|
|
 Прости меняПрости меня за первые года – Истерики и выбитые зубы. Спасибо, что со мной был в меру грубым, Ведь мог бы не оставить и следа. Прости, что замарав мне кружева, Почти смертельных ран кровавой пеной, Ждал от меня не помощи – измены И моего, бесспорно, торжества. Прости, что сочинила панегирик В честь сволочи, поднявшей арбалет. Прости, что мой родной менталитет Не позволял взглянуть на вещи шире. За то, что отправляла в ров подарки, За все пустые бденья у окна, За то, что я заочно влюблена Была в героя на кобыле жалкой. Дав смертнику удар свой нанести, Ты смёл его напалмом вместе с клячей. Убей таких хоть сотню – не заплачу. Любимый мой, за всё меня прости!&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&О, как твоё дыханье горячо!Сестра Риммовна
Холодок дохнул -
Это значит,
Что, совсем близка,
Дышит осень.
У воды одна
Ива плачет,
На речную гладь
Бросив косы...
От холодных вод,
От тоски ли -
Чуть живой зари
Свет неясный...
Что там, впереди?
Полночь или
В черноте небес
Звёзды гаснут?..
Мы приходим в мир
Этот вечный
Расскажи, зачем?
Сделай милость...
Падает звезда
С тропки млечной,
Вон ещё одна
Покатилась...
Скоро в сердце ляжет
Усталость,
Горькое "прощай"
Крикнут птицы...
Чтобы нить времён
Не прервалась,
Чтобы по весне
Возвратиться...
Снова будет март
Править миром,
Обрекая снег
Лечь на плаху,
А пока лишь ветер-
Задира
На груди лесов
Рвёт рубаху...
А пока лишь клён
Торопливо
Машет птицам ломкой
Рукою,
И одна
Взахлёб
Плачет ива,
Косы распустив
Над рекою.
Я умру, возможно, навсегда.
Ничего, возможно, там не будет.
Мир на том стоит – и не беда.
Кто его, живущего, осудит.
Но и всё же страшно понимать,
Что ни маму, ни, возможно, Олю…
Ни друзей. И что ещё сказать.
Что такой любви Твоей не стою?
Что любви такой не может быть
В свете этой жизни, этой смерти.
Как я мог в стихах кота делить
На какие-то смешные трети.
 Мы думали, что это он и есть, Весь разом, с потрохами, вот он, здесь, Ан, хрен нам – он не он, он дубликат, Дешёвая подделка, суррогат. Двух слов не в силах этот тип связать, Не то, чтоб в рифму дактилем сказать. А что он пил намедни натощак?! Чем забивал недюжинный косяк?! Мы размечтались: он – всего лишь он, Минувших лет забытый чемпион. Что на все сто, как старый пень, знаком, Мол, как войдём, как стукнем кулаком… А он, переливаясь и дрожа Расхристанным подобьем миража, Вдруг распадаться начал на куски, Куском-другим кого-то укусив. И постепенно на пол лужей стёк И начал хлюпать между наших ног. Потом нашёл под плинтусом дыру И с чавканьем от нас туда нырнул. И что теперь ловить: подливу, взвесь? Мораль проста: не можешь – так не лезь!
Вдалеке, не разглядеть лица,
Где мудрец похож на подлеца,
Где с улыбкой прапор убиенный
Думает, что он военнопленный,
Но войска союзников уже
На последнем, ближнем рубеже.
Вдалеке, у самого конца,
Где подлец похож на мудреца,
Где мертвец, в уме военнопленный,
Спит и видит близкие огни,
А союзники стоят над убиенным
И молчат, уходят прочь они.
Вдалеке, где не бывал мудрец,
И подлец куда не замахнулся,
Ночью белой вдруг встаёт мертвец
И молчит. Он только что проснулся.
Перед ним – холодная стена,
Тихо расступается она.
Вы думали, что это я и есть,
который перед вами, вот он, весь?
Ан нет, я – лицедей, я – лицемер,
и это детям пагубный пример.
Я говорю не то, что я хочу,
и не о том, что думаю, молчу,
и даже ем, не то, что я люблю!
(В том виноват курс доллара к рублю).
Вы думали, что я – всего лишь я?
А я – есть я, плюс песенка моя,
в которой не написана пока
про Вас моя заглавная строка.
Не трус, я с вами сам себя боюсь,
не пьяница, сегодня я напьюсь,
за Ваши невозможные глаза,
в которых быть – и можно, и нельзя…
На сердце страсти страх или восторг?
Не знаю, я не бог и не парторг,
но мне смеётся запад и восток,
что мой контракт с безлюбием истёк!
Над пустотой летящих мимо дней,
моя любовь, да будет и твоей!
96
В жухлых листьях выжелтел асфальт.
Слышу, как сквозь стоны журавлей
жаждет пожелать мне что-то Даль,
но себе я ближе и милей.
Или букво-русско-пелетон
для него закон? Мне ж – маета!
Как же вышло так, что я не он?
Оглянулся, – да и ты не та.
Это буквы... Сопли и нытьё.
Осень. Значит лето позади.
А весна где? Снова, – ё-маё!
- в мечтах рассиренились дожди!
Туча льдисто-серо над зонтом
речитавит простенько-мотив,
осеняя жидко-хрусталём
моих букв недо-перелив.
Как и туче, Даль мне всё равно.
Ему лишь бы вылиться в злобе!
Я ищу, ищу твоё окно
в трех соснах, вздыхая о себе...
* * *
Бывают серые, как крысы, вечера,
С хвостами голыми, отвратными до мути,
И безысходные – хоть в стенку лбом – по сути. . .
Я понимаю, что на кончике пера
Дрожит вселенная, отточечно черна,
Лишь липко ждущая, когда её отпустят.
Куют куранты бойко в сумраке часы,
И воздаётся звонко каждому finita,
Едва уйдёт один – другому дверь открыта. . .
Я ощущаю, как вселенские весы
Застыли вязко, но ничтожен мой посыл
Хотя бы каплей потревожить дно корыта.
Бутылок тусклых трупы жмутся по углам,
Да, им-то удалось излиться настроеньем,
Иллюзия, мираж, надежд столпотворенье. . .
Вконец запущенный, до слёз родной бедлам,
Где слов, изношенных до отчужденья, хлам
Переплавляется порой в стихотворенье.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...560... ...570... ...580... ...590... ...600... 604 605 606 607 608 609 610 611 612 613 614 ...620... ...630... ...640... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|