|
|
То ли нет меня, то ли проснулся в такую рань.
Обещают погоду: плюс двадцать, сентябрь.
Говорю себе: всё хорошо и встань.
А думается: ноябрь, декабрь…
Листа сухого даже не смог сберечь.
Тридцать лет всё одно и то же.
Чепуха, что все листья между собой похожи.
Золотая листва начинает быстрее течь.
Невеликие дни – и те раздельно стоят,
В невесомом гербарии – опрятное золотишко.
Вот я с папой, затравленный детский взгляд,
Сомнительное пальтишко…
Сбереги и его, этот солнечный божий день,
Лист, который я сохранить поленился.
Торопился из жаркого света в прохладную тень,
К его тихой ладони даже не наклонился.
. . . . . . . . . . . . . . . . . «Милости хочу, а не жертвы» (Мтф. 9:13)
Малышу два года, его крестили
Год назад – в палате, где он умирает.
Неужели, Господи, Ты бессилен,
Или в Царстве ангелов не хватает?
Его руки белые, словно зимы,
Их бинтами привязывают к кровати.
Через иглы, что с телом неразделимы,
Льются реки временной благодати.
Ты же милости хочешь, не жертвы, Боже!
Ну, должна же быть у Тебя причина,
Чтоб лежал он кротко и так похоже…
Но ведь он – дитя, а Ты был мужчиной.
В коридоре в ящик из тёмной жести
Жертва храму влетает монетой звонкой.
Только вера слабее не станет, если
Не построить храм. И спасти ребёнка.
… пройдёт и это…
Стихи разных лет
1. К началу. Последние.
СОЛОМОН И СТРЕЛЕЦ
…У последней черты гномона -
просто фабула для сюжета.
ты напомнила из Соломона
фразу, брошенную им для поэта:
догулявшись до краешка света,
Я скажу себе наконец:
«Всё проходит – пройдёт и это…»
Успокойся же, брат Стрелец.
ТАРКОВСКИЙ. «ЗЕРКАЛО»
…как запотевший след на полировке
от дна стакана с горячим чаем...
навсегда исчезнувший со столешницы.
Чай уже остыл или выпит.
Стакан унесён на кухню.
Вымыт и опрокинут в сушилке,
давно выброшенной на помойку.
А след перекочевал в память.
В клетушках памяти
томятся странные птицы
былых воспоминаний:
то белые, то чёрные...
Эй, открой свою голубятню,
выпусти на волю бедных птиц,
может быть, они придутся
посердцу кому-то ещё?
* * *
Олегу А.
До времени в своей деревне
живу. Работаю, пишу,
картезианствуя «в сумленьях»,
озонным слоем вдохновенья,
эпикурействуя дышу.
Коран и Библию читаю.
Лечу в себе болезни «измов»,
и мудрость грека постигая,
не чужд его эвдемонизму.
Сверяю этикою «Сада» -
простого люда тягу к счастью.
А мне, тем более, не надо
богатства, славы или власти.
Вынь да положь: любовь, застолье,
друзей, российское раздолье,
Санкт-Петербург и эту волю,
перо, бумагу, стопку книг.
Пожалуй, все, пока, старик!
“COGITO ERGO SUM”
Живу без претензий,
по селам кочуя,
служу без возвышенных дум.
Сказал бы Картензий,
добычу почуяв:
“Cogito ergo sum”.
Кому это важно: ветшает личность, -
«Мыслить – значит существовать».
И путая с драмой – трагикомичность,
на Бога осталось лишь уповать.
В болезной стране – «о культуре мышленья»,
где лексика урок и загнанный дух?
Воочию мне, сквозь «принцип сомненья»:
«Россия – навозная куча для мух».
Когда-нибудь к гаваням бедной России
пристанут навеки – покой и мир.
Пока же плаваем в морях насилья,
и бесы правят свой адский пир.
Отброшу сомненья, глянув в душу,
как в холод колодезный и пустоту,
признаю, конечно, не без сожаления,
эту удушливую правоту.
