ТЕРЗАНИЯ И СТРАСТИ МОЛОДОГО ПРИХОДЬКО
- Моя метла – мое кредо!
Посреди двора-колодца стояла тощая, изможденная пьянками, замызганная дворничиха и орала в окна, что есть сил.
Приходько проснулся, выглянул во двор.
- Прекрати орать! Шесть утра! – он выкрикнул обращение и скрылся в постели.
- Вот уж нет! – доносилось с улицы. – Заткнуть меня решил. Да ты знаешь кто я? Маргарита я, понял, хе-хе? Это я утром мету. Мое кредо – метла и совок для мусора.
Я профессионал! Понял? А ты кто? Индюк. А ночью я на ней летаю. Ха-ха-ха! Слыхал? Подонки вы все. И дети у вас мусорят безбожно. Аборт на вас всех и анафема!
Дворничиха залилась хриплым смехом, переходящим в сухой кашель.
А Приходько не спал. Сон перебило, хотелось в туалет, но не вставая. То есть, как это?
Вот бы шланг протянуть от стиральной машинки…
Он поворочался, встал и пошел. Сходил. Лёг опять. Ни в одном глазу сна. Вот, гадина! Успокоилась, прооралась, теперь шаркает ритмично метлой. Темп медленный. Ведьма.
На потолке очень эротичная трещина.
А Приходько – двадцать четыре года и он стесняется.
И что?
Он задумался, и решительно сбросил с себя одеяло.
Трещина, конечно, хороша, спору нет.
Но, ведь, надо что-то предпринимать. Иначе, так и помрешь с этой трещиной.
Надо что-то живое поиметь.
Он встал с кровати, задвинул ногой подальше стопку порнографических журналов и пошел пить сырые яйца.
Сегодня или никогда.
Но лучше сегодня.
Он стал собираться на охоту.
Мылся в душе долго, выливал на себя дезодорант, чистил зубы несколько раз, одевал чистое, стриг волосы в носу и тренировался улыбаться как мачо.
Он и назвал себя Какмачо. Он теперь им был.
Ух, держитесь, девоньки!
Он все взял с собой, как надо: бутылку вина, штопор, два бокала, салфетку и пару шоколадок в кейс. И эти изделия на букву «п». Или еще их на «г» называют. Маргиналы.
Вот их, этих скользких резинок, он очень стеснялся, брал брезгливо двумя пальчиками.
Этакая дрянь…
Довольный собою, стоял Какмачо у двери и все никак не выходил.
Он ждал, чтобы прошли соседи.
А они все хлопали дверьми, курили на лестнице, разговаривали.
Он уже пол-часа стоит, как идиот, и прислушивается.
Все!
На выход!
С силой толкнул дверь, решительно шагнул на лестницу.
И тут же на него, озаряя мир своим небывалым декольте, налетела соседка Ленка,
страшно невоздержанное существо двадцати одного года от роду.
Приходько уставился на декольте и потерял дар речи.
- Чё не так? – поинтересовалась Ленка и стала внимательно изучать свою грудь. – Ну?
- А? – отошел от столбняка Приходько.
- Нитка что ли?
- Где?
- Ну, куда ты смотришь.
- Нет.
- А что? Пятно?
- Нет. Там ничего. Там только…то, что есть.
- Ну, дурак, блин. Напугал меня. Я думала – там сопля какая-нибудь. Ты чё вырядился?
- Я? Я сегодня Какмачо. Давай выпьем вина.
- Двинулся? Алкаш? С утра? Я на работу иду, между прочим. Мачо-хохмачо. Ой, я не могу, хорошо, что пописила перед выходом.
Ленка отодвинула Приходько и зашелестела кроссовками к выходу.
Все. Ушла. На работу.
Может, перенести все на выходные?
Есть же трещина, в конце концов, не все уж так плохо.
Слово «пописила» застряло в голове.
Ох, Лена, Лена…
Зачем ты ушла?
Какмачо нелепо тащился по самой центральной улице города.
Мимо шли одни только девушки и молодые женщины, все в соку, все гиперсексуальные
бестии. В пирсинге, увешанные фенечками, накрашенные и нет: демонстративно только умытые и все. Разные. Приходько не видел ни трамваев, ни открытых люков, ни светофора на переходе. Он совсем не видел мужчин, детей и стариков.
Зато каждый сосок, пробившийся нежным ростком под кофточкой, каждое декольте и очертания двигающейся, нежной…как бы это сказать…верхней задней части ног…
Сводили его с ума!
