|
Прибрежный город смотрится в залив, Подсвечен солнцем край морского мира. Нева сливает зимний негатив, Стежками льда простроченный пунктиром. К воде пришито время перемен, Тепло любви растапливает льдины. А что же получает Бог взамен? Лишь берега, опутанные тиной... Ветра снегов коснулись невзначай, Сугроб садится медленно как тесто. Прелюдией к постели пахнет чай, Весна разделась на ночь как невеста. Апрель захватит сны и города, Поселит на страницах многоточья... Закат краснеет густо от стыда, Он знает, что нас ждёт сегодня ночью.
Без разрешенья ворвалась весна – Тугие рамы распахнула настежь, Впустила утро свежее без сна Предвестьем неизведанного счастья. От ветра штор зеленых паруса Над комнатой испуганной взметнутся, Наполнят дом живые голоса – Заговорят, заплачут, засмеются. Зашелестит, зашепчется листва, Под струями воздушными играя, В ее речах забытые слова – Напоминанье брошенного рая. И станут встречи наши так близки В наплывах ясных солнечного света Над серебром искрящейся реки, На дальнем берегу, а не на этом….
Пародия на шуточный, «но очень жестокий» романс Михаила Волкова: "В саду мы взаимно с тобою себя целовали. Был воздух прозрачен и чист, невзирая на зной. И руки твои у меня на плечах так лежали, Что челюсть сводило от близости их неземной. Но вдруг изменилась погода. Деревья в печали Поникли, и птицы умолкли, и клевер зачах. Унес тебя ветер в холодные синие дали, Лишь руки остались лежать у меня на плечах." А помнишь, в саду, ты и я как-то встретились с нами? Был снег обоюдно пушист, невзирая на зной. На речке взаимно шуршало волнами цунами, И ты персонально любила меня подо мной. Ты шею мне сжала ногами с неистовой силой. Я мял твою грудь. Сдохли птицы. Зачах баобаб. От долгих взасос поцелуев мне челюсть сводило. Мы слились с тобой воедино, и ветер ослаб. Но дунул вдруг так, что унёс тебя в синие дали, Лишь ноги остались на шее спортивным венком, Упругие груди в ладонях моих остывали, И губы твои я нащупал во рту языком. Я долго по саду бродил в необъятной печали. И шарил руками в траве возле каждого пня. Не в силах поверить, что ты унесла в свои дали Один, хоть и малый, но важный кусочек меня. ***
Из прошлого – веками не напиться. Замёрзло время, как река, зимой.
И только память до исхода, длиться, – зовущим взглядом, хрупким жестом, ноющей тоской.
Из прошлого ты, произносишь что-то. Но – в настоящем – мне, не слышно тихих слов твоих.
И – светится твой силуэт, у поворота, и в тишину, тоски приходит стих.
Какой далекой музыкой недетской Невидимым движением ветвей… На фотографии, расплывчатой, нерезкой Становимся острее и мертвей
И слышно будто одинокий атом Пытается осмыслить свой распад, Как скальпелем патологоанатом Наводит резкость. Каменеет взгляд
И видно всё. Крупицы злого света. Отчетливое черное ничто. Зажатая меж пальцев сигарета, Без верхней пуговицы синее пальто.
Надоело как-то мужику с женой ругаться: то ей не нравится, это… Решил он умереть. Ушел в лес, далеко-далеко, куда редкий зверь нос сунет, лег на снег и стал ждать, когда его смерть возьмет. Пробегал мимо волк. Видит, мужик лежит. - Ты чего лежишь? - Смерти жду, жить надоело. А волк одиночкой был, людей не любил, животных, с отвращенья и ушел так далеко, травоядным стал, да оголодал совсем в лесу. - А давай, -говорит, – я тоже подожду, ты умрешь, а я съем тебя. -Давай. И стал волк мужика сторожить. День сторожил, два сторожил, на третий мужик и подох. Он-то не волк, ему в лесу холодно… Волк его и съел. И с того момента случилось с волком что-то особенное, тоскливо стало ему. Там побегает, здесь побегает, а все ему грустно, да одиноко. Выбежал он из леса, стал людей искать. До самой деревни добежал. А там бабы его от дома к дому гоняют, мужики стреляют, убить хотят, насилу оторвался. Бежит, скулит, вдруг видит, на самой окраине стоит дом перекошенный, а на крыльце баба слезами умывается. А была то жена мужика, что в лесу замерз, а волк его съел. Горевала она по мужу, поняла, как любит. Да и как ей теперь одной дом держать? Жался волк, жался, да и подошел к ней, оборванный, битый, жалко ей стало волка, оставила она его у себя. Так стал волк хозяйский дом сторожить. От того у нас псы в деревни и появились.
В снежных бинтах очертанья домов, Словно избиты они и подлечены. В шуме ветров – монотонность псалмов. Близкие люди сегодня не встречены.
Хочется выкрикнуть сотни имён... Стрелки часов, будто лопасти мельницы. Кто-то вовеки не будет рождён, Кто-то, родившись, однажды не встретится.
Мы – деревья с зелёными снами, Что от этой похожести нам? В небо тянешься, даже корнями. Я ветвями хлещу по глазам.
Мне отрубят лохматые плети И швырнут во ржаные огни. А к тебе прижимаются дети, Засыпая в широкой тени.
Да и ты обречён изначально: Не решаясь пустить на дрова, Спустят на воду лодкой печальной, И направят к чужим островам.
Вместо гнёзд на ветвях моих – птицы Предпочтут золочёную клеть. Но и деревом стоит родиться, Чтобы рядом с тобой умереть.
Питаясь пищей словоблудия, Жуя убогость и разврат, Доколь любить Россию буду я Всегда с оглядкой, невпопад?
Доколь, когда мы называемся Не голь тупая, а народ, Колени словно подгибаются, И так под ложечкой сосет?
За самоедствами крысиными, Где развлекает черта бес, Доколь ловить я буду синее И нежно-белое с небес?
Ползу расхлябанной дорогою, А сердце все не устает... Доколь такая патология За словом громким – патриот?
21.11.03
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...540... ...550... ...560... ...570... ...580... 584 585 586 587 588 589 590 591 592 593 594 ...600... ...610... ...620... ...630... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|