|
|
Ночь холодна и черней воронёной стали.
Город распят на крестах-перекрёстках улиц.
Ветер со свистом гонит в подвалы
собачьи стаи.
Воду вприкуску со снегом лакает из блюдец.
Это ноябрь… Сжимаю озябшие пальцы.
Звёзды горят, только я не могу согреться.
Это ноябрь… Город напялил тяжёлый панцирь.
Мечется в клетке синица по имени сердце.
Ночь в ноябре молчалива и неуютна.
Ночь в ноябре это темень в конце тоннеля.
Морок осенний… стылая мгла
в начале утра
кутает мёрзнущий город ветшалой шинелью.
Ночь в ноябре даже утром в огнях поликлиник.
Снежная пыль переносит тоску и простуду.
Я возвращаюсь в жаркий июль…
Настой на малине…
Принял нутром аспириновую барракуду.
Мне не поставит диагноз ни доктор, ни знахарь.
Время не лечит болезни, которые вечны.
Сплин, ипохондрия… Но, слава Богу,
нет больше страха.
Я проскочил через "cito"… На красный
по встречной.
Как игрушки для ребёнка одного размера
Слон и пчёлка, конь и рыбка
Так и мы для божеского окуляра
Равноценны, не крупны, не мелки
Рыбка уплывает в царство божье
Плавником блестя, в волны и травы
Как без рыбки царство оскудело наше
Но мы рыбку помним и этим рады
Пусть постели наши в ночи одиноки
Зато наволочки вышиты слонами, конями,
Пчёлками – мы протянем руки
И них вложат что-то – не сказать словами
Как мы утро ждали, глядя из детства
В грозовую ночь из окна деревни
Лес гудит из семечка: жарко и тесно
Просыпаемся, смотрим – в саду деревья
Свет разбавлен кальянным дымом
из высоких кирпичных труб.
Русским духом, отцом и сыном
преисполнено всё вокруг.
В преисподне барыжат серой.
На откаты места в раю.
Рая, Ада, Надежда, Вера...
Всем комфортно в моём краю.
Жил со всеми в гражданском браке.
Сердце резал, как торт, крестом.
Освистали предгорья раки.
Я остался цепным котом.
То налево пойду, то вправо.
Доброй воли своей часовой...
Рысью пахнут небесные травы.
Светят ночи соловой луной.
Край дремотный в сияющей дымке...
Мне и в этой жизни везло.
Мне хватало сметаны крынки
и для песен немного слов.
.
* * *
...Я – студент-недоучка, изгой,
Ты – актриса…
И стою, упиваясь тобой,
Мну кулису...
Как прокуренный твой голосок
Полон страсти...
Поцелуй посылаю в висок,
Чтобы – насмерть!
Я портал в отчаянье скрёб,
И – из ложи –
Я, без промаха, – «чмок»! – тебя в лоб,
В губы – тоже…
Жажды видеть – не утолю,
В сердце – пенье…
Но когда с тобой рядом стою –
Нем, как пень я…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Но сегодня очнулся седым
На рассвете:
На подушке – помады следы,
Волос светлый…
Видно, сон был кошмарен и дик –
Пожар губ и щёк…
Шторы – наглухо! Спать!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(…Приходи!!!
Хоть часок еще…)
1979,
Владивосток
.
Логика не просто подсказывает мне, она аргументированно гремит – ты умрешь! Годы, которые остались тебе, пролетят быстро, безвозвратно и незаметно. В один совсем не прекрасный день ты почувствуешь боль в боку. Зудящую, пока терпимую, но не стихающую. Она будет постепенно усиливаться, занимая все твои мысли, ни на минуту не давая забыть про нее. Когда станет совсем невмоготу, ты пойдешь к врачу, сдашь анализы, настоишься в очередях… А потом доктор с сожалением посмотрит на тебя и скажет, что хорошо бы прийти раньше, но сейчас… Впрочем, надо пройти курс лечения. Надежда всегда есть, и рук опускать не стоит… А через пару месяцев моё холодное тельце равнодушно сожгут в жутковатой печке, опережая чертей со всеми их котлами и сковородками… Но вот, что интересно: абсолютно соглашаясь с неизбежностью всей этой хрени, я не теряю ни оптимизма, ни хорошего настроения. Потому что помимо логики работает какой-то другой подсказчик. Ироничный, немного насмешливый и весьма убедительный. Он ничего не пытается доказать, не приводит никаких доводов. Просто дает ощутить, что всё это совершенно несерьезно, надуманно, пафосно и бессмысленно. Мол, ты же ничего не знаешь, но ведешь себя так, словно нет для тебя никаких тайн, словно Вселенной нет до тебя никакого дела и миллиарды лет, потраченные на создание такого идиота, чем-то похожего на венец творения, были бессмысленной тратой времени и вынуждены вылететь в трубу крематория вместе с твоим никчемным прахом. Сам-то понимаешь, в какую фигню ты чуть было не поверил? Я пытаюсь понять. И мне это почти удается. Если не понять, то хотя бы не спорить с тем, кто подсказывает. И жить дальше. Вполне весело и по возможности интересно. Любить и любоваться. Совершать ошибки, не сдерживать эмоции, строить планы и плевать на будущую неизбежность. Потому что из таинственной глубины сознания слышен шепот живущей там Истины: то, что с тобой началось, уже никогда не закончится. Ни-ко-гда!