Не встать бы на путь, каким вели бы -
в мир «эстетический» – там в «Бисер игра».
А вольный верлибр –
ямбом классическим -
выходит измученно из-под пера.
УРОКИ КЛИО
В чём самоценность истории?
К чему этот опыт могучий?
Разве минувшего горечь
чему-то людей научит?
Верил Сократ искренне,
в хитон свой кутаясь порванный:
в спорах рождается истина.
а породил ссору.
Разве подвластен демосу
перешагнувший века?
Травили-то люди-демоны
беспомощного старика!
Афины – о, вечный город:
равно – велик и ничтожен,
за что ты свою гордость -
философа уничтожил?
Напрасно взываю к людям,
к чему история им?
Ах страсть – поиграть в судей,
вот вечный Иерусалим.
Пилат виноват? Иуда?
Истина же проста:
приговорили – люди
к казни Иисуса Христа.
И совесть оставив в коме:
пусть снег заметёт века,
расстрел в Ипатьевском доме
списали на ВЧК.
ДВЕ СУТИ
«Две вещи наполняют душу все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них. Это – звёздное небо над головой и моральный закон во мне».
И.Кант.
Две сути наполняют душу.
Пылают звёзды чистотой.
Чиста ль она? – я душу слушал.
Искал в ней нравственный покой.
Повально ныне верят в бога -
от «новых русских» – до детей...
Я эту тему тоже трогал -
от созерцанья – до страстей.
И дуализм Земли и Неба
своею этикой сверял...
да нет, агностиком я не был :
реальность Бога проверял.
Но оставалась «вещь в себе»
«для нас» – лишь в Миф преобразуясь.
Упорно Бог не шел к тебе,
пред «чистым разумом» – «тушуясь».
Охотно звёзды нас пускали
свои пространства не тая,
но доказательств не давали -
«железных» – Бога бытия.
И не смотря на экспансивность
миссионеров и церквей,
я ощущал – богопротивность
витала над землёй моей.
Наука звёзды приближала,
но балом правил Сатана.
И быстро нравственность ветшала,
и в бездну падала страна.
А рабский дух интеллигентский,
толпой входя в мои стихи,
просил у Неба индульгенций
за совершённые грехи.
Мерил в гармонии я тщетно
Мораль и Небо – Им, Одним...
Но все желанней хадж заветный
и в Мекку, и в Ершалаим.
ЗАВЕТ
Проживи незаметно!
Эпикур
«Проживи незаметно! -
философ сказал,-
Проживи незаметно».
И девиз мудреца, основателя «Сада»,
заветом
Стал для всех мудрецов
и дельцов,
и шутов,
и поэтов.:
«Проживи незаметно!»
Аскетична была -
акмеистова -
бедная Анна.
А стихи, как и вещи
в жилище стоят не пространно.
Умирала Марина в петле,
в нищете беспрестанной,
Занимал Пастернак в коммуналке
очередь в ванну.
Проживи незаметно:
нам никто
их
теперь не заменит.
Проживи незаметно:
И никто
нам
за них
не ответит.
На волшебной трубе
водосточной
повис
Маяковский,
Колесом с «Англетер» -
покатился
Есенин
за солнцем.
Как последней струной,
разорвал
своё сердце
Высоцкий.
Окуджава прошёл,
за арбатским
исчезнув
оконцем.
Стисни зубы,
не плачь, не скули:
проживи незаметно.
Ты – богач,
посмотри за окном
на полоску
рассвета.
И достойно
твоя Натали
делит долю
поэта.
А вблизи,
видишь,
слава,-
не в злато,-
в хламиду
одета.
Плюнь на всё,
береги свою руку
и душу аскета.
И в тиши,
не спеши,
и пиши
для души
Незаметно.
Спасибо, Господи, что мне не подают.
Что сам ещё – пока – могу подать.
За чёрный хлеб и дом, в котором ждут.
А что ещё мне, Господи, желать?
За то – что Ты – над нами распростёр,
своих небес – высокие крыла.
За птиц, зверей, за братьев и сестёр.
А что ещё мне, Господи, желать?
