КРОЛИК И МЕЧТА 

На берегу Реки Джэбз сидел голый кролик Мокрнг и считал деньги: 

- Шибшти шешьть, шибшти шемь, шибшти вошемь… 

Но ворона Элспсц, стерва, одноглазая летающая дрянь, подкараулила момент, сделала все так аэродинамически точно и безукоризненно, что фраза «деньги не пахнут» перестала иметь смысл. Или шмышл. Что одно и тоже. 

- Ты! Тварь! – заорал Мокрнг, но Элспсц, выйдя из прицельного пике, лишь каркнула сверху что-то обидное, наглое, без меры и пародирующее его врожденную шепелявость. 

Потом она включила форсаж и превратилась в точку. 

- Шука! – Только и оставалось прошептать, сузив глаза в надменном прищуре. 

Кролик опустил взгляд в траву, он не хотел видеть, как точка превратиться в ничто. 

Купюра безнадежно испорчена. Честь поругана. Выхода нет… 

- Шибшти вошемь… – произнес задумчиво Мокрнг. Купюра – последняя, и как раз ее 

не хватало для расчета, потому что шибшти вошемь минус одна загаженная останется шибшти шемь!!! А надо ж было – шибшти вошемь!  

- Тварь! Ишчадие адшкое… Укокошу гадину!  

Мокрнг помахал за горизонт бумерангом, которым не смог воспользоваться, оттого, что лапы были заняты, и, забросив его подальше в кусты, чтобы подобрать на обратной дороге, побрел к Еноту… 

- О! – сказал Енот Юкнг. – А чего это ты такой голый? 

- А!... – махнул рукой кролик и показал купюру. 

- Уууу... – посмотрел Енот на бумажку с двух сторон… – Элспсц? 

- Она…Тварь… 

- Да…брат ты мой… – и Енот пошел смотреть свои шампуни, отбеливатили, отпариватели, 

различные присыпки, идентичные натуральным, также отшмякиватели, отскребыши и импортные антиутопители. 

Кролик смотрел со страхом, как Юкнг швыряет в разные растворы, мнет и давит на купюру, Мокрнг то и дело подскакивал, тянулся к ней, будто в последний раз, но Юкнг останавливал его холодным бесцеремонным взором профессионала и только покрякивал довольно, разглядывая заново рождаемую на свет бумажку. 

- Готово!  

Енот подсушил феном поверхность, поглядел на солнце через микроотверстия в хитро устроенной денежке и вернул ее кролику. 

- Шибшти вошем! – обрадовался Мокрнг, складывая деньгу поверх остальных. 

- Ошибаешься, – возразил Юкнг, – взял у кролика пачку, отсчитал оттуда пять купюр и вернул обратно. – Шибшти три! Пять за работу. За химию. Импортная. Андестенд? 

- Аааа… – только и успел сказать в ответ кролик, как енот уже жал ему лапу у калитки и благодарил за сотрудничество. 

- Заходи… – махнул он на прощанье и исчез за забором. 

Тут же включилось радио, и сразу – заёрничали, заглумились припевами лесные шансонье. 

А кролик стоял, охваченный сильным чувством, название которому он еще не знал. 

Он все пытался вспомнить – как оно называется, но на ум шли только нехорошие слова, 

хорошо рифмующиеся с лесным шансоном, так что кролик нескоро отошел от ступора, 

бредя по тропинке и склоняя одно и то же пакостное словечко в разные падежи. 

В конце концов, он добрел до поляны, где жил Медведь Свингл, развернулся в сторону енотова жилища и громко произнес это слово – туда, на юго-восток, в обитель Юкнга. 

- Чего орешь? 

Морда медведя возникла в затуманенном мозгу кролика и затем материализовалась в реальность. 

- Ни хрена шебе! – сказал Мокрнг и чуть не свалился в обморок. 

- Тихо, гад, не падай, – Поймал его косолапый, – А лучше говори как на духу: что ты, гад, тут делаешь, и чем ты так, гад, встревожен? 

И кролик рассказал все. 

Он трясся губой, загибал пальцы и все пришепетывал: – Было шибшти вошем, потом эта  

шука: штало шибшти шемь, а потом опять, понимаш, шибшти вошемь, а потом шибшти три! Ты понимаш? Шибшти! Три! Почему три?! 

И Мокрнг набрался храбрости и опять произнес это слово в сторону енотова жилья. 

Медведь поморщился от чужой нецензуршины и стал чесаться. 

