|
|
" Не я, и не он, и не ты..."
Инн.Анненский, Двойник
Давно я в сговоре с дождём,
мы с ним по жёлтым лужам кружим,
и мертвенно мерцает в лужах
листва сгорающим огнём.
В один ступая водоём,
мы стынем под одною стужей,
не то враждуем, не то дружим,
огонь листвы горстями пьём,
смываем «...мене, текел, перес...»,
исчислены Лукой Пачоли,
отмечены рукой печали
хмельная тень, колючий верес,
хмельное пламя – терпкий херес...
Давно я в сговоре с дождём:
холодной рябью карандашной,
асфальтом, вымокшем бумажно,
мы абрис города ведём,
мы ищем в мокром сне, в Заречье,
размытый акварелью дом
с былой замоскворецкой речью,
но тщетно – в дождь дома вверх дном
плывут сквозь сон и теплят свечи,
их отраженья за окном
предчувствуют приход Предтечи...
Мы, Гильденкранц и Розенстерн,
в ущельях улиц письма пишем,
и долго, долго ещё слышим
свои шаги средь гулких стен...
В березняке, беспамятством простуженном,
я вспоминаю, или только кажется,
следы твои и лиственное кружево
в дождливый узел призрачно завяжутся,
и на спор ломкая рогатка
куриной косточки грудной
предскажет век судьбы земной,
и имя девочки смешной,
и след дождливый жизни краткой...
На дальнем плане мокрой акварели -
- два силуэта в дождевой аллее,
те двое под дождями немоты
навечно – неразлучно я и ты
стоим, прощаясь, или, встретившись, идём...
Давно я в сговоре с дождём,
и весь бескрайний окоём,
задёрнутый шумящей взвесью,
до мелких капель перекрестий
вместил струящийся проём...
26.08.08.
Востряково
Расчерчено в сознаньи схемой плана,
реальным контуром в маршруте достиженья,
оно вживилось вечным ощущеньем,
нет – предсознаньем цели и задачи
на протяжённости дремотного метро
с дождём автобусного ожиданья
и длинными аллеями рядов,
уснувших средь тиши захоронений...
Как некий календарный срок – души оброк,
иль благости легкодоступный откуп
ценой прилежно сделанной работы:
собрать листву и ветошь павших веток,
протирка мрамора линялой плотью ткани...
...а ты сидишь на стульчике складном
и наблюдаешь, тихо улыбаясь,
как убираю я твою могилу,
и дождь макает мир в свою текилу,
и, захлебнувшись влагою хмельной,
обычно говорю тебе, с тобой,
привычно обращаюсь я к тебе – ты помнишь...
...день начинается недели за три
подробным расписаньем распорядка:
пораньше встать, не мешкая напрасно,
собрать необходимое в дорогу,
со списком доскональным сверясь точно;
не отвлекаясь к внешним передрягам,
всё время разговаривать с тобой...
и так – с тобой! – к твоей могиле ехать,
заметив, может, вдруг – берёзы ветка
дрожит, как вена голубая у виска
и протекает мимо, словно дождь
стекает с ветром ветровым стеклом вечерним
в зелёную текилу светофора,
которую мне пить недели три,
и горечью привычной напитавшись,
привычно новый день свой начинать...
03.11.08
Кризис давно не в делах, а в умах...
«Самые умные» – первые с носом.
Им бы работать вовсю до износа -
Чтобы вовек не иссякла сума...
Только трудиться не жаждет никто:
Всем бы считать золотые монеты.
И наплевать, что на нашей планете
Снова и снова творится не то...
Подмигивают молча светофоры, втыкая в ночь стеклянные глаза. Аритмия, побитые повторы, под сердцем извивается гюрза.
Кусает за предсердие гадюка, и буквы превращаются в петит. Захлёбываясь кровью с каждым стуком, сердечный клапан в рифму говорит.
Нева вспухает, словно Брахмапутра, стихам всю ночь сознанье бередить. Для прозы остаётся день и утро, до прозы только надобно дожить...
сложить грехом отмеченные крылья, забыться и уснуть на полчаса. Окраина, могильная севилья затихнет, похоронит голоса.
Лежи и слушай тон сердцебиенья, дыханье спящих ангелов-детей. Всё будущее – в этом поколенье, всё прошлое – глодает до костей.
Вставай и поищи в сердцах аптечку, в ней Корвалан запрятал Корвалол. У этой сучьей ночи явно течка, стихами истекает прямо в стол.
Буквально заполняется бумага, словесный темп не выдержав, перо ломается, и бродит словно брага всю ночь по кухне заспанный Пьеро.
