Часть вторая. 

Другая жизнь. 

Квартира покойной Елены Николаевны, а нынче моя, напоминала мне нечто вроде сейфа. Железные с деревянным покрытием входные двери. Сейфовый замок с секретом. Потом такие двери стали очень распространёнными, но тогда они были в диковинку. Все три окна и балконная дверь снабжены раздвижными решётками. Я такие увидел в первый раз. Во входной двери два глазка. Лампы, освещающие коридор, забраны в металлические чехлы, и освещают прямым светом выбеленный потолок. Разбить их мудрено. Что же охраняли все эти запоры и решётки? Сначала я думал, что ничего такого стоящего, но, разбирая её вещи для передачи своей бывшей тёще, обнаружил кроме обычного набора платьев, кофточек и прочего, отделение с тщательно упакованной норковой шубкой. Какие-то костюмы, множество пар разнообразной женской обуви. Хрусталя в буфете (карельская берёза) целые залежи. И ещё много чего в таком же роде. А зачем это всё ей нужно было? Все ящики запирались. Окрытый доступ разве что к обиходной кухонной посуде. Всё это, включая многочисленные золотые украшения из тайника письменного стола, которые она никогда не носила, как-то не вписывалось в мои о ней привычные представления. Впрочем, интерес мой носил скорей академический характер. Напрягаться для решения этой задачи у меня уже не было большого желания. Возможно потому, что вывод напрашивался для меня не лестный. Что-то связанное с собственной недалёкостью, недостаточной проницательностью и прочее. И ещё, разбирая все эти вещи, я не мог не задуматься о смерти, которая делает и норковые шубы, и золото совершенно для тебя бесполезными. И ещё во мне поселилось чувство тревоги. За все эти ценности могли и «пришить» как максимум, а грабануть как минимум. Отсюда, очевидно, и железные двери, решетки и прочие защитные мероприятия. Кроме того, квартира была снабжена сигнализацией и стояла на охране в милиции. Мне казалось, что если бы можно было обменять всё это барахло на безопасность, то сделал бы это непременно. Довольно скоро я имел возможность убедиться, что сам себя не очень хорошо знаю. Видимо, как и многие люди. И думал я о себе, разумеется, лучше, чем был на самом деле. Легко осуждать вещизм, когда никаких вещей у тебя попросту нет. Если хотите себя проверить, попробуйте добровольно расстаться с чем-то своим, ценным. 

Проторчав весь день на людях, я с удовольствием захлопывал за собой входную дверь и погружался в уют своего жилища. Куда-то исчезла моя Маша, и мне приходилось самому возиться на кухне и с уборкой. Обедал в ресторане. За продуктами ездил на базар по выходным. Или всё в те же гастрономы. Пока давали, хотя вряд ли оно продлиться долго. Иногда приводил домой дочку. Обычно по пятницам. Люда носилась по всей большущей квартире и чувствовала себя здесь отлично. Иногда дочка оставалась у меня ночевать. По согласованию, а чаще по просьбе мамы. Тогда мы купались в нашей роскошной ванне, папа читал перед сном традиционную сказку, и мы сладко засыпали в огромнющей постели. Домой уходили не очень охотно. 

Как-то возвращая дочку бабушке, завёз два внушительных пакета с вещами, которые Елена Николаевна велела передать моей бывшей тёще. Ирки не было, и тёща принялась меня обрабатывать. Содержание обработки сводился к тому, что бы мне снова сойтись с Иркой. «Хотя бы ради ребёнка». Вкратце смысл её пространных речей сводился к тому, что Ирка, конечно, виновата, Ну что ж! Оступилась женщина. С кем не бывает? «Я всегда была за Вас»! Что ж, и это верно. Славная Мария Николаевна. Я понимал её тревогу за судьбу дочери, которая, как она говорила, шла «не тем путём». Но Ирка – холодная и расчётливая дрянь с соблазнительной фигурой. Почему она до сих пор одна – мне совершенно непонятно. Никаких чувств, кроме, разве что, чисто физиологических, я к ней не испытывал. Но опасность она представляла большую. Помню, какой она стала, когда решила выйти за меня замуж. От неё бы подальше, но вот Людочка! В дебаты с бывшей тёщей я вступать не стал. Сказал только: «О чём вы говорите, Мария Николаевна? Чего только ни я, ни покойная Елена Николаевна понять не могли, так это как у такой славной и порядочной матери вырастает такая дочка?» Пожал плечами и ушёл. 