"А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб"?
В. Маяковский
Ветер играет ноктюрн на трубе водосточной.
Дождь-барабанщик насилует дробью карниз.
Что же такое случилось сегодняшней ночью,
если вода так отчаянно бросилась вниз?
Тысячелетьями я остаюсь без ответа.
Всё потому, что никак не найду свой вопрос.
Реинкарнация всех моих духов-поэтов -
Змей-Уроборос, целующий небо взасос.
Дождь за окном завывает, подначенный ветром.
Ветер струится по стёклам, заклятый дождём.
Будет ли утро и день беззаботным и щедрым,
если однажды мы все безвозвратно уйдём?
Возле аптеки фонарь.
На фонаре повешенный.
Ветер доносит гарь...
Мысли рандомно смешаны.
Месяцем лыбится ночь
в морду коту чеширскому.
Пьяный в габбану Дольче
доит бутылку «клинского».
Царь третий день не пьёт.
Всем говорят: отрекается.
Странный какой-то год...
Страшно грешить и каяться.
Светит в окно звезда
радостью термоядерной.
Думаю, это Создатель
код посылает матерный.
Странный сегодня год.
Не високосный вроде бы...
Ноет висок...mein Gott!
В крепких объятиях родины.
Утро... Погас фонарь.
Висельник в лимб отправился.
Парами ходят твари.
Мне одному не справиться.
Мне кажется порой, что мы фантомы.
Наш ДНК – простой программный код.
Мы с вами были в прошлый раз знакомы,
Чеширский, или Шрёдингеров кот.
Вы пили молоко, а может, виски,
я был контужен павшею звездой.
И досконально просчитав все риски,
решил предположить, что я живой.
Вы ухмыльнулись, не сказав ни слова.
Хер Шрёдингер уже включил отсчёт.
Не оставалось ничего другого -
надеть часы и двинуться вперёд.
Туда, где чёрных дыр дурная темень
собой рождает первобытный стиль,
в проём двери, куда уходит время.
И где начальный пункт его пути.
С ним удаляясь от своих истоков,
навряд ли стану ближе хоть на шаг
к чему-нибудь, что объясняет Бога.
К кому-нибудь, кто меньше, чем дурак.
Мои поля, увы, не для баталий.
Они для многоточной тишины.
Бумажный огород небесных далей
в чернильных грядках с кляксами Луны.
Достаточно одной ничтожной точки,
чтоб раскрутить Вселенной колесо.
Достаточно одной удачной строчки,
чтоб усомниться в нужности часов.
Мерцали звезды сквозь стекло
Лучами бледного накала.
Вино багрово растеклось
Вокруг разбитого бокала.
Был стол причудливо накрыт,
И вот десерт лежит в руинах...
А контур винный – словно Крым
На старой карте Украины.
2012
Пришли волхвы: какого х.я?
Все перевёрнуто. Луна
В тазу воды лежит, бликуя.
Мы тянем руки к ней из сна.
Стога и вилы над сосною
Висят у вечности в плену.
Сыр, истекающий росою,
С вершины смотрит на луну.
Все мысли спутаны. Казалось,
Земли и неба тождествО,
И наша молодость и старость...
Но наступило рождество.
И снова всё перевернулось,
На ноги встало, оглянулось,
Закукарекало, и вот
Звезда любви меж нас живёт.
Страницы: 1... ...30... ...40... ...50... ...60... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 ...80... ...90... ...100... ...110... ...120... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|