|
|
Под Ржевом от крови трава на века порыжела,
Под Ржевом поныне шальные поют соловьи
О том как по Ржевом, под маленьким городом Ржевом,
Великие, долгие, тяжкие были бои...
Под Ржевом и ночью и днем не смолкали сраженья,
А враг был одет и обут и силен и жесток,
Под Ржевом сжималось, сжималось кольцо окруженья
И наши от пуль и от голода падали с ног.
Под Ржевом болота, повсюду болота-болота,
Трясина да кочки, да ямы да редкий ивняк.
И в эти болота без счета, без счета, без счета
Врезались герои отчаянных наших атак!
Под Ржевом в кровавой, свинцовой, сплошной круговерти
Не дрогнули славные дети родимой земли,
Рванулись в прорыв окруженья Долиною Смерти,
И в этой долине бессмертье свое обрели!
..А ныне в долине колышется хлебное поле,
А ныне в долине снимают тройной урожай,
А там под землею в три слоя, в три слоя, в три слоя –
солдаты, солдаты, солдаты России лежат...
А дома поныне все ждут их, всё ждут – не дождутся,
В сердцах у родных все кипит неоконченный бой,
А дома все верят, надеются – вдруг да вернутся!
Хоть в песнях, хоть в мыслях, хоть в сказках вернутся домой...
Под Ржевом от крови трава на века порыжела,
Под Ржевом поныне шальные поют соловьи,
О том, как под Ржевом, под маленьким городом Ржевом
Великие, долгие, тяжкие были бои...
Победа! Это магическое слово,как факел, маячило перед нашими родителями четыре года. Не было у них юности, был страшный и каторжный труд на фронте и в тылу.Вот они -ветераны войны, старенькие 80- летние старики и старухи,немощные,парализованные, подслеповатые.Но это они отстояли нашу страну от захватчиков,это они сокрушили непобедимую до того коричневую чуму фашизма. Это они остались лежать молодыми в окопах,это они,полуголодные,полунищие, построили для нас самую страну, первой вышедшей в космос. И мы будем помнить всегда, что наши родители -поколение победителей. Это они... Так поклонимся им в пояс за счастье жить в мирной стране.
Ушёл – и сразу стало пусто.
Над скатертью повис дымок,
В обрывках серпантина люстра,
И каждый в мире одинок.
Взлетела за окном петарда,
И каждый смертен в мире том,
И каждый… Помолчи, не надо.
Мы будем строить новый дом.
В котором будет места много,
Где каждому дана кровать,
И где существованье Бога
Мы не посмеем отрицать.
Вчера, 6 мая 2009 года, на 72м году жизни умер большой поэт Лев Лосев. Светлая ему память.
НЕТ
Вы русский? Нет, я вирус СПИДа,
как чашка жизнь моя разбита,
я пьянь на выходных ролях,
я просто вырос в тех краях.
Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц,
мудак, влюблявшийся в отличниц,
в очаровательных зануд
с чернильным пятнышком вот тут.
Вы человек? Нет, я осколок,
голландской печки черепок –
запруда, мельница, проселок...
а что там дальше, знает Бог.
***
КВАРТИРА
Мне приснилaсь квартира окном на дворец и Неву,
на иглу золотую, что присниться могла б наркоману.
Мне сначала приснилось: я в этой квартире живу.
Но потом мне приснилось, что мне это не по карману.
Мне приснилось (со злобой), что здесь будет жить
вор-чиновник, придворная чeлядь, бандитская нелюдь
иль попсовая тварь. Мне приснилось: пора уходить.
Но потом мне приснилось, что можно ведь сон переделать.
И тогда в этом сне я снова протопал к окну
и увидел внизу облака, купола золотые и шпили,
и тогда в этом сне мне приснилось, что здесь и усну,
потому что так высоко, а лифта еще не пустили.
***
С ГРЕХОМ ПОПОЛАМ
...и мимо базара, где вниз головой
из рук у татар
выскальзывал бьющийся, мокрый, живой,
блестящий товар.
Тяжёлая рыба лежала, дыша,
и грек, сухожил,
мгновенным, блестящим движеньем ножа
её потрошил.
И день разгорался с грехом пополам,
и стал он палящ.
Курортная шатия белых панам
тащилась на пляж.
И первый уже пузырился и зрел
в жиру чебурек,
и первый уже с вожделеньем смотрел
на жир человек.
Потом она долго сидела одна
в приёмной врача.
И кожа дивана была холодна,
её — горяча,
клеёнка — блестяща, боль — тонко-остра,
мгновенен — туман.
