|
Иду к тебе, лошадь, и чую беду, Бескрылая ты моя птица. Рукой по широкой груди проведу - И сердце в ладонь постучится.
Вот, вижу как мощно две пары подков Серебряный лёд раскололи. Но ветер приносит тревожный улов, В нём запах железа и соли…
И сердце не бьётся в лошажьей груди, Лежит в металлическом баке. Из тела на снег вытекают дожди, Их жадно лакают собаки.
Ты меня позови, Я хочу, мой желанный, Говорить о любви Александра и Анны.
Этот подвиг грехов - Оправдание Богу. От грехов до стихов Мы похожи немного.
Крепкий мост в эту жизнь Нам века возводили. Мы в одном родились, А в другом – полюбили.
Между нами провал Восемнадцатилетья. Ты себя обретал В моём долгом расцвете.
Мы друг другу верны, И честны перед всеми. Как курки взведены Расстоянье и время.
Так же будут с тобой И стихи, и молитвы… Ни земной, ни морской Не предвидится битвы.
За окошком – салют. Я от счастья заплачу - Ведь тебя не убьют, А меня не упрячут.
1. Всем известно нам, конечно, Что ходить не может лёд, Но вчера на нашей речке Был, однако -...
2. Я гадаю, что за цвет - Одуванчик или нет? Если он, то очень странно, Почему цветёт так рано!?
3. Весна глядит уже на лето И с чем-то так случается - Чем больше им тепла и света, Тем больше одеваются.
4. Что за чудесная пора! Её деньки растут! Сегодня больше, чем вчера На несколько минут.
5. Для заросшей речки в мае Этой птицы нет главней, - Как он чудно напевает Голосистый ...
6. Островок я вижу странный, Он не с пальмой, а с цветком, Окружён не океаном, А подтаявшим снежком.
7. Переждав они на юге И мороз, и злые вьюги, К нам весною прилетели, Прилетели и запели!
8. И давно ли здесь белел Рыхлый, чистенький снежок, - А теперь зазеленел Наш хорошенький ...
9. Не свистят и не пищат, Не поют, а верещат, Резво кружатся над нами, Над деревьями, домами, - Ну-ка, кто это, скажи? Это быстрые ...
10. Смело вышел на лужочек Синий маленький цветочек, И не Вера, и не Ника, Сразу вместе – ...
Отгадки вразбивку: стрижи, ледоход, вероника, мать-и-мачеха, лужок, птицы, весна, деревья, соловей, проталина.
* * *
В понедельник, как всегда, по традиции Начал с чистого листа – вместе с солнышком, Я студёною умылся водицею, Заварил чайку и выпил до донышка.
Брюки глажены, ботинки зеркальные, Ладно выбрит, и пробор, словно лаковый, Даже пёс забыл повадки нахальные, С поводком в зубах стоит и не вякает.
Но не выдержал, подсел перед выходом Вдруг к компьютеру – душа ж не железная, Да застыл с открытым ртом я без выдоха, Повстречав себя – поэта известного.
И по сайтам запорхал зорким соколом, Где давно авторитетами признанный, В чартах первый повсеместно иль около, И обласкан интернетовской жизнью я.
Три часа промчались в Вирте нечаянно, А казалось – на минутку замешкался…
Не дождался пёс прогулки с хозяином И наделал кучу с лужей под вешалкой.
В июльском зное дни застыли И облака по небу плыли, Прозрачны, Словно миражи… Откуда дунул ветер? Или Что мы с тобой не поделили? О чём мы спорили, скажи? Как жажадали мы той минуты! С каким восторгом рвали путы, Жизнь умоляя – удиви!.. И вот – финал. Развязка. Кода. Пришла желанная свобода. Без слёз. Без веры. Без любви… Так наши Боги предрешили, Чтобы до дна мы осушили Бокал смертельной, вязкой тьмы… И нужно вздрогнуть И проснуться. И из последних сил рвануться Туда, где были вместе мы… …И мы забудем нашу ссору, И снова будем близко скоро. И даже, может быть, скорей. Там, где сойдутся чёт и нечет. На Станции Последней Встречи. В Созвездьи Жёлтых Фонарей.
Надо же, были когда-то огнём Скалы застывшего в море вулкана. Это болезнь сотрясает мой дом, Это икона торчит из кармана.
В окна не тянет дождём и бедой, Всё, мой любимый, придёт из покоя. Небо над скалами и над водой - Белое, синее и золотое.
