В степи жили два отшельника – Васумен и Спетамен. Ютились каждый в своей хижине, и разделяло их расстояние в полных три дня пешего ходу. Васумен прежде был известным магом, посвященным в великие таинства Земли, Воды и Небес, про таких говорят – «руки медом моет», – мол, негоже хранителю солнечных тайн мыть руки простой водой. Приходили к Васумену за советом владыки, и воители со всей степи, слов его слушались, а если Васумен не желал разговаривать со знатным гостем, любой его взгляд, жест, вольный или невольный считали знаком свыше, и указанием верного пути. 

Спетамен, напротив жил тихо, никого к себе не подпускал, подолгу постился, и медитировал. Никаких тайн он не ведал, и советов никому не давал. Раз в полгода, только, Васумен нарушал его одиночество. Он приходил к его хижине, и приносил с собой немного кумыса. Отшельники садились друг против друга, и придавались беседам. Беседовали, бывало, от заката до рассвета – Спетамен боялся разучиться говорить от долгого молчания. Он ворочал языком со все большим трудом, и голос у него был хриплый, и трескучий, как умирающий очаг. С каждым годом взгляд Спетамена притуплялся, бледнел, мудрец уже с трудом мог поддержать разговор, и порой пускался в совершенную болтовню. Всякий раз собираясь к нему в очередной раз, Васумен сомневался, увидит ли он своего знакомца живым. «А может… зря я к нему хожу? – думал он, надевая заплечный мешок – может мне и самому остаться здесь, в одиночестве? Нет, Спетамен умнее меня… он-то сам ко мне не ходит. Не нужно ему это». 

И когда шел по степи, и когда спал под открытым небом, он рассуждал так: 

«Неужели я привязался к нему? Я… что… без него не могу? Для того ли я ушел от магов, для того ли удалился в степь, чтобы прерывать свое одиночество бессмысленной болтовней? Нет… нужно вернуться. Есть только я и Господь. Больше никого не надо». 

И все же просыпаясь, он шел не на восток – в сторону дома, – а на закат, – к Спетамену. 

И на этот раз он не повернул назад, и прошел весь путь до конца. 

Но что-то изменилось. Он к удивлению своему, увидев возле жилища Спетамена стреноженного коня. 

Едва откинув полог хижины, Васумен зашатался, убитый дивным ароматом – жарили баранину. Много лет он уже не вдыхал подобных запахов, и был беззащитен перед ними, как беззащитен узник в каменных шахтах перед свежим воздухом. 

Все жилище Спетамена было пропитано этим чудным запахом, вокруг стало чисто и светло, а у дымохода весели освежеванные тушки сусликов. 

Обитатель жилища, сидел на земле, скрестив ноги на степняцкий манер. Весь он разрумянился, подобрел, глаза его блестели довольством и сытостью. «А ведь Спетамен совсем не старый – вдруг подумал Васумен – он просто голодом себя морил…». 

- Это все мерещится мне? – пробормотал маг растерянно. 

- Нет. Все это есть, как ты и я! – улыбнулся Спетамен – я и забыл, что ты должен прийти. 

- Забыл? А откуда все это? Ужель с небес снизошла на тебя такая благодать? 

- Может и с небес… – Спетамен кивнул на блюдо, стоявшее подле очага. На нем дымилась пряно баранина – угощайся! 

- Я не… откуда это все? – снова спросил Васумен. 

- Друг принес. 

- Друг? 

- Да друг. Знаешь, мудрый Васумен, я ведь почти достиг… Просветления… я жил так, чтобы дни не отличались друг от друга… я просыпался по утрам, молился, шел к колодцу за соленой водой. Потом я ел, посещал отхожее место, пристегивал к поясу лук, и шел на охоту – усердному святожителю ведь охота не возбраняется. 

