|
"Некоторые немецкие историки считают украинцев славянизированными германцами. Отсюда происходят присущие украинцам трудолюбие и аккуратность..." Украинский школьный учебник восьмого класса.
Херр Мыкола фон Небаба В хате у камина Слушал Вагнера, Горилку салом закусив. А кацап ордынский в поле Пас его скотину, Тюбетейкой утирая Слезы с глаз косых.
Чинно хрюкали в сарае Чистенькие свиньи... Из толчка благоухала Розами фекаль. Попугай кричал из клетки: "Слава Украине!" И себе же хрипловато Отвечал: "Зиг хайль!"
Так наказывал Бог, потому я стерпел. А на третий удар я ответил ножом. Может, это и грех. Может, Бог так хотел. Только вот тебе крест – я не лез на рожон.
По природе своей я немного угрюм. Нелюдим, говорят про меня за глаза. Но я людям не враг и животных люблю. Я не пил за столом. Я давно завязал.
Ну а этот пижон всё ко мне приставал. Почему, мол, не пьёшь? Расскажи анекдот! Словно воду в жару он водяру хлестал и гостям говорил, что козёл, кто не пьёт.
Я конечно молчал. Что возьмёшь с дурака? Так просила она...он ей, всё таки, муж. Я лишь в шутку сказал, что козёл кто рогат. А растут у того, кто мозгами не дюж.
Ьак наказывал Бог. Потому я терпел. А на третий удар я ответил ножом. Может, это и грех. Может, Бог так хотел. Только вот тебе крест – я не лез на рожон.
Меня всегда о чём-то просят И не всегда благодарят, Когда помпезно преподносят Букет обоссанных котят.
Смотри, мой ангел, как промокли, Как страшно высохла их мать. Не смей божественные сопли Ажурной пряжей распускать.
Плодитесь, твари, размножайтесь! Вас превращают в барахло. Кошачий бог, готовый к жатве, Когтями выкосит бабло.
Тот – бесноватый, если честно, Прошёл бы кастинг в "Дю Солей": Его болонка «вдруг» исчезла Под гроздьями опухолей.
Не обольщайся, милосердный, Сегодня нет благих вестей. Убереги меня от скверны, И легион тупых чертей
Уйми, а то сама угроблю. Салфеток в пасти натолкай. Для пса, распаханного дробью, Придумай персональный рай.
Его диагноз – настрадался, Вводи волшебную иглу... Ты столько лет за жизнь сражался Молитвой. Стало быть – в тылу.
Пинцет, зажимы, пара лезвий - Твое оружие, хирург. Пиши историю болезней Подобий божьих, драматург.
В финале лицемерной драмы Подбрось такой медикамент, Чтоб возводились миллиграммы В тротиловый эквивалент.
Царапай истину кровавым, Из тела вырванным пером. Чтоб не устроили облавы, Не вырубили топором -
Как ты болишь о пациенте, И как злокачественна жизнь, О доброкачественной смерти...
Поставь печать и распишись.
Избито, пошло, даже странновато Приравнивать сугробы к белой вате, Любовь и кровь на рифму снова сватать И прятаться в толпе чужих людей.
Нам до весны лишь два шага осталось. Лишь два шага – пустяк, такая малость, Когда в журчание водицы талой Вплетёт весенний щебет воробей.
Зимой привычно двигаться по кругу И рифмовать со скукою разлуку. Но в феврале напрасно хочет вьюга Скомандовать мгновению: «Замри!»
В просторах наших двум шагам не тесно, А воробей – весны веселый вестник. И мокрый снег, совсем как в старой песне, Не долетает, тая, до земли.
В соавторстве с Арсением Платтом Был не последним и не первым, В любом романе есть такой. Всегда искал по жизни стерву, Как будто в стервах есть покой. Он весь – златая середина, Такой не крайний, робкий весь. Под тяжкий груз подставил спину И пёр всю жизнь ненужный крест. Когда струной дрожали нервы, Во рту сушняк, а в горле ком, Сизиф носил на гору стерву, А после скатывал пинком. В обход поверьям, слухам, мифам Над ним всегда искрился нимб. Но потешался над Сизифом Хмельной Сатир, меняя нимф. Алкаш копытный, фуй с рогами, Был дружно нимфами хулим. Он до того был полигамен, Что от него стонал Олимп. Стремясь наверх, он падал низко, Учитель так себе – Дедал, Эвтерпу спьяну начал тискать, Но папа-Зевс по морде дал. Сатира морда – как из дуба, Что в лоб, что по лбу – ясен пень. Сложил в улыбку перец губы И тень наводит на плетень…
Я замёрзший плевок, я жемчужина Я мужчина на февральском ветру А вы женщина замужем, вы жена А я в хлев свой вас украду
Вы привыкли лежать на постелии И какао горячий с утра Я ж холодный стою на метелии И шепчу: пора, брат, пора
В те края, где Татьяна изогнутая Или Лена блестит, как река Или Анна впотьмах перевёрнутая Или Люба в сердцах стукнет ножкой слегка
Там, где буйно растут насаждения Где я хищно в беседку зайду Где листвой шелестят наслаждения И, невидим у всех на виду Возражая на возражения Огонёчек любви разведу
Гладко ложилась на вечер заря. Месяц вынашивал планы на вечность. Строился в небе отряд октябрят. В омуте тихом пряталась нечисть.
