|
Привиделось во сне одному отроку красавица, и, проснувшись, не мог он успокоиться, и на следующий день не мог. Во сне сказала она ему, что с последним светом он придет за ней. И решил он за закатным солнцем идти и последний луч ловить, с тем оставил дом и старую мать. Утро было, и он все поспешал обогнать солнце, но солнце перегнало его и закатилось. Наступила ночь в первый день его путешествия. Вылезли мелкие твари из земли, и стали у него деньги просить. Он испугался страшно, но денег не дал, потому что долгое ему предстояло путешествие, и надеялся он набрести на деревню или город, чтоб купить себе пищу. «Отдать деньги – верная смерть», – думал он. Убежал он и спрятался на дереве, провел там остаток ночи, пока солнце не взошло. Снова весь день спешил он обогнать солнце, но солнце обогнало его и закатилось. Наступила ночь во второй день его путешествия, и вылезли из земли твари средние, и стали у него деньги просить. Снова он бежал, и смог бы убежать, но одна тварь догоняла его. Тогда положил он на землю одну монету и отскочил, тварь та забрала монету и уползла к себе, а отрок спрятался на дереве. Там уже и солнце взошло. Гнался целый день он за солнцем, но солнце перегнало его и закатилось. Наступила ночь в третий день его путешествия. Вылезли твари из земли большие и погнались за отроком. Он почти оторвался от них, но двое догоняли его и держали на хвостах своих целый выводок тварей. Пустил он золотой песок по земле, и мелкие твари оторвались с хвоста, и разбежались. Оставил на земле он монету и крупные твари столкнулись лбами. Тогда скрылся отрок на дереве, а там уже и солнце взошло. Не было сил у отрока, но старался он солнце перегнать. Только как ни старался, а солнце все-таки быстрее по небу катится, закатилось оно, и наступила ночь в четвертый день его путешествия. Выползли из земли твари всех размеров и поползли на него. Стал он монеты вдаль бросать, и за каждой монетой целый рой чудищ устремлялся. Но за каждым роем приходил другой рой, а у отрока осталась всего одна монета – золотая, как само солнце. Но не показывал ее отрок, потому что боялся, что сожрут его вместе с монетой. И держал ее у самой груди. Схватили его твари и утащили под землю, и держали его так долго, что три раза он пропустил последний луч солнца. На третью ночь задрожала земля, и вышел из недр ее такой монстр, что больше и страшнее каждой твари в семь раз. Вытащил он отрока на землю, а все остальные твари попрятались под камнями и в кустах. И был отрок так напуган, что не мог не кричать, не двигать свои конечности, только слушал. И заговорил монстр нежным женским голосом, и спрашивал, что делает он так далеко от дома, где так небезопасно? Кого или что он ищет? От нежности голоса оправился отрок и все рассказал, все, кроме этой одной золотой монеты, о ней он скрывал тщательно. И сказал голос: «Я тебе помогу, но за это ты отдашь мне золотую монету, которую держишь на груди у самого сердца». И удивился отрок, потому что он ничего не говорил о монете. Стал он думать, понял, что делать ему нечего, и согласился. Тогда голос продолжал: «Завтра на закате вытащи свою золотую монету, направь на солнце и держи так до самой ночи. Стой и не двигайся, чтобы не случилось». Наступила ночь, и стало совсем темно, так, что только монета и сияла в темноте. И все твари, большие и малые поползли на него, и клыки их отражали свет, и каждая думала, как первой схватить монету. И вот уже телом стал ощущать отрок, как пошли по нему эти чудища, но вдруг задрожала земля, и выполз монстр из недр земли, и был он такой страшный, что жутко было светить туда, и смотреть туда не хотелось. И попрятались чудища по кустам, а отрок зажмурился и решил стоять так, пока не умрет. Но скоро яркий свет заставил его открыть глаза, и было вокруг светло как днем, а перед ним стояла красавица, которую он искал. Взяла она у него монету и подозвала к себе. Скоро старая мать, вместо того, чтоб хоронить своего единственного сына, встречала в доме невестку. Много золотых монет сыпалось на той свадьбе. 19.06.09
К.П. Человек, похожий на того, кто вышел. Кто был нужен мне, и не нужен выше. Потому и вышел. А сей – зашел. Для того, кто вышел, храню мешок.
