Весь мир, два окна и звонок в дверь 

Одно окно квартиры выходит на восток, другое – на запад. То, которое на восток, находится на кухне. А то, которое на запад – в детской комнате. Кухня и комната соединены длинным коридором. Если сидишь на кухне, и обе двери открыты, то можно видеть два окна сразу. За стеклом в детской растет очень большой клен. Очень большой, потому что квартира находится на третьем этаже – вот и представьте, какой это раскидистый и большой клен. Говорят, есть клены европейские и канадские, но в чем их различие, я не знаю. По крайней мере, ни в одной книге по естествознанию нет такой информации. Наверно, здесь за окном – канадский клен, потому что клены из города детства, которые назывались канадскими, были другие – с широкими узорчатыми, резными листьями – просто находка для гербария. В школе все походы в лес или парк в первой осенней четверти, заканчивались сбором желтых, желто – красных листочков клена, так они затмевали все остальные опавшие листья по красоте. Были, конечно, конкуренты – дубовые. Ну что там говорить, дуб всегда считался одним из самых благородных и красивых деревьев. 

Но мы отвлеклись от клена за западным окном. Он явно не подходил под название канадского – и листья какие-то скукоженные, ни один лентяй не возьмет его в свой гербарий, пусть даже единственное дерево попадется ему по пути в школу. Уж лучше получить двойку, чем сложить себе в папку этот грязно–желтое подобие увядшего листа. Так вот, поэтому это будет это клён без названия, просто другой клен. 

Осенью лучше не разглядывать его близко. Но издали, при взгляде через коридор с кухни, смешение красок увядающей зелени и пятен темно – желтого цветов умиротворяло. При подходе к окну это великолепие превращалось в грязное скрученное подобие поджигаемой старой бумаги. Но рядом рос еще и стройный лихой тополь, яркой – желтый, сияющий шафранным глянцем на пути отраженных закатных солнечных лучей, он и оживлял заоконный пейзаж. 

Внизу, на уровне второго и первого этажей через дорогу выстроилась шеренга лип. Липы, беззащитные, нежно-багряные могли смягчить любое сердце.  

Созерцание лип – это удел тех, кто идет по улице, и не поднимает глаза наверх. Идет себе так по своим делам, ни о чем не задумывается, вдруг полыхнет ему блеском яркая краска, повернется ,а вот она – липа! Стоит, не шевелится, не дрогнет ни одним резным листочком, зачем ей это надо: она – красавица и прекрасно осознает свою неповторимость. Кто осознает ее красоту, постоит вдали, полюбуется и уйдет, наполненный тихой восторженной радостью. 

А клены и тополя – они не писаные красавцы, поэтому и тянутся к небу, тянутся, насколько сил хватает. Дотянулись бы и до звезд, но раз в три года приезжает бригада из жилищной конторы и безжалостно чекрыжит их до голостовольного состояния. Жалко деревья, когда стоят они обрубками, опечаленные своей подневольной участью, в грусти о недосягаемой звездной крыше. Но потом прощают людям их неразумность, ведь люди так молоды, их жизнь – вспышка по сравнению с вековым существованием деревьев. Прощают, и снова начинают расти ветви из обезображенного обрезкой ствола. Так и растут за западным окном тополь с кленом, осенние краски которых манят неповторимым сочетанием оттенков издали и становятся грязными вблизи. Не случайно ли? Закаты всегда красивее восходов, но грусть несут в себе необычайную, словно напоминая о быстротечности бытия нашего. 

И за восточным окном стоит клен. Такой же, с такими же листьями, что и за западным. Но краски уходящей осени на рассветной стороне отличаются небывалой яркостью и чистотой. Листья этого клена всегда ярко – желтые без разнородных примесей и, если б надо было описать цвет солнечных лучей, то этот цвет как раз подойдет под это определение.  

Взгляд на восток еще и взгляд во двор. Двор только условно можно назвать двором, верней всего это – большой парк между домами, что выходят на параллельные улицы. Во времена холодной войны в городе было химическое оборонное производство, и для уменьшения воздействия вредных выбросов спроектировали город таким огромным парком. Потом обнаружилось, что это нисколько не спасает от тех самых выбросов, но деревья и кустарники в красивых дворах – парках уже разрослись. Вольно было им расти тут без опаски, никакая коммунальная служба не успела бы за осень культурно их обрезать, проще говоря, испортить, вот и росли клены и тополя во дворах так, как хотели, мирно соседствуя друг другом.  

Дворовые тополя выбирали высоту, и, вспоминая свое родство с пирамидальными тополями, тянулись и тянулись вверх, насколько хватало сил. Некоторые не выдерживали такой постоянной нагрузки от тяги вверх, дряхлели стволами, обламывались, но с достоинством, только во время сильного снегопада или весенней грозы, и неровные изломы стволов деревьев говорили о том, что боролись они до последнего.  