За то, что вёл по солнцу и во мгле.
Что, были у меня – отец и мать.
И не было их, лучше на Земле.
А что ещё – мне, Господи, желать?
За вёсны, звёзды, ветер, облака.
За зори тихие – с росою – по утру.
За то, что пишется, пока, моя строка,
и, я не знаю – день и час – когда умру.
Я лечу в небеса,
Потому что другого пока не дано.
Это проще всего – отворить и увидеть в ночное окно
Свет бесчисленных звезд, мириады жемчужных лучей,
След несбывшихся грез, след ушедших навечно друзей,
Траектории дней, неподвластных теченью времен,
След походных огней, свет костров среди гор, где вспенен
Вздыблен мощью земли, горный кряж монолитом застыл,
Словно дальний фрегат, словно битва, в которой Ахилл
вышел насмерть и сник, пред судьбой или роком, как знать…
Я лечу в небеса, и не смею глаза открывать…
Не спугнуть бы его – наваждение вёсен былых,
В звездном зареве нам легче плыть, чем среди всех земных
Дел, которые ждут, пригибают и время крадут,
Посекундно, почасно, ежегодно, как будто уют,
Это дом и кровать, и наборы комплектов белья,
Это нужно, согласна, но высший средь всех судия
Звезд рассыпал нам горсть, не затем, чтоб, пригнувшись к земле
заменили мы Свет тусклой лампою на столе.
Не случайно мой дух, и взволнован и неуловим
Вновь подводит к окну… полетим в небеса? Полетим!
Такая тишина, и песенка горит,
И мёртвый со свечою бродит,
С собою тихо-тихо говорит,
И чай себе нальёт, и не уходит.
И песенка горит из тишины,
Игрушки спят, им ничего не дали:
Ни веры в светлый мир и ни жены.
И песенка горит. А мы не спали
В тот час, когда становится светло,
И чашка вымыта, и за работу снова -
Звенеть и биться мухою в стекло,
Далёкой песенки не вспоминать ни слова.
И кузнечик в груди,
И щебечет в груди,
И как будто бы всё впереди.
И мы живы и счастливы, как ни крути,
Как печальным умом не гляди.
И горит и несёт,
За собою ведёт,
И мы живы, не глядя вперёд.
Будто что-то сейчас навсегда настаёт,
И мы знаем, что всё настаёт.
И лететь хорошо,
И глядеть хорошо,
Будто всё, что настало, прошло.
Словно белое солнце над нами взошло,
Словно белое солнце взошло.
Мне снилась жизнь моя -
Солёная, земная.
У лодки есть края,
А жизнь моя без края.
Я вёсел не взяла,
Мне в тягость эта милость.
А солнце добела
Над нами раскалилось.
Ни страха, ничего,
Меня не съест акула.
Достаточно того,
Как жизнь меня качнула,
И деревянный бок
Хлестнула синей плёткой.
И ты молчал, как Бог,
Отталкивая лодку.
Он говорит: «Не уходи…».
Он тот, который в тихом омуте.
Скрестила руки на груди,
Иду к нему по светлой комнате.
Он тот, а с виду – человек,
И сердце бьётся так уверенно,
Как будто рубит дровосек
Легко поддавшееся дерево.
Легко, к нему, и светел путь…
Вот так – над жизнью мотыльковою
Пройти, в ладони зачерпнуть
Лицо, как воду родниковую.
Это тихая птица усталость.
Лето кончилось. Всё впереди.
Любоваться заливом осталось,
Слышать, как замирает в груди.
Слышать, как холодит, замирает
Перед морем сверкающих лет.
У сандалий волна умирает,
И вторая торопится вслед.
Это было ещё в Ленинграде,
Я ещё был подростком тогда.
Проурчал близко к берегу катер -
И к ногам накатила вода.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...510... ...520... ...530... 539 540 541 542 543 544 545 546 547 548 549 ...550... ...560... ...570... ...580... ...590... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850... ...900... ...950... ...1000... ...1050... ...1100... ...1150... ...1200... ...1250... ...1300... ...1350...
|