И огромный шнур, не скажу зачем. Если будет скучно, пришельца съем. Если будет грустно, уйду в мешок. Этот мир для грусти моей – широк.
Поэт не может быть женатым иль замужним. Как человек не будет двоедушным, И как герой – всегда вооружен.
Он как стрела, отравленная с целью Сразить врага; но с ним судьбою сцеплен Все тем же ядом. Этим и смешон.
Он потому задумчиво ехиден, Что свой конец ему в начале виден, Он с детства сокрушен.
Мой молодой отец стреляет в тире. Дробинку заряжает, целится в мишень. Жестяная птица падает. Ещё четыре. Он целится. Далёкий длинный день.
Отец разламывает надвое ружьё, Дробинку заряжает. В птицу целится, как будто Он знает, что и я здесь буду. И целится, как будто сквозь неё.
Сбивает. Остаётся три. Он снова целится. Он выглядит усталым. Каким-то взрослым и почти что старым. Он словно говорит: Смотри.
И я смотрю, смотрю во все глаза, Как облако большое наползает, Как оборачивается отец назад И в белый дым, не глядя, он стреляет.
И слышен крик утиный, и удары Ослепших крыльев, а отец стоит, Он говорит: Осталась только пара. Сейчас, ещё немного – говорит.
Он убирает волосы со лба, Ружьё разламывает. Дробинку заряжает. А в облаке вовсю идёт стрельба… Но мой отец не слышит. Он стреляет.
Стихает всё. Рассеялся туман. Знакомый тир. И жестяная птица. Последняя, на тонкой длинной спице. И сбить легко. Но чувствую – обман.
Мне хочется сказать: владелец тира – плут. Мне хочется спросить: что ты поставил На это состязание? Но тут Я понимаю: тир без всяких правил.
И то, за что сражается отец, И то, чем он невидимо рискует, Есть только сон. И есть у сна конец. И этот сон никто не нарисует,
На стену не повесит. Но смотрю - И вижу, как он целится серьёзно, И понимаю: вмешиваться поздно. И ничего уже не говорю.
Представьте: день зелёный, И старики, и дети Сидят себе под клёном, Кто вяжет, кто поёт, Кто книгу достаёт, Кто трубочку зажжёт.
Представьте: время замерло, И свет бледно-зелёный Всё расставляет набело: Курильщика – сюда, Вязание – туда, А песенку – всегда.
А взрослые колотятся В оконное стекло: Их время истекло. Все цифры пересчитаны, Все буквы переписаны. Всё было. Всё – прошло.
* * * ...где чинара и явор неспешный ведут разговор где своей наготой никого не смущает платан - приходи – ты же знаешь где вьется тупик сикамор где последних пол-года своим ожиданием пьян
в это лето нечасто услышишь жужжанье стрекоз в это лето все время идут затяжные дожди и давай избежим театральности жестов и поз не стучи ты в окно никого не пугай приходи
заходи посидим не дадим мы свободы огню может выпьем чуть-чуть перед тем как отправиться в путь ты ступай – через миг я конечно тебя догоню только чур – уговор – ты дорогу обратно забудь...
Он разбудит меня на рассвете. - Это что так шумит? - Просто ветер... С океанов по нашей планете Разгулялись шторма... И цветы С берегов – самых дальних и южных - Из венков понавырвав, ненужных Нам, спешащим всегда и простуженным, С этой дьявольской высоты...
...Вниз Зловеще, а может, напутственно. Я венков подвенечных почувствую Тонкий дух – словно кто-то присутствует В этом мире, помимо людей, Просыпающихся и зевающих, Вспоминающих сны, забывающих... Я спросонья смотрю умоляюще: - Почему у нас нет детей?
Он разбудит стихами из Пушкина... Он с друзьями уйдёт, я – с подружками; Дом – стеклянный, набитый игрушками - Разлетится от ветра, звеня.