Остаток дня я проводил в молитвах и размышлениях. И постепенно мне стало казаться, что когда я размышляю, я в то же время иду к соленому колодцу, и ем, и опорожняюсь, и охочусь, и сплю и просыпаюсь, и рождаюсь, и умираю. Утро, вечер, день и ночь перестали для меня быть, вся моя жизнь, всякое деяние и недеяние стало единым целым, все прожитые годы умещались в одно мгновение. И самые рождение и смерть тоже были чем-то одним, непрерывным, и я не мог родиться не умерев, и умереть, не родившись. Понимаешь? Не понимаешь, наверное, брат Васумен. Для этого нужно долго молчать. А я, как ты знаешь, долго молчал. Я стал ощущать себя каждой былинкой в степи, каждой каплей воды, каждой крупицей соли, что оседали на дне моего бурдюка… я был всем миром, от начала и до конца, проживал каждый день каждым существом, каждым порывом ветра, камнем, горой, ручьем… а знаешь что стало потом, брат Васумен? 

- Нет… – хрипло ответил маг. 

- Змея. Меня ужалила змея. И тотчас все рухнуло. Я был опять всего лишь я, больной, жалкий, слабый, скорченный на обрывке воловьей шкуры в своей жалкой хижине. Я был не «вчера» или «завтра», а именно «сейчас» в мгновение, когда яд выворачивает мои внутренности. Ты понимаешь меня? 

- Да. Я… я понимаю. 

- И я молил о смерти кого угодно – богов, степных зверей, или свою собственную хижину. «Обвались – просил я ее – рухни на меня, и раздави. Лишь бы этого больше не было». 

Но смерть ко мне не пришла. Человек, проезжал мимо, полюбопытствовал – заглянул в мою хижину, и увидев мои страдания, решил помочь. Он оказался умелым знахарем – поставил меня на ноги, выкормил, выходил, как больного ребенка выхаживает мать. Я спрашивал, как его зовут, а он отвечал только «друг». Вот, я его и стал звать Другом. 

- Он… все это он тебе принес? 

- Да. Он заботливый – говорит, что я очень слаб, и мне нужен отдых. 

Васумен вздрогнул при этих словах. 

- А ты… ты что больше не следуешь умеренности? 

- Умеренности? – Спетамен неопределенно хмыкнул – пожалуй, нет. 

– Что же… а молитвы? 

- Я молюсь. Не так часто как прежде… 

- А Друг? Где он сейчас? 

- Рядом – улыбнулся Спетамен – конь его здесь. Он часто гуляет. Пешком. 

Тут же полог хижины зашевелился, и через порог переступил человек, невысокого роста, пожалуй, невзрачный, с жиденькой русой бороденкой, красивом кафтане, и широких синих шароварах.  

Он встревожено взглянул на Васумена, но увидев благодушие на лице хозяина, успокоился: 

- Друг мой, позволь тебя спросить, кто этот мудрый, и величавый господин? – спросил он. 

Спетамен хотел было ответить, но Васумен его перебил: 

- Я рыба из реки. 

- Не видел я здесь рек – хмыкнул незнакомец, усаживаясь возле очага – я гулял по степи, и прочитал по травам, что у нас гости. 

- А ты кто таков? – спросил Васумен холодно. 

- Я? Друг, о мудрый Рыба-из-реки. 

- Откуда ты?  

- Мой род кочевал неподалеку, а я охотился на зайцев, и заплутал… 

- Далеко же ты ушел от своего рода, Друг. Тут на много недель пути нет пастбищ, и только пять колодцев. 

- Степь меня обманула. Я долго скакал, пока не вышел к хижине. При мне был только конь… 

- Один конь? – улыбнулся Васумен – Какой же степняк идет на зайцев в одиночку, да еще с одним конем? 

- Глупый степняк – засмеялся Друг – потому я здесь. 

- Ты вылечил этого отшельника? Зачем? 

- Я поговорил с ним. Сквозь бред, он поведал мне, что не готов еще умирать. Вот я ему и помог. А что, о Рыба-из-реки, я должен был его убить? Так быть может лучше? 

- Друг… – не удержался Спетамен– не сердись на Рыбу-из-реки. Лучше обнимитесь, и простите друг друга. 

