Я больше в её планы не вхожу,
другие к ней колоннами, рядами.
Она другую чувствует вожжу,
но я нательный крест её страданий.
Нет, я гордился более бы чем,
коль ей случился б – в радость, в силу, в нежность,
но Ноя недостроенный ковчег
не соблазняет никого, конечно.
Она болеет мною, только врач,
что временем зовётся непреложно,
вот-вот секире скажет: «Отхерачь!
Того, кто вводит боль тебе подкожно!»
Я отлечу, как с плахи голова,
от той, что: «Милый!» – вскрикнет напоследок
и перекосит ложь лица овал
её среди взволнованных соседок.
Потом уйдёт… и я её пойму -
жар не залить сбежавшею водою.
Не заменить её мне и саму,
лишь можно осквернить её с другою.
Да, может быть, когда-нибудь, потом,
когда глаза сотру о горизонт, и
узнав её входящей в чуждый дом,
сопьюсь, но ею свой не опозорю.
Про женщин и тех, кто за ними бегает.
Есть у меня такое подозрение…
Всем женщинам, считаю я, без исключения
(На это есть какие-то причины)
Конечно, нравится, чтобы за ними бегали мужчины.
Еще я честно вам хочу сказать…
Чего таить, к чему скрывать?
Естественно, что женщинам всем нравится
Мужчинам всем без исключенья нравиться.
Кому же это может не понравиться
Мужчинам всем без исключенья нравиться?
А те, что говорят, что им не нравится
Мужчинам всем без исключенья нравиться,
Просто бессовестно врут.
( Судя по всему, на это тоже есть какие-то причины)
Кошки-мышки.
Кошки не бреют подмышки.
И мышки не бреют подмышки.
И ноги, наверное, тоже
Не бреют они, похоже.
Не бреют даже усов.
И вовсе не носят трусов.
Правду говорят, что человек – венец природы.
Вот оно горе-то, в памяти бродится,
Как в обвалившейся каменоломне.
А до чего ж была светлая горница!
Сумрачно и тяжело мне.
Камни глядят незнакомо, опасливо,
Пряча в пыли остроскулые лица.
Выберусь, буду жить долго и счастливо,
Только бы не оступиться.
Ты не ходи сюда, делать здесь нечего.
Пусть пропадает в объятье терновом
Всё, что разбито твоим опрометчивым
Всеразрушающим словом.
