III



Душа рвалась… Её влекло куда-то
В иные, неизведанные дали,
Где, может быть, её совсем не ждали,
Ведь у неё – ни визы, ни мандата

Суметь бы только умолить солдата,
Чтоб просьбу государю передали…
Без лишних слов крылатые сандали
Для скорости наденет провожатый

Замрёт сигнальщик на высокой ноте
И вот душа уже опять в полёте –
Движенья грациозны и легки

Я – следом… Погоди, не хлопай дверью!
Как нестерпимо бьёт по подреберью
Приливом ностальгической тоски!




IV



Приливом ностальгической тоски
Сносило всё туда же – в Кордильеры…
Былой оплот древнейшей в мире веры
Хранил её фрагменты и куски

Вдруг что-то больно стиснуло виски…
На Мачу-Пикчу правили химеры…
Увы, не помогали полумеры –
Давало семя новые ростки

Я вновь, как в стародавние года,
Всходила на вершину пирамиды…
Великий жрец – далёкий пращур Лиды
Зачем-то пригласил меня сюда

Мостки Пространства шатки и узки…
Хотелось сбросить Времени тиски!


V



Хотелось сбросить Времени тиски
И ринуться в знакомую обитель,
Где воцарился враг и осквернитель…
Он был на расстоянии руки

Расставленные недругом силки
Сияли бриллиантово в зените…
И шёлк полей скрывал тугие нити…
Их – блеском – выдавали поплавки

Пусть очевиден был плохой конец
Всех покусившихся на царственный венец,
Я не боялась подлых козней ката*

Хотя казалось – дальше нет пути,
Никто не смел мне помешать уйти,
Прорвав Пространство, словно лист плаката



VI



Прорвав Пространство, словно лист плаката,
Скользну за грань земного бытия…
Когда-нибудь должна там быть и я…
Попозже – в час, когда придёт расплата

Ведь действие последствием чревато…
Тебе, невинный мальчик для битья, –
Ни на земле, ни в небе нет житья!
Судьба ли только в этом виновата?

Печальный день… Несчастный час и миг…
Увидев, как отчаялся двойник, –
Спешу утешить бедного собрата,
Сказав, что в ощущенья вкралась ложь…

Спешу (и ты спеши, пока живёшь)
Ступить на твердь булыжного Арбата

VII



Ступить на твердь булыжного Арбата,
Где вот уже седьмой десяток лет
Нетерпеливо ждёт меня Поэт…

Бегу вперёд проулочком горбатым
По тротуарам, лесенкам щербатым
И – как из тьмы выныриваю в свет…
Машу рукой… Поэт кивнул в ответ,
Предощущая жаркие дебаты

Вновь обретаю силы – дальше жить,
Прощать врага, с обидчиком дружить,
Спуская зуботычины, пинки

Став выше, чем увечный и слепой,
Что тащится проторенной тропой,
Где чувствуют опору каблуки



VIII



Где чувствуют опору каблуки,
Там бьют богам неведомым поклоны,
Там нестерпимы муки, жутки стоны…

Спасти!… Но данный мне в проводники,
Плыл мимо… мимо… Вновь особняки
Заполонили бархатные склоны…
Дороги расползались, как столоны*,
И вили… вили сети пауки

Шут на арене – тот, что всех рыжей,
Вопил, паясничая: «Счастье так возможно!»
Но было ясно – утвержденье ложно,
Как всё – в жестоком мире миражей

Узнать, что ожидает впереди,
Хотелось с замиранием в груди




IX



Хотелось с замиранием в груди
Вглядеться в зачарованную сказку,
В которой персонаж, отбросив маску,
Кричал: «Поэт, постой, не уходи!

Помилосердствуй, Истину роди!
Дай света! Разведи поярче краску!»
Я почему-то вспомнила про Наску* –
Там тщетно уповали на дожди…

Взлетали в небо к Богу – на моленья…
Жизнь покидала земли и селенья…
На крыльях истлевала парусина…
От солнца не спасал дырявый зонт…

Пришла пора и мне за горизонт
Вести за ручку маленького сына



X


Вести за ручку маленького сына
Сквозь лес, под щебет птиц в разгар весны…
Присев на хвою около сосны,
У тёплого ствола пристроить спины…

И, к небу подбородки запрокинув,
Застыть и наяву увидеть сны…
Но отчего концовки так грустны?
Припоминая это – сердцем стыну…

Дрожит берёзок первая листва…
Ей нежной, робкой – не до озорства…
А соснам – что? Их не пугают зимы

Так захотелось в небо воспарить,
Родное сердце песней покорить,
Любить и ощущать себя любимой



XI



Любить и ощущать себя любимой –
Нет большего соблазна на земле!
Как сладостно забыться в кабале,
Отдавшись воле непоколебимой!

Откройся взору, Властелин незримый,
И я с Тобой на звёздном корабле,
На радужном распластанном крыле
Покину этот берег нелюдимый

Ты где-то рядом! Всё внутри поёт
И сердце каждым постуком зовёт…
Приди и душу мне разбереди
Невыразимым свежим, ярким чувством,

Когда в момент, граничащий с распутством,
Весь мир – у ног и… счастье впереди



XII



Весь мир – у ног и… счастье впереди –
Пусть иллюзорно-призрачное, всё же
Оно – возможно… Будь я помоложе,
Сказала бы себе – сиди и жди!

Пусть сам поймёт – по трепету в груди,
Когда молчанье – тягостно до дрожи…
Прикосновенье и – озноб по коже…
И мысль одна: «Смотри, не навреди!

Любовь куда мудрей, чем Кама-Сутра!»…
Что мы – одно, шепнёт на ушко утро,
Приникнув в полумраке к изголовью

Что дальше? Ввысь, крыло к крылу – полёт?…
Раздоры?… Красоту сковавший лёд?…
Ну, а пока – я грезила любовью…




XIII



Ну а пока я грезила любовью,
Менялось всё, чего касался ум:
Позабывался давешний самум,
Ущерб нанесший речке и здоровью…

Уже не так пугало небо новью…
В барханах глуше стал неясный шум…
Казалось, что пустыня Кара-кум –
Лубочная картинка к послесловью

Задравши нос, отчаянно пыля,
Проплыл верблюд с осанкой короля…

От радости, что умирает день,
Тень, удлиняясь, целовала тень…

Луна ползла, как капля по надбровью,
Глаз солнца тёк, марая небо кровью…




XIV



Глаз солнца тёк, марая небо кровью,
Кровь, растекаясь, красила песок…
А я твердила: «Нет же, это – сок...»
И пятилась к Огузскому становью

Увы, не место было суесловью –
Всё багровел, всё ширился поток,
Захлёстывал и запад, и восток…
Горело облачко, прилипнув к оголовью

На раскалённом черепе земном –
Ни кустика, ни крошечной былинки…
По Дню природа справила поминки
И затихала, забываясь сном…

Я шла вдоль засыпающей реки…
Садилось солнце в красные пески…





МАГИСТРАЛ



Садилось солнце… Красные пески
Дрожали в знойном мареве заката…
Душа рвалась… Её влекло куда-то
Приливом ностальгической тоски…

Хотелось сбросить Времени тиски!…
Прорвав Пространство, словно лист плаката,
Ступить на твердь булыжного Арбата,
Где чувствуют опору каблуки

Хотелось с замиранием в груди
Вести за ручку маленького сына,
Любить и ощущать себя любимой –
Весь мир – у ног и… счастье впереди!

Ну а пока я грезила любовью,
Глаз солнца тёк, марая небо кровью…


Москва, 10-15 декабря 2002г.