- Быть по-твоему – кивнул Васумен – ну что, Друг, обнимемся? 

Лицо Друга слегка вздрогнуло, но он все же пододвинулся к магу и они обнялись. 

- Я… за водой схожу – сказал он торопливо, и тотчас вышел. 

Спетамен тут же набросился на мага с упреками: 

- Ты, видно обидел его! Посмотри на него! Он спас меня от мучений! 

- Он лжет – вздохнул Васумен – каждое его слово пропитано ложью. Здесь никто не кочует, здесь нет пастбищ, пригодных для овец и лошадей. 

- Степь меняется – возразил Спетамен – быть может пустоши отступают, и скоро здесь будут зеленеть луга. 

- Будь он степняком, его одежды пропитались бы запахом сыра и лошадиного пота. 

– И что? 

- Он не пахнет ни сыром ни потом. Он вообще ничем не пахнет. 

- Видно нюх твой с годами ослаб, раз ты не чуешь очевидных вещей. 

- Баранина… она откуда? 

- К седлу у него было привязано полбарана… 

- Он ее ел? 

- Откуда я могу знать? Может и ел. 

- Ты видел, как этот… Друг… ест? 

- Я? Конечно я… – Спетамен осекся – что ты хочешь этим сказать, мудрый Васумен? 

- Смотри на него. Внимательно смотри – сказал только маг. 

Больше в тот день они не разговаривали. 

Наступил вечер, отшельники помолились и улеглись спать в хижине. Друг заснул по-степному – на спине коня, обхватив руками его широкую шею. Спетамен задремал тут же, а Васумен еще долго лежал, вперив глаза в потолок, и обдумывал все услышанное и увиденное. Он ведь не сказал хозяину главного – обняв Друга, он не почувствовал в нем костей. 

Утром Друг засобирался на охоту. Васумен увязался за ним.  

- У тебя четыре ноги, а у меня две – сказал маг Другу – оставь коня здесь, уважь святожителя.  

- Я желаю тебе только добра – кивнул тот и расплылся в приторной улыбке.  

Когда они отошли порядочное на расстояние от жилища Спетамена, Васумен завел такой разговор: 

- А сколько мужей в твоем роду, добрый Друг? 

- Изрядно – не меньше сотни. 

- А отроков? 

- И того больше. 

- А женщин? 

- Да кто же их считает… 

- И все они зовут тебя Другом? – щурясь, спросил маг. 

- Кто хочет – тот и зовет. По-разному, конечно, кличут… – отмахнулся Друг. 

- Как тебя зовут? 

Степняк не ответил. 

Они шли какое-то время в полной тишине. Васумен выжидал нужный момент.  

- Как тебя зовут? 

- Друг. 

- Светом солнечным заклинаю, как тебя зовут? 

Молчание. 

Прошли еще немного, Васумен тихонько, под нос себе стал напевать гимны. Друг, казалось, не слышал. 

- Как тебя зовут? 

- Друг. 

- Землей заклинаю, как тебя зовут? 

Друг споткнулся. Васумен поймал его взгляд – испуганный, ненавидящий. Пора! 

Маг сорвал с себя все три пояса – синий, зеленый и белый, и хлестнул ими Друга по лицу. 

- Как тебя зовут? 

Друг упал на землю, заскулил. Тотчас на него посыпались удары. Васумен хлестал его с каким-то особым упорством, ожесточением, пояса со свистом врезались Другу в лицо, оставляя багряные следы. 

- Как тебя зовут? 

- Друг! 

Еще удары. 

- Как тебя зовут? 

- Друг!!!  

Три страшные плети разрезали кожу, вырывая багряные полоски. 

- Как тебя зовут? – кричал Васумен. 

И тут Друг изменился. Он по-звериному выгнулся, встал на четвереньки, и прошипел свое имя так, как ему следовало звучать:  

- Друхш-ш-ш… 

Васумен отшатнулся, пояса выпали из его руки – вместе с шипением его обдало волной злобы, осязаемой смрадной мерзости. 

