|
|
Софья Андревна разбила яйцо в сковородку и ахнула
Облако белое по телевизору кажется
Семьдесят лет прожиты – как вчера
Но как скользит по тарелке яичница
Лаковой пленочкой жира подернута
Будто возносится радость и гнев отделяется
И опускается гневной монетой на дно
Все справедливо и тело сквозь сбои и трещины
Вышло смещенное влево согнулось и мается
Вправо смещенное внуков и правнуков около
Сладкий разгон торможение ветка в окно
Стукнет и белая Софья Андревна возносится
Вправо к серванту где зеркало пыльное солнечно
Где огонечек наливки и рюмка хрустальная
Обожествленные фото младенцы и муж при усах
Вышли бессмертными в смерть и случилось что Софья Андреевна
С вилкой берущей яичницу внуков и правнуков около
Облака из телевизора и херувима сервантного –
Памятник дрогнувшему но устоявшему
Быть невозможному прошлому-настоящему
В пленочке лаковой где все навсегда пронеслось
Вечное «да» и скольженье
И мы просим нас помянуть
* * *
Была попытка к бегству хоть куда.
Из серых будних дней хотелось в сказку.
Вина и водки взяли под завязку,
Закуски маловато – не беда.
Известно – между первой и второй
Зазор неуловимо минимален…
Из тесных кабинетов, душных спален
Нырнуть хотелось в омут головой,
Вне сериалов, шоу, пошлых драм
Себя почуять дерзким великаном…
Сменить решили рюмки на стаканы,
Повысив дозу сразу на сто грамм.
Полёт нормален – вышли на семьсот!
Кордоны сзади, вырвались из зоны,
И побоку унылые резоны,
Когда волна горячая несёт…
А утром, как всегда, опять жалели,
Что не оставили ни капли на похмелье.
Море и небо и горы и солнце и ветер
Белый диван уплывает и стол отъезжает
Мне апельсина а мне сливу а мне грушу
Целый город ветра внизу кошка подаяния просит
Здесь есть укромное место где кости а на них чуть мяса
Оставляются добрыми жителями нашего дома
Но кошки все равно худые кожа и кости
А друг в недостроенном доме картины пишет
Нырнуть и вынырнуть нырнуть – и тебе того же
Ныряешь выныриваешь ныряешь вода в маске
Выше выше а потом время ужинать – и тебе того же
В том месте где ты в этом году оказался
Вдевятером мы здесь плавимся и пропадаем
Комары и мухи кошки цикады торговец фруктов
Нет нет нет и все же да и конечно
Да конечно мы знаем ты не знаешь не надо
Да конечно хлеб разломишь у детей вопросы
У взрослых ответы стук ножей и вилок
Между вторым и чаем море встает стеною
Гора разламывается нет никто не спасется
Я сомневаюсь в том что эти цветные прищепки
Способны удержать на ветру покрывало
Я сомневаюсь в том что эти тонкие дверцы
Имеют смысл эти «да» «нет» «конечно»
Но конечно имеют
И конечно удержат
Будьте благословенны обратные наши билеты
Благословенны вилки пластмассовые в самолете
Благословенно все то что потраченных нас возвращает
И мы возвращаемся магниты слезающая кожа
И здесь есть кошки и они здесь глаже и толще
Есть ангелы так говорят в деревянной церкви
Мы верим что останемся здесь надолго
Под окнами было дерево листья не рвались на ветре
* * *
Когда иссякнут водопады слов
И диких чувств косматые мишени,
Я научусь ценить, в конце концов,
Не за именье, а за предвкушенье.
За радость ожидания, за шанс
Увидеть милый профиль ненароком,
Души с душой любимой резонанс
В слиянии до самого истока.
Что было до, предстанет жутким сном –
Пустая жизнь вне смысла и сюжета,
Скитания в невежестве глухом,
Чужая безвоздушная планета.
И обернётся былью старый сказ -
В трёх соснах заплутавший серый козлик
Под льющийся с небес жемчужный вальс
Вдруг обретёт чудесный новый облик.
Закру́жит незнакомая судьба
Вчерашнего никчёмного безумца,
И задрожат мотивы на губах,
И слёзы позабытые вернутся.
Рассвет наполнит росами бокал,
А тёплый день ненастьем не обманет…
Всё будет так, наверно, но пока
Я – подтанцовка в дьявольском канкане.
Я слышу паучка прядущего проворно
. . .