Небо будет покрыто веснушками, Но под ними не будет – меня!
За Вами львы бежали, мраморные... Какие, к чёрту, львы? Я увлекаюсь. Я помню, как Вы у ограды замерли... Да почему же «Вы»? Я все пытаюсь Напомнить что-то – что-то вдохновенное. Такая чушь. Возвышенное прошлое. Не стоит. Я люблю тебя. Любил тебя. И жизнь моя словами не разменяна. Я вижу в ней убитое, хорошее,
Живое даже. Солнечная, мудрая, Ты до сих пор стоишь в мире моём. Как девочка. Где в комнату входит утро. И мы вдвоём.
Но ты уйдёшь. И снова львы, всё это мраморное, Святая инквизиция, будь ты проклята. Я вижу твой костер, где плачет Жанна, Я слово слышу, тонущее в рокоте.
Я ВСЁ СКАЗАЛ...Как тяжело, как скорбно ты влюблён В неё, когда она проходит мимо,Об амфоры её высоких ног Подола василькового поток Ласкается... Тебе необходимо Знать вкус её? О, вкус её солён!Ты долгим взглядом следуешь за ней По улице... Она заходит в лавку, Мне покупает фиников кулёк,Разглядывает с книгами лоток,По корешку поглаживая КафкуИли кого другого, поскучней...Но не пугайся, с Кафкой – это трюк,Мир несвободы ей неинтересен. А также скорбь с понурой головой. Весёлой суждено ей быть... вдовой. Я всё сказал. И, ныне бессловесен, Ем финики из тёплых, мягких рук.&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&Сестра Риммовна
.
* * *
"...Утром уснет у окна одинокого..."
Я лес таинственный нашел В ночи, меж двух безмолвных рек, И лес вздохнул, как человек, Лишь я в него вошел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Мелькнул кометы дальний хвост, И стало вдруг светло, как днем, И небо вспыхнуло огнем – В нем семь пылало звезд...
Звенело всё вокруг... И ввысь Рванулось сердце из груди, Но громкий голос позади Сказал мне: "Обернись!"
И – замер я... Всё стихло вмиг: Высокий, в голубом – до пят, Глаза, как угля два, горят – Стоит седой старик.
"Я знаю всё: издалека Забрел ты в этот лес..." – Блестят на пальцах старика Семь золотых колец...
"Я вижу, путник, твой вопрос, - И – два луча из-под ресниц, - Открою я тебе и смысл, И тайну этих звезд".
...Поет Полуночи Труба...
"Скажи – которая из них Звезда надежд и мук моих?.." "Все семь – твоя Судьба...
...На первой – слышишь? – смех и плач, Огни веселые кругом, И разрисованный фургон, И юноша-скрипач...
...Ну а под этой – ты рожден, Вех дальше, выше всех, она Ночными звуками полна, И хмелем, и дождем...
Всю ночь – пока она видна – С ней, как в бреду, ты говоришь, Под утро засыпая лишь У одинокого окна...
...А третья – свет волшебный льет; Тот счастлив – ты из их числа – К кому она щедра была, И кто любил ее...
Там кипариса тень легла, И слышен дальний звук зурны... На холмах этой стороны Лежит ночная мгла....
...А эта – северных лесов – Тобой забытая – звезда Тебе лишь снится иногда – Но ты не помнишь снов...
Всегда – с тобою, в час любой, Она от бед тебя хранит, Во сне с тобою говорит И плачет над тобой..."
..."Но эта, пятая, ответь, – Мне верно ль кажется, что..." "Да. Твоя печальная звезда – Её ты будешь петь..."
Он смолк. И понял я, что он Исчезнет в следующий миг – «Но две последние, старик?!.» И – в кронах – легкий стон...
И потемнело, словно медь, Всё золото колец: "А эти звезды – Жизнь и Смерть, Начало и Конец."
1988 Айнажи
.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...510... ...520... ...530... ...540... ...550... 555 556 557 558 559 560 561 562 563 564 565 ...570... ...580... ...590... ...600... ...610... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|