Перед магом уже был не степняк в дорогом кафтане, а рыжий змей, огромный рыжий змей, впитавший в себя самую пустошь. 

- Убирайся! – закричал Васумен, но голос его сорвался на визг. 

Змей тут же скрылся в траве, однако в воздухе еще дрожало его смрадное шипение:  

- Друхш-ш-ш. 

Васумен оглянулся. Хижины видно не было. Осмотрелся по сторонам – места вдруг стали ему незнакомы. Сперва он двинулся, как ему казалось, на восход, но вскоре оказался на каком-то пригорке, и вокруг, насколько хватало глаз, простиралась равнина с жухлой, низкой травой, и редким кустарником. Уже начиная понимать, что произошло, маг двинулся на закат, и вскоре оказался на таком же пригорке, и вокруг была все та же пустошь. 

Тогда он сел и погрузился в медитацию. Друхш ползал здесь же, но приблизиться не смел – как и всякое порождение Тьмы он был слаб при свете Солнца. 

Когда же стало темнеть Васумен начертил на земле защитный круг, собрал побольше сухой травы, и мелких веток, сложил в центре круга, и с помощью кремня высек огонь. Костерок получился слабый, света его едва хватало, чтобы освящать защитные знаки в центре круга. Васумен закрыл глаза, и запел священные гимны. 

Друхш стал огромен, словно гора. Он ходил вокруг костра, трепеща жилистыми, мушиными крыльями. Теперь он не был похож на змею, все его тело покрыла густая шерсть, и глаза стали испускать тусклый, неживой свет. 

В темноте слышались его шаги – так словно в землю ухали тяжелой дубиной. Васумен запел громче, и тут же за чертой раздался жалобный женский голос: 

- К костру пусти! Хоть воды напиться дай! 

- Уходи, злой дух. Не место тебе здесь, среди святожителей – спокойно ответил Васумен. 

- Я же вам всем шеи сверну! – прорычал Друхш мужским голосом – пусти! Мне этот круг – тьфу! 

- Уходи. 

- Он сам меня позвал! Я бы не пришел, если бы он не позвал! 

- Это ты его ужалил? 

- Я! – словно несколько человек разом ответил Друхш – но я и сам так одинок! Я – само одиночество! 

- Все ты лжешь! Ты хотел смутить его волю! 

- Дай воды попить – снова из темноты донесся женский голос – я не уйду. 

- Уйдешь… еще как уйдешь… 

Лишь к рассвету Друхш сдался. Васумен теперь без труда нашел дорогу к хижине Спетамена. 

Отшельник, встретил его у порога. У него был вполне здоровый вид. Он сидел на земле, и казалось, предавался медитации, но едва Васумен приблизился, он встрепенулся, и щурясь против солнца, произнес: 

- Выхожу сегодня во двор – а коня-то и нет. И следов копыт на земле нет. Странно, да? 

Васумен сел рядом. Некоторое время отшельники молчали. 

- А ты знаешь, кто твой друг? – спросил Васумен. 

- Нет. А мне правда нужно знать, кто он? – улыбнулся Спетамен. 

- Он ушел. И больше не вернется. 

- Как же не вернется? Вон он стоит! 

Васумен оглянулся – вдали – на взгорке, виднелась тень всадника. Конь стоял неподвижно, и седок так же неподвижно вытянулся, вглядываясь в сторону отшельников. 

- Ты очень обидел его, брат Васумен. Он не приблизится, пока ты не уйдешь. 

- Так он же... – Васумен осекся. 

- Мой друг. Я ведь устал Васумен, очень устал. Я прежде думал, будто что-то понимаю, сидя здесь, посреди степи, но все на самом деле не так… 

- Почему он не ушел? 

- Ты мудрый человек. Ты сам знаешь ответ. 

- Скажи ты. Я хочу услышать это от тебя – сказал маг. 

- Я его не отпустил. 

Васумен вскочил, и размашистым, злым шагом направился на восток. Больше он никогда не приходил к отшельнику Спетамена.