Нет ничего, ни сна, ни покаянья, лишь табурет, надежда и тетрадь. Забытые уроки рисованья... да брось, ты не умеешь рисовать!
Лишь только буквы, тридцать две подруги, поделены на рифмы и года, сквозняк из незаклеенной фрамуги, да светофора жёлтая звезда,
мигающая в такт сердечным ямбам, рифмуя перекрёсток и такси, да крышка вытанцовывает самбу на чайнике, сипящем ноту СИ.
Горячий пар расталкивает воздух, коричневый прозрачный эликсир смягчает недозрелого мороза заштопанный подтаявший мундир.
Залётный ветер поднимает воду, теченью мысли тесно под мостом. Таблетками обманывать природу уже не получается.
Шестом карандаша слегка раздвинешь льдины, под ними непрозрачное вино из ладожских подвалов. Не застынет, не остановит времени оно.
И бег его как время безупречен, бесстрастен как полночный светофор, стоящий на посту, ссутулив плечи, считающий что лучшее – повтор,
что смысл чередованья тьмы и света просчитан Богом и непогрешим, что солнцем разогретая планета должна остынуть за ночь до вершин.
Вот потому Земля – в полярной шапке и днём, и ночью, летом и зимой, и в белых ледяных полярных тапках. Ну точно не в порядке с головой,
как у тебя, полночного поэта. Взгляни в окно – почти полмира спит, пока шуршит рука в ночи конфетой, да чайник твой осипший голосит.
Ты сам себе шеф-повар и коллега, бесчувственный небритый рифмоплёт. Слова стартуют сами, без разбега в отчаянный безудержный полёт.
Ты просто проводник желаний Бога, по странному стечению судьбы пером твоя отмечена дорога, отсчитаны апостолом столбы.
Здесь нет ни перекуров, ни привалов, всё на ходу – и страсти и любовь. Всегда один, безвременна опала, и пусть временщики не хмурят бровь,
фискальные доклады сочиняя, разделывая рифмы под орех. У самого последнего трамвая гораздо больше правды.
Как на грех светает поздно перед Новым Годом, не разглядеть светила в темноте. Дыхание холодное природы, запутавшейся в собственном холсте,
отмеривает время и пространство, рисуя на окошках вензеля, собой гармонизируя убранство и такелаж земного корабля,
плывущего как щепка по теченью промасленной отходами Невы. Конец недели – это воскресенье для первых дней недели.
Всё, увы! Закончились как пьеса выходные, вновь будни и трамвайные стихи, вертушки турникетов, проходные... Они не искупают все грехи.
Что значит грех любви иль первородства, что значит боль потери или страх, когда с небес спускается сиротство и выступает солью на висках.
Краплёные тузы твоей колоды побиты как сердечный парафраз, окраска «перец с солью» снова в моде, вот и соли щепоткою, на глаз,
пока не побелеешь до тумана, который сам себе и намолол. Привычку заведи всегда в кармане держать простое средство – Корвалол.
А что под пальцами, йцукен или qwerty... неважно, раз болит – ещё не труп.
Пусть корваLOL, как смайлик юной смерти оскалит безупречно белый зуб.
Это тонкий инструмент,
Так что с ним поосторожней,
А не то – один момент,
И порезать пальчик можно!
Ручка ручку водит
В странном хороводе,
Где они ходили,
Там и наследили.
Не конфета и не фрукт,
Но известный и знакомый!
Это сказочный продукт
От летучих насекомых!
У нее есть лапки
И одна макушка,
А зимою – шапки
И еще игрушки.
Вот спешит через дорогу
Маленький прохожий,
У него иголок много,
Только шить не может.
Мы с моей соседкой Ниной
Две подружки-невелички,
Нам из тоненьких и длинных
По утрам плетут косички.
Знаете его вы
Из сказок и былин –
Он многоголовый,
Но хвост всего один.
Кто на небо убегает
От горячего огня,
И совсем не обжигает,
Ни тебя и ни меня?
В сыновья столу гожусь
И похож на табурет,
Только спинкою горжусь,
Ведь у них-то спинки нет!
Бывает черный, бывает белый,
Известно всем,
За каждой трапезой то и дело
Его я ем.
28.01.07
Ответы вразбивку: хлеб, мёд, дерево-огонь-дым, рука человека – авторучка, дракон, нож, волосы-косы, ёлка, стул, ёжик
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...610... ...620... ...630... ...640... 646 647 648 649 650 651 652 653 654 655 656 ...660... ...670... ...680... ...690... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|