Ресницы, губы, кудри, челки, носики и ушки, а особенно – ножки разной длины и конструкции…
Это все кружило его в ослепительном вальсе желания кого попало, только чтобы это была одна из них. Он готов был жениться на первой встречной, продать душу, заложить свой дом, сделаться рабом навеки.
Но как?
Как это сделать?
Плакат, что ли повесить себе на шею и ходить?
Они все спешат, летят, они недоступны.
Но любой вопрос они скажут: «фи!».
И это «фи» – убийственно. На него нечего ответить. Нужна наглость.
А он куда-то пропала. Израсходовалась на трещину и порножурналы.
Приходько свирепел от своей собственной никчемности.
Но это не помогало. Уставший от внутренней борьбы, зашел он в скверик, и присел на
пустую скамейку.
- Идиот! – сказал, с выражением, сам себе.
И закрыл глаза.
Мысль крутилась в его голове, ходила по эллипсу, и он стал ее думать, чтобы успокоиться.
Так прошло несколько минут.
Внезапно в сознание вторгся очень тонкий, возбуждающий аромат, будто это пахли необыкновенно дорогие, виртуозно кем-то изготовленные в единичном экземпляре, духи…
Приходько открыл глаза и боковым зрением отметил присутствие на скамейке иного существа. Он скосил глаза и увидел Её, это самое существо. С длинными лиловыми ногтями, в мини-юбочке, открывавшей ноги до самых бедер, с восхитительно красивой,
помещавшейся в тонком белом джемпере, грудью, не обременённой никакими приспособлениями для придания ей формы, ибо она была само совершенство…
Локоны падали на плечи и не видно было лица.
Она читала книжку, и облизывала мороженое на палочке.
И никого не видела вокруг.
Приходько закосил глаза до предела, так что стало больно.
Ангел…это была девушка-ангел, только крыльев ее не было видно из-за их прозрачности.
Он почувствовал себя уродливым пенсионером, двадцатичетырехлетним старцем, так она оказалась хороша. Столбняк и косоглазие, вдвоем, обуяли бедного Какмачо.
Тут девушка встряхнула кудрями и, почувствовав на себе взгляд, повернула к Приходько свое лицо…
Пухлые, впитавшие сок вишни, губы, тонкий милый носик, красивые, бесподобные зеленые глаза смотрели на него с интересом и ужасом. Она медленно, не переставая изучать взглядом своего соседа по скамейке, положила в урну палочку от съеденного мороженого.
-Что с вами? – спросила девушка у перекошенного Приходько.
Слова застряли у того в голове.
«Давайте выпьем, давайте выпьем!» – носилась в голове комета.
- Э-э-ээ… – сказал Какмачо, и тут понял – в какой позе, в каком дурацком виде он находится. От этого он впал в паралич. Только стал улыбаться зачем-то, что лишь усугубляло и без того сложную ситуацию.
- Вам скорую вызвать? – забеспокоилась девушка-ангел.
- Да.. Нет. Да. То есть… – заговорил Приходько, терзаясь. Он мучительно подбирал конструкцию фразы, вдруг осенившей его. Он уже имел план в голове, вполне сносный, даже, наверное, действенный план, и тут…
- Давайте выпьем! – брякнул в нем чужой, совершенно дурацкий внутренний голос.
Слова вывалились из него, как ворованные груши из кармана, подводя черту под всеми его стараниями. Он сгорел, пропал, спалился – как придурковатый подросток.
Девушка, вдруг перестала наклоняться к нему сочувственно, встала, поправила юбочку.
- Я не пью, – сказала она с достоинством и как-то разочарованно, и удалилась.
Какмачо хотел заплакать.
Но Приходько показал ему кулак.
В качестве лица, дежурного по мужеству сегодня.
- Молчи, тварь, – сказал он сам себе, закусил губу и пошел – куда глаза глядят.
Вскоре оказалось, что глаза его глядели на общественную баню №5.
Так гласила вывеска на той стороне узкой улочки.
Из бани вышли две завернутые в большие полотенца мясистые тетки и стали курить.
Приходько смотрел на них без интереса, а они, напротив, увидев его на другой стороне улицы, стали кокетничать. Одна даже задрала повыше полотенце, обнажив красный распаренный окорок. Приходько медленно вычислял – сколько килограммов мяса на двоих находится, примерно, в этих тетках, а те вошли в раж, и стали делать ему какие-то нелепые знаки. Рядом с Приходько остановился милиционер и стал тоже наблюдать за тетками.
Тогда Какмачо опустил голову и побрел в конец улицы.
Там был кинотеатр, и стоило туда пойти, раз ничего не выходит, и напиться там.