Кот, не моргая, смотрел на закат. В нём пробуждалась генетика сфинкса. Рим, Вавилон, Мелитополь, Царьград… Веяло чем-то античным… афинским.
Время текло бесконечной рекой, Будда с Христом пили квас Магомета. Было пятьсот миллионов веков до окончания этого Света.
Ровно пятьсот! Почему? Не понять… Просто, пятьсот по кармическим сметам. До окончания этого Света… И до начала вчерашнего дня…
* * * Похоже, что прогрессу грош цена: Мы первобытных комплексов заложники. Чем меньше у водителя длина, Тем больше габариты внедорожника.
* * * Свой очень нездоровый интерес К поэзии уйми, интеллигенция! Стихами можно клеить поэтесс, Но дальше – вся надежда на потенцию.
* * * Волшебник слова дорог мне любым, И бросить камень в классика не вправе я! В стихах про Керн он мог: «Я вас любил», А в письмах про нее же – порнографию.
* * * Не вдохновляет скучный список тем, Уныл сюжет без грозового фронта… Супружескую заданность поэм Меняю на раскованность экспромта!
. * * * Июнь 1987-го. В Одессе, в Доме Актера объявлен мой «Авторский вечер». О том, почему это было предельно важно для меня – не здесь и не сейчас. Скажу только, что (после расклеенных по всему городу афиш, извещающих Одессу о том, что сезон в знаменитом местном музыкальном театре будет открываться Премьерой мюзикла по моей пьесе (с М.Водяным в гл. роли!), после публикации в «Вечерней Одессе» подборки моих стихов с элегантной врезкой на тему возвращения (наконец-то!) «блудного сына» на родину) этим моим домактеровским «Вечером» Одесса как бы закрепляла свое признание меня с в о и м, как бы окончательно легализовывала мое – до той поры для меня самого несколько сомнительное – одесситство… Не помню, по какой причине (скорее всего из-за своей обычной безалаберности), но с приобретением билета на самолет я дотянул до последнего момента, в который и выяснилось, что в городских авиакассах билетов в Одессу нет: начало июня – вся страна летит на Юг… Но я же молод, нагл, самоуверен, я же знаю, что всё – всегда – случится и произойдет так, как это нужно мне, и все поезда, самолеты и космические ракеты будут в нетерпении ржать и рыть копытами землю, ожидая, пока я ни впрыгну – в наираспоследнейший уже момент – в вагон/в салон/в кабину, и, дождавшись, рванут, взовьются радостно и, в итоге, неизбежно домчат меня туда, куда мне и нужно и где меня ждут и любят (а где меня не ждут и не любят???)!... Я поймал подвернувшегося «частника» и через полчаса был в Домодедово: сколько раз я уже мчался, вот так же, на частнике, или на такси, в аэропорт, опаздывая на рейс, на который у меня не было билета, и каждый раз, неизменно, каким-то чудом, вскоре я уже сидел, приходя в себя, в мягком удобном кресле и наблюдал сквозь толстое стекло иллюминатора за медленно отъезжающим от самолета трапом… Но на этот раз в аэропорту меня ждал самый настоящий «облом». Билетов не было не только в Одессу, но и во все города северо-западного побережья Черного моря. Надежд на очередное «дежурное» чудо не было никаких. Самым «близким» городом, куда обнаружился сданный кем-то минуту назад единственный билет, был город Сочи, на аэропорт которого я и свалился через два с половиной часа. Но в Сочи ситуация оказалась едва ли ни безысходней чем в Москве: рейсы на Одессу откладывались уже два дня, и просвета не ожидалось. Я включил план «Б»: извлек свою резервную, самопально изготовленную для различных экстренных случаев, «Справку от психиатра», и найдя медпункт аэропорта, поставил в известность дежурного врача о том, что жара и нервное напряжение мне, при моем редком, малоизученном виде душевного нездоровья, совершенно противопоказаны, и что пару лет назад двенадцатичасовое пребывание в аналогичной ситуации в свердловском аэропорту «Кольцово» спровоцировало приступ: в моей голове что-то замкнулось-переключилось, я выбросился со второго этажа прямо на зал ожидания на первом, нескольких человек увезли на «скорой», меня врачи спасли чудом, а всё начальство аэропорта, включая врачей, в итоге, потеряло работу. Я