|
От других не гудит пчелиный улей, и мёд не проступает наружу. От других – слова навылет, как пули, холодный смех и холодный ужин. От других стена, а с ним иное – окно, распахнутое в середину лета, и кино, цветное, но почти немое, потому что слова звучат нелепо там, где губы для утоленья жажды, а мёд, чтобы не умереть от голода, и если до него она растворялась в каждом, то этот в ней – разноцветьем всполохов. От других – нет имени, и даже запаха, выжжена плоть, и тело выжжено.
Но душа, умытая и отплаканная, лишь ему на выдохе – Выжила! Выжила!
Я немного пошедеврю, Чувствам ветренным послушный, Я стихами поманеврю - О Маринке-хохотушке.
Я предамся нежнословью С чувством, капельку серьёзным, Зашифрованным любовью И с улыбочкою слёзной.
А потом мой пыл увянет, Отодвину карандаш я, И подумаю о Тане, О Ларисе и Наташе...
Посижу беспечно-грустный, - Ну, зачем мне тратить нервы, Я пишу про эти чувства Не последний и не первый.
Всё томительно-пустое, И старо – пылить словами, Гениального не стоит Всё, не связанное с Вами...
20.10.08
Ножик готов к закланию, Герцеговина Флор Кисло дымит бараниной, Кончен досрочно спор. Мысли стекают пенисто, Капают на бетон, Красногвардейцев-ленинцев Из мясорубки стон Глухо впотьмах доносится. Псам под хвосты почин, Роем разноголосица, Не по одёжке чин. Коль анемия мучает, Члены на сгиб скрипят, Режь по такому случаю, В перед коли и в зад. А лагеря под драпами Чутко добычу ждут, Как мы под Брестом драпали! Нам ли палить салют? Клио, старуха вздорная, Трёт о хребет клюку, Время вписать в Нагорную Очередную строку.
*** Мы боимся зайти далеко, Только пробуем воду ногой. Вот и дуем на молоко – Не обжечься б живою водой. Отцветает шальная сирень И напрасно рассветы ясны, И такой ограниченный день – Кто бы знал – вдруг последней весны. Стерта временем явственность лиц, Май отцветшею веткой поник. Между виз, паспортов и границ Задыхаюсь и рву воротник.
*** Так хотелось бы жить вольнее, И желаниям потакать – Только падать мне всё больнее, А приходится привыкать.
Чувство такта иль чувство долга – Будто дождик на спины крыш… Если падаешь слишком долго, Даже кажется, что летишь.
Когда как зори, что встретились в день равноденствия, с тобой мы встречаемся посередине судьбы, мне кажется – всё это только следствие задуманной кем-то и прискучившей вскоре игры. Мне кажется, что это я – выпадающий шуруп или винт, или просто забытый конверт, письмо из которого ветром смахнуло в пожарище, именно это и есть причина того, что ответа всё нет и нет. А зори встречаются запросто в вечной и нежной привязанности, и некому запретить эту вакханалию света и чувств, но смысл не в этой ли томительной недосказанности, и не в том ли, что разум взыскующий пуст?
. . . . . . . . . . . Саше Григорьеву
Ты держишь суховатый чёрный хлеб В ладони, как в распахнутом бутоне. Медлительно ступая по земле, Подходят к нам стреноженные кони.
Смотри, какие рыжие они, А губы от травы зеленоваты. Ты шепчешь: «Сыромятные ремни… В них лошади, как пленные солдаты».
Я вижу и выдумываю ложь: Стреноженность растолковать не сложно, В ней острые слова – стрела и нож, А может быть, слова – стрела и ножны.
Вы слушаете – лошади и ты, Обдумывая странное значенье. В оружии немного правоты, Но, что ещё придумать в утешенье…
Не вздумай посмотреть по словарю, Вот – луг, вот – чёрный хлеб, вот – жеребята… А в слове «сыромятный», – говорю, - Примятая дождём, сырая мята.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...520... ...530... ...540... ...550... ...560... 562 563 564 565 566 567 568 569 570 571 572 ...580... ...590... ...600... ...610... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|