А мы а мы немы и смотрим как темнеет
Надкушенного яблока о боже светлый край
То закричит то снова онемеет
Гришаев Андрей
* * * Жучок, бегущий по делам,И паучок, сосущий муху,Бытуют на пределе слухаВ уделах, не подвластных нам.Летящий к свету мотылёкСгорает в пламени мгновенно,Тем избежав тоски и тлена,Не прозревая подоплёк,Покорный замыслу творца…Как органично всё в природе,И нет изъянов в небосводе,А мы томимся без конца.Унылый пестуем мотив,Предвосхищая вторник в среду,Готовим курицу к обеду,Мезим заранее купив.Искрится тонкая вуаль,Дробится и дрожит картинка,Срывает ветер паутинкуИ паучка уносит вдаль.
Я слышу паучка прядущего проворно
Живую нить дрожащую на сквозняке
Я голос твой ловлю прошу сказать повторно
Далекое люблю как веточку теченьем по реке
Уносит быстро и невозвратимо но
Приостанавливает и строит ось вращенья
Вокруг листочка-камушка всё падает на дно
Кровать и руки и слова прощенья
Брешь в паутине на ветру зияй
А мы а мы немы и смотрим как темнеет
Надкушенного яблока о боже светлый край
То закричит то снова онемеет
* * *
Как ни кручусь, но с каждым годом чаще
Я ощущаю леденящий страх:
Мне чудится, что я не настоящий,
А высосан из пальца второпях.
Придуман сочинителем бездарным
Случайно, между прочим, как бемоль,
Под треньканье расстроенной гитары,
Закуску и дешёвый алкоголь.
Ему-то что – проспится и забудет,
А мне его конюшни разгребать.
Я – плод не оправдавшихся прелюдий,
И нас, таких навыдуманных, рать.
Я прозябаю в сочинённом теле,
Написанный дрожащею рукой,
Срифмованный навскидку еле-еле.
Но не пристало петь за упокой.
Я сам горазд придумывать сюжеты,
Сложу судьбу любовно, не спеша,
И пусть не окажусь большим поэтом,
Но в строчках заживёт моя душа.
Вселенную создам не понаслышке -
На ощупь, проверяя каждый штрих,
Трудиться буду, не жалея «мышки»,
До буковки отлаживая стих,
До совершенства подгоняя ноту,
Не зная скуки, не жалея сил.
И стыдно станет горе-рифмоплёту,
Что выдумал меня и в мир пустил.
На сайте прежде было клёво,
Сегодня он лежит пластом.
И там, где дух витал здоровый,
Теперь руины и застой.
К нему привязан, как невольник,
Я был. (Хотя и без оков).
Когда, рыча, кусался больно
Морской волчара Кондаков.
Тогда великий и ужасный
С небес спустился к нам Ю.Ю.
И графоманов ежечасно
Вертел привычно на ... В бою
Есть упоение. Училка,
Пронзив стихом никчемный шлак,
Горела к сайту страстью пылкой,
Пока в монашки не ушла.
Плеснув в бокал тосканский кьянти,
Убрав из голоса металл,
Начальник штаба мудрый Антик
Полеты трезво разбирал.
Скупые реплики роняя,
Стихами лезя на рожон,
Косил под циника Куняев,
Скрывая то, что нежен он.
На сайте пасся конь крылатый,
Рос на березах шоколад.
Водился в омуте Булатов...
А где Булатов, там и Платт.
Пора шальная миновала,
Другой не будет ей взамен,
Когда стихами колдовала
Ветрам распахнутая Ленн.
Девчонки, сопли... Но при этом
Дышала тайной глубина.
Не поэтессы, но поэты!
Могу назвать их имена.
И вот источник стал рутиной,
Болото тиной заросло...
Был карнавал. Была Кристина.
Всё это было. И прошло.
Пауза бывает громче грома.
Громче – камнепада,
скверных слов.
Пауза – немеет – как,
восьмая нота до крещендо.
Как – неизречённая – любовь.
Пауза – бывает, тише тишины.
И нежнее – полевых цветов.
Если, навсегда – любовь.
Я прятал себя под эстетство,
Расстраивал грусть как струну,
Натравливал время на детство,
А сам… У порока в плену
Как зверь одиноко метался.
И только молил об одном:
Чтоб все не напрасно – узнался б
Я в ней, как разбуженный гром,
В горячную тайнопись жизни.
Туда, где судьбу навлечет
Мне сладость с оскоминой вишни,
С ошибками наперечет.
Я прятал себя под эстетство,
Чтоб с ней – как мальчишка из детства.
Страницы: 1... ...40... ...50... ...60... ...70... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ...90... ...100... ...110... ...120... ...130... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|