Приходько изучил афишу и понял, что совсем скоро будет неплохой, вроде бы, фильмец,
в общем, надо идти, покупать билет. Один билет в кино. Какая нелепость…
Глаза его оторвались от асфальта, и он побрел покорно к двери.
Почти уже зайдя вовнутрь, остановился, и сделал шаг назад.
В сознании отпечаталось мелькнувшее справа светлое мятое платье, одиноко маячившее у колонны.
Это была худенькая молодая особа, с мелкой грудью и большими грустными глазами.
- Идем в кино? – спросил ее обреченный Приходько.
- Идем, – ответила девушка.
- Так… пошли? – недоверчиво спросил он ее.
- Давай на другой фильм, а? – девушка сморщилась, показывая – как она не хочет идти на этот.
- Этот хороший, – возразил он, – А следующий – отстой какой-то.
- Я люблю отстой, – загорелась девушка, – Пойдем на отстой?
- Ладно, – не стал возражать Приходько, и повел девушку в буфет.
- Ты что будешь? – спросил он свою неожиданную спутницу.
- Всё буду, – скромно ответила девушка. – Бери все.
Какмачо опять пришел в чувство и стал набирать всё, поглядывая в сторону незнакомки.
Но она не подавала никаких знаков, чтобы остановить его. Он взял три подноса разной еды, шампанское и шоколад.
Все происходило молча. Приходько смотрел на девушку, а она ела.
Она ела медленно, но очень основательно, и постепенно справилась почти со всем, что он
ей принес, великодушно разрешив ему доесть некоторые, ею не съеденные продукты.
Потом они пили шампанское, болтали о чем-то отвлеченном, бегали попеременно в туалет, и, в общем, было странно и весело.
Незаметно подошло время сеанса.
Тогда они зашли в зал, сели подальше и стали смотреть отстой.
Это был хороший отстой, настоящий. Девушка должна была им удовлетвориться.
Она увлечено уставилась на экран, а Приходько, неожиданно для себя, положил руку на
спинку ее стула, получалось – ей на плечо.
Она не реагировала.
Тогда он спустил ладонь ниже и положил всю пятерню ей на грудь.
Его новоиспеченная подруга продолжала смотреть отстой.
Приходько набрался наглости и слегка пожамкал девушке грудь.
Она на него посмотрела.
Какмачо как ветром сдуло! Он испугался, быстро убрал руку и со страху выпалил свою дежурную фразу: – Давай выпьем!
- А у тебя есть? – восхитилась девушка его необыкновенной запасливостью.
- Конечно, – вернулся обратно трусливый Какмачо.
Он вынул бутылку, штопор, фужеры…
Девушка с изумлением глядела на такой потрясающий сервис.
Они пили, перешептывались, совсем не смотрели на экран, и, скоро, выпили всё.
Прекрасная незнакомка закатила глаза от удовольствия и положила свою маленькую,
нежную головку на тело Приходько.
Она взяла своей рукой его руку, вернула ее на свое плечо, а его ладонь подтянула и пристроила к себе на грудь.
Какмачо просто обомлел. И остолбенел опять. Тогда девушка взяла его стеснительную ладошку и ею назидательно пожамкала себе грудь, показывая, таким образом, что она совершенно не против такого процесса.
Приходько воспарил!
Он сидел, счастливый от такой сумасшедшей близости, сдавливал доступную теперь ему маленькую, но настоящую, вовсе не резиновую грудь и мечтал.
Мечтал о том, что женится на девушке, что будет ее кормить, и она будет не такой плоской, и что грудь тоже может вырасти, это бывает. И любовь. Еще будет любовь…
Свет в зале уже зажгли.
Служительница кинотеатра растолкала Приходько, уснувшего под воздействием вина,
мечтаний и раннего подъема сегодня.
Девушки рядом не было.
Он кинулся на улицу.
Вот дурак!
Надо же было так – уснуть, а она обиделась и ушла. И как ее зовут, он ведь так и не спросил! Так было хорошо, так было замечательно…и вдруг такой стыд-позор.
Вот же осел…
Приходько сел на бордюр, и стал думать о том, что девушка обижена на него и ее надо, как-то, найти.
Потом он стал шарить по себе руками.
Сидел и лапал сам себя. Со стороны так выглядело. Еще лез в свой кейс зачем-то.
Потом Приходько устал и поник головой, демонстрируя фигуру бесполезности.
Портмоне ушло вместе с девушкой.
Оно с ней подружилось.
Животная печаль навалилась.
Хотелось повыть немного, совсем тихо, чуть-чуть и он завыл легким комариком.
К нему подошла чернобровая, с усами на верхней губе, девица, замотанная в хиджаб и сказала: – Отдохнуть не желаете?