Ночью смотрю, выбиваясь из сил, На расцветающий стебель бамбука. Кто-то незримый ко мне приходил, Свитый из воздуха, света и звука.
Мне безразлично, каких он кровей, Шёпот его тороплив и утробен. Разобрала твоё имя, Андрей, Утром проснулась в поту и ознобе.
Вышла во двор, свет горяч и тяжёл. Пёс, что был рад шоколадной конфете, Не приласкался и мимо прошёл, Будто меня больше нету на свете.
Когда он рассказывает о детстве, возникает такое ощущение, что каждая фраза заранее отредактирована для полного собрания сочинений. Предложения подогнаны друг к другу, как дощечки в старинном наборном паркете, где зазоры не ощущаются даже на ощупь (он всегда смеётся над этим, но мне мало просто смотреть, всё надо обязательно потрогать; так понятнее). Ну, вот кто в здравом уме скажет про товарища по детским играм: «У нас были обычные отношения неблизких приятелей»?! Иногда я начинаю думать, что никакого детства у него на самом деле не было, и он так и появился на свет тридцатилетним, девяностокилограммовым и с очками на носу. Вот и зовут его Денис, а у этого имени нет никакой детской формы. Дениска – это мальчик из книжки. Живых Денисок лично мне ни разу видеть не доводилось. Счёт несут целую вечность. Вернее, не несут. Я достаю из сумочки помаду и перекладываю её в карман пиджака (движение настолько выверенное, что выполняется автоматически на ощупь, а глаза в это время продолжают решать вопрос, был ли мальчик, в смысле, был ли он когда-нибудь мальчиком). Вставая из-за стола, чуть не стукаюсь головой об вешалку, хотя пора уже привыкнуть пригибаться – он приводит меня в это кафе каждую неделю, и почти всегда мы сидим именно за этим столиком. -Я сейчас вернусь. -Ты курить? Он почему-то никак не может привыкнуть к тому, что я не курю, хотя разбуди ночью – вспомнит, как назывался первый фильм, который мы вместе посмотрели, а это было летом. -Нет, носик попудрить. В дамской комнате сильно пахнет приторно-сладкими духами, от этого запаха голова идёт кругом и хочется открыть форточку, но форточки нет. Когда я возвращаюсь, официант как раз отходит от нашего столика. Денис смеётся: надо было мне раньше уйти, не пришлось бы ждать. За медлительность он оставляет официанта без чаевых. Как всегда, Денис галантно помогает мне надеть пальто. Как всегда, возникает заминка: он подаёт с правого рукава, а я начинаю надевать с левого. К этому он тоже никак не привыкнет. На улице, несмотря на то, что всего лишь восемь вечера, и мы почти в самом центре города, настолько темно, что кажется, эту темень можно резать ножом, как сливочное масло. По всем канонам романтики надо бы держаться за руки, но февраль мешает: мы оба в толстых перчатках. Сначала идём просто рядом, потом он, видя, что я всё время поскальзываюсь, молча оттопыривает локоть – дескать, держись. Почему-то он буквально фонтанирует словами при свете и резко замолкает в темноте. Мы идём к нему – если через дворы, тут совсем недалеко. -Куда ты поедешь на ночь глядя?! Время, небось, уже одиннадцать, оставайся! Да и холодно там, – он плотнее запахивает халат и подливает в чашку с чаем кипятка. Получается бурда, зато тёплая. Мне и самой неохота тащиться через весь город, но чтобы отсюда вовремя добраться на работу (а завтра планёрка, опаздывать никак нельзя), надо выезжать в полседьмого утра. Он, вздыхая, натягивает джинсы. Явно ужасно лень, но воспитание не позволяет отпустить меня одну. «Воспитание» в нём вообще очень сильно. Моя подруга Катя так и сформулировала свои впечатления от знакомства: «Очень воспитанный молодой человек». Кажется, даже когда кругом вселенский бардак, а Денис в халате и небритый, он всё равно в любой момент готов к аудиенции с английской королевой. Из-за этого я его иногда даже слегка боюсь. За секунду до выхода весь квартал погружается в темноту. Рядом круглосуточно перестраивают дорожную развязку, и каждый день что-то пропадает: то свет, то интернет, то телевизор перестаёт ловить. Денис сначала долго ощупью ищет очки на полке в коридоре (мобильники и у него, и у меня глубоко в сумках, не достанешь подсветить), потом целую вечность