теплился свечи.
На стол склонившись, как в подушку,
Босой, в рубашке, в колпаке
Спал Александр Сергееич Пушкин
С пером в откинутой руке.
А рядом, преломляя строчки,
Стоял почти пустой стакан
И там – на тонком ободочке –
Усами прядал таракан.
Пруссак бесшумный, темно-рыжий,
Познавший счастье и беду –
Его пра-пра-дед жил в Париже
Еще в 12-ом году.
А он через людскую в спальню,
Затем в заветнейший чертог,
По ножке, и на стол овальный,
И на стакан взобраться смог.
Поел, попил (сказался опыт),
Вися над выпуклой строкой,
И побежал, но был прихлопнут
Внезапно пушкинской рукой!
А Пушкин оглядел детально
Сей труп и, пряча интерес,
Сдул на пол, и сказал печально:
«Увы… Как жаль, что не Дантес…»