Дворовые же клёны притулились по периметру вокруг тополей, и, в отличие от уличных, у них не было уродливых узловатых стволов от постоянной насильственной обрезки. Когда дерево дряхлело, оно само выбирало, как ему уйти. И так же, как и у тополей, уход всегда происходил при буйстве стихий: либо в грозу, либо в обильный снегопад. Один из кленов, стоявший на краю, всегда щеголял неимоверно крупными листьями и ярчайшими красками, даже свой уход обставил весьма эффектно. Тогда долго стояла пасмурная погода, потом резко похолодало, и мелкие частички тумана, осевшего на деревьях, застыли на ветвях радужной изморозью, блестевшей переливчатой радугой, отражающейся при определённом угле зрения. Ствол крайнего клена раскололся пополам от резкого похолодания, и вместо одной радуги над ним сверкало две! Весной одна половинка треснувшего ствола обломилась окончательно, зато вторая вновь покрылась мелкими новорожденными веточками. 

На восходе солнца двор начинал освещаться с левого крайнего дома, и площадку, прогреваемую утренними лучами, облюбовали мамаши с маленькими детьми, все проживающие в округе бабушки. Постепенно поднимаясь выше, солнце проникало во все уголки тенистого двора, тогда каждый листочек на деревьях начинал блестеть и поворачиваться за солнечными лучами, и даже в безветренную погоду видно было их целенаправленное солнцестремительное движение. До нашего клена очередь доходила к вечеру. Если с утра ему перепадали только малые крохи солнца, то вечером он единственный ловил его лучи в просвете между домами. Фантастическую картину представлял двор в это время – парк деревьев и кустов служил сплошным темно-зеленым фоном одному единственному ярко освещенному дереву, которое, как маяк, сверкало бликами, зелеными и красными, под лучами заходящего солнца.  

Кухня. Стул. Сидя на нем, видишь налево – запад, направо – восток. Гордые и прямые деревья на востоке, обрезанные и узловатые на западе. И последний заходящий луч солнца на восточном дереве, и темнота на западе, где по закону физики должно быть солнце. Не зная, что есть просвет между домами, можно по освещенным деревьям перепутать стороны света. 

Иллюзия. Мир вокруг нас освещается светом, лишь не надо заслонять его, кромсать по – живому, думая, что мы главнее всех, мы просто наблюдатели и не сознаем этого. Обрубив все ветви деревьев по ранжиру, мы полагаем, что облагородили их. Узлы и корявые стволы, грязного цвета листья, вот что мы получаем. Зачем, почему, мы думаем, что умней всего, что окружает нас? 

Звонок в дверь. Приглашают на субботник, будем обрезать кустарник. Нет, не пойду. Я хочу, чтобы запад в моем окне стал красивым, как восток. 

Ангел – хранитель  

Все семейство любило воскресенье, день, когда можно подольше поспать, заниматься, чем хочешь, сходить в гости, пригласить гостей, да мало ли какие дела можно придумать. А еще мама, папа и младший сын любили ходить на рынок, так, по крайней мере, казалось маме, а папа не разубеждал её в этом. Мама не была поклонницей прогулок по отдельно стоящим магазинам. Сходить на рынок – самое милое дело, и по времени меньше затрат, и все в куче: промтоварные прилавки, продовольственные павильоны, и велика вероятность встретить знакомых, поболтать с ними о том, о сем. Муж снисходительно сопровождал мать семейства в таких прогулках, а, главное, мог вовремя остановить от ненужной покупки или сказать надоедливой собеседнице, баста, мы ушли. 

Поэтому мама никогда не гуляла по рынку одна, благо, муж не возражал, он до сих пор, как в первый раз, был влюблен в свою жену, и радовался любой возможности быть с ней рядом. А больше всего ему нравилось, как встречные оглядывали сначала его, потом жену, потом сына и удивленно оборачивались, и оборачивались им вслед. Высокий, белокурый папа напоминал известного киноартиста, а мама рядом с ним казалась маленькой и невзрачной. Сын, как и отец, привлекал общее внимание. Внешне он ничем не выделялся, мальчик, как мальчик, но было в нем что-то особенное. Старый дед говорил, что это ангел – хранитель его сопровождает и оберегает, и свет его виден людям. 

Любопытные знакомые донимали папу, с чего это он с такой статью и красотой не нашел себе женщину привлекательней? Еле заметная улыбка играла тогда на красиво очерченных губах, а бесцеремонным и надоедливым отвечал резко, на грани грубости, что жена самая красивая, и дети их вобрали её красоту. Ведь что для отца главное? Умные дети и добрая жена! 

Сынок младшенький всегда радовался семейным воскресным вылазкам на базар: он гордо шел рядом с самыми лучшими родителями на свете и не понимал, почему старший брат спал до обеда. Ведь это так интересно – с папой и мамой выбирать покупки, подарки; мама любила делать подарки и всегда старалась что-нибудь купить для многочисленных родственников и знакомых. А после с сознанием своей значимости нести посильную поклажу, помогая маме; папа говорил, что она маленькая и слабая, и поэтому мужчины в доме должны ее беречь и помогать ей. По пути домой обязательно попадалось кафе (это родители так старались!), где папа с мамой пили соки, коктейли, а сын мог выбрать пирожное или мороженое, но, конечно, он заслуженно выбирал мороженое, а мама не возражала и не говорила, что будет болеть горло.  