Был врач из евреев, из русских сестра.
Толпа из армян,
из турок, фотографов, нэпманш-мамаш,
папашек, шпаны.
Загар бронзовел из рубашек-апаш,
белели штаны.
Толкали, глазели, хватали рукой,
орали: «Постой!
Эй, девушка, слушай, красивый такой,
такой молодой!»
Толчками из памяти нехотя, но
день вышел, тяжёл,
и в Чёрное море на чёрное дно
без всплеска ушёл.
Как вата склубилась вечерняя мгла
и сдвинулась с гор,
но тонко закатная кровь протекла
струёй на Босфор,
на хищную Яффу, на дымный Пирей,
на злачный Марсель.
Блестящих созвездий и мокрых морей
неслась карусель.
На гнутом дельфине — с волны на волну —
сквозь мрак и луну,
невидимый мальчик дул в раковину,
дул в раковину.
Этот город, Невою расколот,
Золотым истуканом храним,
Этот чистый и девственный город,
Притворившийся как бы моим,
Этот город внезапно-весенний,
Где Горбовского след не простыл,
Где ходил по Большому Есенин,
Где по Малому Бродский ходил,
Где под выстрел полуденной пушки
Просыпается в каждом пиит,
Где звенит удивительный Пушкин,
И весна упоенно звенит!
Он с весны висел на ветке,
Был зеленый – пожелтел,
Только дунул слабый ветер,
Он уже и полетел.
Будет холодно, конечно,
Да и голодно, я знаю!
Потому-то я орешки
И грибочки запасаю.
Две березки у реки
Как на сказочной картинке!
Протянули паучки
Между ними ...
Надо место подыскать,
Да подальше от дороги,
Чтоб спокойней было спать
До весны ему в ...
Летом был Егор на море,
Отдыхал в деревне Коля,
За границу ездил Боря,
А теперь они все в ...
У моей бабули Вали
В огороде стало пусто,
Урожай мы весь собрали,
Но стоит еще ...
На березу села стая,
Не свистит, не напевает.
Да, без горнов и гитар,
Не напеть ей слово «Кар»!
Он не снег, но тоже белый,
А в тени немного синий.
Что же это, в чем тут дело!?
На траве белеет ...
Это чудо для Иринки
Поздней осенью бывает -
Раньше падали дождинки,
А теперь они порхают.
сентябрь, 2007
Ответы вразбивку: школе, стая ворон, лист, снежинки, иней, белка, капуста, берлоге, паутинки
-Ну что, Гнедой,
пошли – домой.
Пора, кормилец, на покой.
Устало, вспаханное поле,
и мы намаялись с тобой.
Понурый конь,
звеня – уздой,
кивнул согласно головой.
- Тебе тринадцать,
мне – двенадцать.
А сложим – целых двадцать пять.
Нам – хлеб растить, нам – убирать.
В селе остались только вдовы,
калеки, дети, старики.
Но мы с тобою – мужики,
трудится до смерти готовы.
Хотя в конец оголодали,
гляди, не держатся штаны,
работаем – не – за медали.
Мы тыл и черный хлеб войны.
Нам поднимать крестьянский клин,
пока ещё не пал Берлин.
Смекай, Гнедой, пойми, родной,
у нас Россия за спиной.
И, соглашается Гнедой,
кивая грустно головой.
- Перед войной – мы все равны.
И лошади,и пацаны. Но я, порой,
бываю злой. Прости меня!
Простил, Гнедой?
И конь покладистый,- не гордый,
в плечо уткнулся тёплой мордой.
_
Идут тропинкой, вдоль дороги,
конь и мальчишка в постолах.
Толкуют о больших делах,
едва передвигая ноги.
На обуви полпуда глины.
- Гнедой! – Направо!
Видишь,«Мины».
Смиренье – отрезанный мир
претензий, обид, полномочий.
Желаний режим подзамочный
и совести спящий вампир.
Смиренье – вот мера всего.
Воздушно, светло, равнодушно
сдавать попредметно, подушно
всю жизнь свою ради него.
Смиренье. Отмерив – отрежь.
И эту весну не жалей ты.
Сломай соловьиные флейты,
мечтами проевшие плешь.
Смиренье. Червонец на грош.
И пофиг. Верней – толерантно.
Иначе вернёшься обратно,
когда до предела умрёшь.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...530... ...540... ...550... ...560... ...570... 574 575 576 577 578 579 580 581 582 583 584 ...590... ...600... ...610... ...620... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|