- Я уже отдохнул, – сообщил ей Приходько.
- Недорого. Сто рублей всего, – настаивала барышня.
- Нету ста рублей, – ответил он ей, и девица презрительно отошла.
Тут же объявилась эффектная проститутка, вся в косметике и стразах, с ног до головы.
Только что лампочками не мигала.
- Идем, утешу, – пожалела она его, сидящего на бордюре.
- Денег нет, – мотнул головой Приходько.
Проститутка расстегнула блузку и показала ему сначала одну грудь, а потом другую.
- Вот, – сказала она, – Это бесплатно, гуманитарная помощь.
И ушла, покачивая бедром .
Время тянулось жвачкой, дело шло к вечеру и полному фиаско.
Приходько скрипел зубами, чтобы не заплакать, и все ждал Какмачо.
Куда он свинтил, гад позорный?
Как шухер – так в кусты бежит. Сволочь, а не друг.
Тут внутри него что-то зашевелилось, задергалось. Все ясно, подумал он: это припёрся, таки, «добрый ангел» его, с советами и пожеланиями. Умник – задним умом…
Со стороны все выглядело так, что сидит на бордюре сумасшедший Приходько и разговаривает сам с собой. На самом деле, он и Какмачо решали один весьма важный вопрос. В жарком споре то и дело слышались слова «электричка», «сарай» и странное для этих мест имя: Летиция. Какмачо наседал, призывая к действию. Приходько возражал,
произнося слово «грех», статья за совращение, на что его внутренний голос не без основания возражал, что все в грехе погрязли, и если еще один вываляется, так этого ровным счетом никто не заметит.
Через пару минут, решительный Приходько, молча и яростно шагал по направлению к вокзалу. Станция находилась всего в пятнадцати минутах езды. Затем, надо было подняться на гору и пройти к окраине деревеньки, к последнему дому: полусгнившей, покосившейся на бок избенке, где жила старуха, лет под девяносто.
Она ни на что не реагировала, очевидно, находясь где-то на полпути между этим и тем светом. Вот туда он и направился. Вместе с другом Какмачо.
Солнце постепенно клонилось к закату, Приходько шел по косогору и уже видел издали
и ветхую избенку, и сарай рядом с ней. Он видел, как мелькнуло в подсолнухах белое пятнышко, как метнулось оно внутрь сарая, едва завидев его издали. Она, узнала его…проказница…Летиция…
Он уже подходил, часто дыша, к полуоткрытой двери.
Внутри сарая было тихо, но он знал, он чувствовал: она здесь.
- Летиция, детка… – позвал он дрогнувшим голосом. Ответа не было.
Приходько смело шагнул в темное пространство сарая, подошел к небольшому сеновалу и глянул туда. Она – здесь. Юная бесстыдница.Она ждала его. Отбросив в сторону кейс, он стал подходить, улыбаясь, стараясь не спугнуть неловким движением, готовя себя и ее к неизбежному.
- Летиция… – прошептал Приходько, опустился на колени и посмотрел ей в глаза нежно и
с нескрываемым желанием. Она смотрела на него прямо, не пряча взор, зная – что сейчас произойдет. Она потакала ему, звала, ах, чертовка…
Не помня себя от страсти, Приходько подполз ближе к своей возлюбленной и вдруг, без ласк, без лишних разговоров кинулся на нее и вмиг овладел, как карась на удочке трепеща от вожделения.
Он двигался, вскрикивал, какие-то белые тени скакали вокруг, все слилось в огонь и туман, будто рассудок его окончательно помутился…
Приходько обнаружил себя, спустя немалое время, сидящим у стены сарая.
Летиция не ушла. Она была здесь, рядом. Глядела на него с укором и любопытством.
Он знал: проказница любит его, а значит, не продаст, не выболтает, не откроет их ужасную тайну. Внезапно, ему стало ослепительно стыдно за себя, за этот содом, за поступок, достойный тюрьмы, сумы и еще черт знает чего, за это адское совращение…
Он вскочил, поддернул на себе одежду и, схватив кейс, бросился к выходу.
Он бы так и выбежал, не взглянув, не сказав ни слова…
Но волшебная сила любви не дала уйти так просто. Она схватила его за шкирку, остановила в дверях сарая и заставила оглянуться.
Его трясло мелкой дрожью, сердце не билось, а тарахтело как одноцилиндровый мотор.
- Летиция…- прошептал он, сдерживая слезы. – Ангел мой…прощай…
И вздрогнул, натурально – содрогнулся весь от избытка переполнявших его чувств.
- Ме-ке-ке! – ответила ему коза.
© Джед
29.11.2009