В субботу мама предупредила о предстоящей воскресной вылазке на рынок: продукты заканчиваются, костюм школьный надо купить, семена цветов посмотреть. И, хотя и папа, и младший сын любили поспать, в воскресенье оба дружно встали пораньше, лишь бы не пропустить совместную, полезную и увлекательную прогулку. Ожидая, пока мама освободится на кухне, они читали, играли в шахматы, да мало ли дел у серьезных мужчин.  

А жена и мать что-то все колдовала и колдовала на кухне над супом и гарниром, сама не понимая, почему сегодня приготовление пищи так затягивается. Как приятно прийти домой с прогулки по рынку, а тебя уже ждут вкусный борщ и паровые котлеты, на неделе некогда их стряпать, дела все бегом, да бегом, а тут и время есть, и хочется побаловать семью. Но странно, что независимо от её усилий, те же блюда по знакомым рецептам времени занимают больше обычного. 

Наконец, она вышла из кухни в комнату и застала там сонное царство – папа спал, откинувшись на спинку дивана, а сын прикорнул прямо у шахматной доски.  

- Бедненькие, заждались. Не будет у нас сегодня рыночного похода, – и развернулась, решив поставить дрожжевое тесто на пироги, хотела после рынка, да пожалела будить любимых домочадцев. 

Но сын уже проснулся и затеребил отца, 

- Папа, мама освободилась, пойдемте на рынок. 

- Может, не пойдем уже, мало времени осталось,- сонно пробормотал отец, нехотя вставая с дивана 

– А мы на автобусе поедем, – веско заявил сынишка. 

Он очень любил ездить на автобусах, сразу же вставал у кабинки шофера и всю поездку, не отрываясь, смотрел в окно, ведь не секрет, что первой заветной мечтой любого мальчишки становится профессия шофера. Родители не стали спорить: мать чувствовала за собой вину за задержку с завтраком и обедом, а отец попросту спал на ходу. 

- Подождите меня внизу во дворе, – скомандовала мама,- проснетесь, пока я собираюсь. 

Папа с сыном быстро оделись и вышли.  

- Я сейчас, сумку возьму и догоню вас. 

Муж знал, что «сейчас» его жены растянется не меньше, чем на десять минут, и молча взял с полки сигареты.  

- Мама опять долго собираться будет, да папа? – поинтересовался сын. 

- Ну, что ты говоришь, я уже выхожу почти, – крикнула она ему вдогонку. 

-Сумка в руках, деньги у мужа, плита выключена. Надо проверить плиту. Так, деньги у мужа, сумка в руках, плита выключена. Записка, надо записку оставить старшему сыну, а то опять кастрюли не откроет, так и умчится куда-нибудь голодный. Уфф, вроде все. А что это? Было чисто, а теперь? – по полу коридора шла грязная полоса, 

- Надо протереть. Я быстренько, тряпка на швабре, полминуты и все. Да что это я делаю? Потом протру, меня ждут внизу. Нет, надо протереть обязательно, и что это за мысли ненужные. Приду, потом протру. 

- Надо протереть! 

-Тьфу ты, протру и избавлюсь от этой навязчивой мысли. 

Прекрасно понимая нелепость непонятного приступа чистоты, но не в силах от него избавиться, в пальто прошла за шваброй, набрала ведро воды, протерла коридор. Остановилась, словно раздумывая, что же делать дальше. 

- Мама, мама, ты где застряла?- барабанил в двери сын. 

Она вышла вместе с ним. Муж нервно курил у подъезда. 

- Мы пропустили несколько автобусов, и только что ушел еще один, – хмуро сообщил он и спросил, 

- Что ты там делала так долго? 

- Пол мыла в коридоре. 

- ПОЛ???- муж потерял дар речи. Он сам собственноручно утром протер коридор, жена ни разу за все годы совместной жизни не перемывала за ним. 

- Понимаешь, сама соображаю, что делаю что-то не то, а всё равно не могла не помыть, как будто кто под руку подталкивал.  

- Автобус!!!- сынишка радостно повернулся к ним. В автобусе он сразу же занял свое любимое место за спиной водителя. Проехали одну остановку, осталось повернуть на другую улицу, и там долгожданный рынок. 

Мимо с воем промчались две скорые и машина ГАИ. Сынишка в восторге оглянулся на родителей, такое зрелище! А их водитель проехал чуть, остановился посреди дороги и, бледный, обернулся к пассажирам, 

- Все, приехали. 

Впереди стоял тот автобус, на который они не успели. Вся передняя часть его вместе с кабиной водителя была всмятку раздавлена тяжелым самосвалом.