Он долго чесался, то закатывал глаза, то, напротив, опускал их вниз и кряхтел… 

Потом сказал задумчиво и с угрозой: 

- Короче. 

- Что? – не понял кролик. 

- Короче, пошли, – сказал Медведь Свингл, взял кролика: как ребенка – за руку и они пошли к еноту. 

Перед забором медведь остановился. Он вынул из-под мышки скомканную милицейскую 

фуражку с красным околышем, плюнул на кокарду, потер ее и нахлобучил головной убор себе на макушку. 

- Ты вот что, ты подожди тут. А я зайду. Понял? 

- Ага! 

- Ну, стой тут. Никуда не уходи, смотри. – Сказал медведь, аккуратно вынес калитку плечом и зашел к еноту. 

Тут же включилась очень громко музыка и сквозь нее долетали крики енота, звон битой посуды и то самое слово, которое прокричал кролик, так глубоко запавшее в душу медведю. 

- Рраз! – кричал Свингл в ярости, разбивая что-то на глазах енота. И тут же рифмовал свой крик с этим словом. Опять бил и опять рифмовал. Получалась очень звонкая поэма. 

Наконец, медведь вышел, неся, как официант, на серебряном блюде, пять купюр, а на его лапе болтался, на манер полотенца, полудохлый Юнгл. 

- Вот! – произнес медведь с пафосом, скинул с лапы енота и протянул кролику пять денежек на подносе. – Поднос я себе беру, на память, – пояснил он. 

Кролик, с благодарностью и воодушевлением, тревожно поглядывая на енота, взял с подноса хрустящие бумажечки, закатил глаза от счастья и охватившей его радости,  

и произнес с трепетом в душе: 

- Шибшти вошем!.... 

- Ошибаешься, – Услышал он голос дежа вю. – Скрягти четыре!...Половина мне за труд. 

Медведь влез к нему в лапку, честно отсчитал своё, и хрустнул деньгами обратно 

в похудевший кулак. 

- Да, кстати… А чего ты такой? Голый какой-то? 

- А… – махнул лапой Мокрнг, затрясся весь и пошел – куда глаза глядят, сдерживая в себе снова вернувшееся к нему прилипчивое словечко. 

И пришел кролик на берег Затухцыцкого озера, сел на бугорок, и стал горько-горько плакать. 

И причитал он, и шепелявил свои цифры, называл медведя и енота всякими непотребными словами, проклинал всех зверей и мать их, клял также свою судьбу, происхождение и вид. 

Пока не подползла к нему змея Крзэц. 

- Шшибшшти вошшемь, говоришшш? – прошипела змея. 

И рассказала – что надо делать. Надо идти ко Льву. Он принципиальный мужик, президент, отец леса, он – поможет. 

Змея отговорила своё, а кролик, зажав в лапку деньги, чтобы и она не спросила  

чего-нибудь материального за совет – побежал в логово Правительства Леса. 

Там было на удивление пусто. 

Бегемот спал в бюро пропусков, охраны и вовсе не было, так что Мокрнг проскользнул 

прямиком на второй этаж, и зашел на цыпочках в кабинет с надписью «Лев Баццр». 

За столом огромного кабинета никакого Льва не видно было и в помине, а зато сидел там Хомяк Зюгнз и что-то пересчитывал в выдвинутом ящике стола. 

- А где лев? – спросил кролик. 

- А тебе какое дело? – нагло отвечал хомяк. – Ты по личному? 

- Да. 

- Прием по пятницам. 

- Так сегодня пятница! 

Хомяк недовольно поглядел на календарь, на часы, опять на календарь… 

- Лев уехал. 

- Как уехал…куда? – опешил Мокрнг, теряя последнюю надежду. 

- На кладбище уехал. 

- Кто-то умер? – обеспокоился кролик, вспоминая енота. 

- Умер. Лев сам и умер. И уехал на кладбище. Я за него. Тебе чего? 

- Лев?!! Так он же здоровяк был… 

- Ага…Много ты знаешь…Здоровяк. Он не в себе ходил последнее время. Бредил идеями реформ, принципиалил некстати, лез во все…Вот и выпал случайно из окна, и его тут же переехал грузовик и еще для верности газонокосильщик на него налетел свой косилкой 

четыре раза подряд. Посадили его. Пожизненно.  

- Кого? – помрачился умом Мокрнг. 

- Кого посадили? Ну, ты дурак, кролик. Газонокосильщика, конечно! А льва – положили. 

И закопали. Я теперь за льва. Тебе чего? 

- Мне… 

Кролик задумался, находя в себе нехорошие предчувствия. 