был настолько убедителен, что врач тут же отвел меня к начальнику аэропорта, тот пригласил главного своего милиционера, и после серии консультаций и не совсем цензурных переговоров с различными аэропортовскими службами обнаружилось, что рейс в Одессу будет готов к вылету через час. Благодарные счастливцы-пассажиры, которым удалось попасть на этот неожиданный «левый» рейс, практически донесли меня на руках до трапа. Когда самолет приземлился в одесском аэропорту, было 19.30, то есть мой «вечер» уже полчаса как должен был начаться. Еще минут через сорок я выскочил из такси и влетел в двери Дома Актера. За тонкой перегородкой, отделяющей от зала узкий проход-коридорчик, ведущий за сцену, слышался шум, говор, раздавались голоса: «Его только что видели! Он приехал!..» Пролетев по проходу, я уже почти проскочил маленькое закулисное помещение, деревянные ступеньки из которого вели к двери на сцену, как вдруг, уже шагнув на ступеньку, услышал совершенно не одесский, окрашенный пробирающим до дрожи тембром, женский голос: «Вы – Юрий Юрченко?..» Словно споткнувшись, я замер на мгновенье, затем обернулся на голос: за маленьким, втиснутым в угол, между стеной и ступеньками столиком сидела красивая молодая женщина с огромными голубыми глазами и длинными волнистыми волосами; перед ней, на столике, стояла старая печатная машинка с заложенным в нее листом бумаги… «Да», – ответил я. «Я читала ваши стихи. Они мне понравились. Леся.» – сказала она и, встав из-за стола, протянула мне руку. Время остановилось. «Хотите выпить хорошего кофе?» – предложила она. «Да, – сказал я, – с удовольствием.» «Пойдемте, я покажу вам – здесь недалеко – одно место, где варят лучший в Одессе кофе.» И мы пошли. Шли мы не спеша: с улицы Розы Люксембург свернули на Пушкинскую, Леся мне рассказывала чем знаменит и примечателен тот или иной дом, кто в нем, и когда, жил… Мы пересекли улицу Карла Либкнехта, дошли до Дерибасовской, свернули налево, пересекли еще одну улицу… Я забыл – где я, и зачем я здесь. Забыл про сегодняшние города и аэропорты, про загнанные такси и самолеты, про Дом Актера, про свой, очень важный для меня, «авторский вечер», про лучшего в стране режиссера музыкального театра Юлия Гриншпуна, который должен был вести этот «вечер»… Она рассказывала что-то о местной драме, где она репетировала сейчас одну из главных ролей в «Детях Арбата», потом я рассказывал ей о чем-то, она смеялась, нам было хорошо. Кафе, о котором она говорила, и впрямь, пользовалось успехом: нам пришлось отстоять очередь, чтобы попасть в него. Выпив по чашечке кофе, мы, так же, не спеша, пошли обратно. Темнело, погода была прекрасная и вечер был чудесным… Мы дошли до Дома Актера – и тут только я вспомнил зачем я прилетел в Одессу. Публика была еще в зале. Кто-то уже начал расходиться, но, тут опять раздались голоса: «Я же говорил, что он – здесь! Вот он!..» Я прошел на сцену, не помню, что я говорил Гриншпуну, и как Гриншпун объяснял всё зрителям. Вечер продолжался около двух с половиной часов, я был в ударе: на первом ряду, на крайнем, справа, кресле сидела Леся… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Скрыл моря глухой ропот Твой хохот и мой шепот… .
* * *
Тихий смех василька, Незабудки лазурные грёзы, Мельтешит меж камней, Напевая, весёлый родник, У реки на ветру Заневестилась буйно берёза, И грустит старый дуб, Вспоминая минувшие дни.
Спит в норе толстый крот, Обнимая Дюймовочку крепко, Майский жук впопыхах Покидает, сопя, тесный плен, Колосятся хлеба, Вырастает волшебная репка, Точит стрелки чеснок, Матереет забористый хрен...
Поднебесный хорал Без надрывной морали, и вовсе Нет, казалось, причин На Земле для печали и слёз, Но гадать суждено Нам – зачем родили́сь и что после: Лопухом прорастёшь, Иль рукою достанешь до звёзд.
21 января 2019
Страницы: 1... ...20... ...30... ...40... ...50... ...60... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ...80... ...90... ...100... ...110... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|