не может попасть ключом в замок. К тому моменту, как он, наконец, ощупью закрывает дверь, появляется свет. Ну, разумеется, можно было даже не просить. Он тут же вспоминает, что не нажимал на выключатель в коридоре – зачем, если и так темно? – и, пробормотав: «Блин!» отпирает дверь, чтобы всё-таки нажать. Ни оставить там свет, ни сказать в моём присутствии что-то крепче, чем «Блин», ему, опять же, не позволяет воспитание. Задумываюсь, что на его месте сказала бы я, и ощущаю себя какой-то хабалкой. Я вообще часто себя ей ощущаю рядом с Денисом, хотя не знакомые с ним люди по наивности считают меня вполне благовоспитанной барышней. На выходе из подъезда встречаем какого-то старичка. -Добрый вечер, – говорит старичку Денис. -Добрый вечер, – говорю я. Старичок несколько секунд пристально смотрит ему в лицо, а потом расплывается в улыбке: -Аа, Дениска! Как твои дела? Мне становится интересно, что сейчас будет. Едва ли не единственное, что раздражает очень выдержанного по жизни Дениса – вопрос «Как дела?». Денис, как ни странно, улыбается и спокойно рассказывает, что у него всё хорошо, почти написана диссертация и он собирается жениться (он обнимает меня за плечи, а я стараюсь ничем не выдать своего удивления: мы можем говорить часами о чём угодно, но свадебной темы никогда не касались). Старичок улыбается нам по очереди: -Это хорошо! Денис, в свою очередь, расспрашивает о каких-то неизвестных мне людях: Серый, тётя Люда, Юлька… У них всё оказывается хорошо, и мы, доброжелательно раскланявшись со старичком, продолжаем прерванный путь. -Кто это? – интересуюсь я, когда мы отошли на такое расстояние, что даже самый музыкально одарённый человек не услышал бы. -Это дед Саньки, про которого я тебе сегодня говорил. Санька – тот самый неблизкий приятель. Он постарше Дениса, так что его деду должно бы быть по самым скромным подсчётам за восемьдесят. -Сколько ж ему лет? -Не знаю, – с какой то несвойственной ему лёгкой интонацией отвечает Денис, – мне всю жизнь казалось, что он родился семидесятилетним. -Тогда ему вообще должно быть сто лет, – хихикаю я, – его фамилия не Маклауд? -Да нет вроде. Но к Сане в гости никто никогда не ходил, потому что дед всегда скандалил: «Я старый человек и хочу отдохнуть, а вы шумите!», а мама, когда я занудничал, всегда ругалась, что я как дед Вася. -А ты и есть, как дед Вася, – хихикаю я и запускаю ему в спину снежок. В первый раз за полгода общения я точно знаю, что Денис – Дениска! – не будет ворчать, что я себя веду, как дитё малое. Ответный снежок в меня не попадает: предвидя ожесточённую баталию, он снял очки.
Я никогда тебе не напишу Про трепет губ и нежное биенье. Про ласку рук…на кончиках души Я никогда не принесу тебе варенье Красивой правды и правдивой лжи.
Я никогда не трону нежность стана, Что так других тревожит и манит. И пальцы – лаской – клавиши органа Другое сердце благодарно сохранит. Во мне другая музыка звучит – Порой нестройная, но всё таки-живая. И невесомостью ажурного зонта, Твою надёжно душу сберегает От кляксы чёрной в белизне листа. Пусть кто-то говорит про бесконечность. Я – шёпотом – тепло, что гнёзда вьёт, На дереве твоём, где угнездилась нежность Которая с любовь рядом не идёт…
Я никогда тебе не напишу Про трепет губ и нежное биенье… Лишь, улыбаясь, тихо попрошу: «Сестрёнкой будь» и редкое варенье В фиале драгоценном дружбы предложу….
Я от забытости тобой совсем пропал. Мой ворон кружит надо мной. Мой Бог устал.
Я ничего не смею им сказать в ответ. Стал чёрным светом белый свет от мрака бед.
Моё подворье не моё. И дом не мой. А тот, который был моим ушёл с тобой.
К тебе ушла моя душа - хоть волком вой. Живу в проклятой тишине с хмельной бедой.
Ночами света не свечу - ответ простой. Наш домовой унёс свечу, уйдя с тобой.
Верни мне Бога, белый свет и дом, – кричу. Зажги с бездомным домовым в ночи свечу.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...510... ...520... ...530... ...540... 541 542 543 544 545 546 547 548 549 550 551 ...560... ...570... ...580... ...590... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|