Хомяк ведь теперь был исполняющим обязанности Президента. 

А словечко-то опять начало крутиться в голове, да еще во множественном числе, и рвалось на свободу…Не ровен час…Можно ведь и отправиться в гости к газонокосильщику. 

- Чё молчишь, заяц облезлый? – наглел тем временим хомяк, но как-то еще робко наглел, не профессионально…И тогда Мокрнг все же решился рассказать как есть всю правду и требовать справедливости от Правительства, власти и самого И.О. Президента – хомяка Зюнгза. 

- Ах, подлец! – обнадеживающе сказал, прищурившись, Зюнгз, когда кролик отшепелявил ему все свои шибшти. – Мы его паскуду, после всех приколов отправили на экологию, реноме свое восстанавливать – а он, опять за старое… Ну, тварь!... 

И хомяк набрал номер. 

И через пятнадцать минут привезли медведя. 

Из-под стола выползла сонная черепаха-адвокат, напялила парик и мантию. Хомяк тоже искал мантию, но нашел только полотенце и парик Льва, очень ему большой и все время съезжающий на бок. 

- Ты, козел, отдай кролику деньги! – Произнес приговор Хомяк. 

- Воистину отдай! – согласилась черепаха-адвокат. 

Медведь, пожал плечами, выразительно поглядел на кролика и сунул ему в лапку все его бумажки. 

- Пересчитай, заяц! – Потребовал судья-хомяк. 

Кролик, тряся лапками, пересчитал купюры: – Шибшти вошемь. – Сказал он, на всякий случай больше не радуясь. 

- Пошел вон, медвежья харя! – Скомандовал хомяк и медведя увели. 

Черепаха Здрябдц и И.О. сняли мантии, парики, похохотали над медведем и уставились на Мокрнга. 

- Ну, детка, – Сказала черепаха-адвокат, – Что надо сказать Высокому Суду? 

- Ээээ…Спасибо… 

- Так. Еще? 

- Еще?  

- Да. 

- Пожелать…мира…процветания? 

- Ну…и? 

- А что еще? 

- А еще надо оплатить услуги адвоката. Скрягти четыре денежки. 

Черепаха взяла бумажки у мертво стоящего Мокрнга, отсчитала свой гонорар и ушла не спеша. 

- А госпошлину оплатишь в казну – в банке, завтра, знаешь где банк? У сороки Стрингл. 

Столько же. Скрягти четыре. 

Слова хомяка доходили до кролика как через вату. 

Тогда хомяк подошел к нему, вынул все деньги из его лапки и положил их себе в стол. 

- Сделаем проще. Казна-то вот она, в столе у меня. Так что радуйся, заяц, я тебе сэкономил два процента за перевод. Кстати, чего ты голый-то ходишь? Неэтично. 

Мокрнг уже уходил, подавленный, убитый, и вдруг, услышав последнюю фразу, развернулся на хомяка и спросил, скривившись: – Что? 

- Голый чего ходишь? 

- Голый? – переспросил кролик и медленно двинулся в сторону стола, – Я тебе расскажу –  

почему я голый. Это у вас, ворюг, по двадцать шкурок запасных, а у меня одна, понял?  

И я ее постирал сегодня. Сушится, понял?  

- Понял, понял! – Забеспокоился хомяк, ошарашенный решимостью кролика и тем, что тот, сам не понимая, вдруг совершенно перестал шепелявить… – Иди! Иди, любезный… 

Мокрнг остановился, глянул на перепуганного хомяка, плюнул себе под ноги и вышел. 

Подходя к дому, он обнаружил, что является полным и окончательным дураком. 

Ведь он ушел, и не убрал с веревки во дворе свою единственную шкурку. 

А ведь ее могли украсть и что тогда?... Как тогда жить? А зима?... 

…Но она висела…чистая…сухая…ее никто не украл. Не успели… 

Кролик был так рад этому, что даже не огорчался уже потерянным деньгам и потерянной мечте, на которую он откладывал деньги половину своей жизни, ведь кролики не слоны, они живут очень мало, не успеешь отложить – как уже умирать надо. 

Он даже не огорчался торчащей из ящика бумажке – это пришел счет… за перевод госпошлины…Быстро пришел. 

Кролик нацепил свою шкурку, стал перед зеркалом и глядел на себя – как он красив в ней, своей единственной, но такой белой, пушистой шкурочке, напевая в очень, очень множественном числе, то самое новое слово, которое за сегодняшний день стало его самым востребованным, самым главным и самым заветным…