Через пару дней, вечером позвонила Ирина. 

- Мне можно с тобой поговорить? 

- Разумеется. 

- Я сейчас зайду за Людой. Я не помешаю? 

- Заходи. Не помешаешь. 

Пришла минут через пятнадцать. Людмила вцепилась в папу и уходить не хочет. 

- Пусть ещё немного побегает, а мы пока поговорим. Можно я разденусь? – Принял у неё пальто и отнёс в переднюю на вешалку. Вернулся. 

- Присаживайся. – Села, закинув ногу на ногу. Свитерок в обтяжку прорисовывает красивую грудь. В лице только покорность. Знаю. Умеет. Люда влезла на диван и спряталась за папиной спиной. 

- Она тебя очень любит. – Дочкина мордашка легла на моё плечо. Потёрся щекой о её головку. 

- Я тебя слушаю. 

- Валентин, нам с Людой материально очень не легко живётся. Я прошу тебя давать нам хоть немного больше денег. – 

Всё понятно. Сложная ситуация. Помогать моей бывшей жене у меня никакого желания, но она Людочкина мама! Это выводит её из разряда обычных стерв. Однако, нужно что-то ответить. Желательно поделикатней. Разозлившись, она может доставить мне через Люду множество неприятностей. Какой-то логики в её поступках ожидать не приходится. 

- Ирина, я отдаю тебе положенные 25% от своей зарплаты. Плачу за садик. Одеваю и обуваю свою дочку. Квартиру тоже тебе оставил. Что ты от меня ещё хочешь? Конечно, я волею обстоятельств живу теперь в роскошной квартире, езжу на машине, но это же не деньги? Зарплату мне не повысили. –Молчит. Чувствую, что с трудом, но сдерживается. Роскошь обстановки её видимо раздражает. Наконец выдаёт. 

- От бабы Лены остались вещи. Ты бы мог их мне передать. 

- Я так и сделал. Елена Николаевна просила передать свои вещи твоей маме. 

- Но я совсем раздета! ( Это неизменный рефрен всей моей с ней совместной жизни). – А у бабы Лены была ещё норковая шубка, сапоги и другая обувь. У нас с ней одинаковый размер. Тебе ведь это всё совершенно не нужно. Мог бы поделиться с матерью своей дочки. У неё были деньги на книжке. Она, наверное, тоже их тебе оставила. – Это выводит её из себя. Начинает «заводиться».- За что она так тебя полюбила? Почему она так меня ненавидела? Что я ей сделала плохого? – В голосе почти слёзы. 

- Ирина, постарайся меня понять. Будь хоть немного логичной. Ты бросила меня ради денег, лишила семьи, в какой-то степени оторвала от дочки. Теперь в благодарность за всё это я должен тебе помогать? Ты спала с Владимиром Константиновичем. Теперь спишь с Владимиром Фёдоровичем. Я должен твои похождения финансировать? Ты в своём уме? – Она полезла в сумочку и достала сигареты. Это что-то новое. Не люблю, когда при ребёнке курят, но промолчал. Обстоятельно закуривала. Наконец заговорила. 

- Я виновата перед тобой. Признаю. – Поставил около неё пепельницу. – С Владимиром мы давно расстались. В личной жизни у меня полный крах. – Я не стал уточнять с каким Владимиром, но несколько даже неожиданно для себя спросил. 

- Конечно, это не моё теперь дело, но понять не могу, почему такая видная женщина не может устроить свою жизнь? Если нужно, могу письменно засвидетельствовать, что и в постели ты тоже очень хороша. Восемь по десятибальной системе. Большинство женщин не тянут и на пять. – Вспыхнула, но сдержалась. 

«Хамить начинаешь. Зачем обижаешь женщину? Сам обижен?» 

Молча курила, подбирая, видимо, нужные слова. 

- Я сама пытаюсь проанализировать ситуацию, свои поступки. Что ж, люди бывают разные. Есть и такие как я. Возможно – это протест против серости моего существования, убогости и нищеты. Неумелый протест? Может быть. По-видимому, я пытаюсь получить от жизни больше, чем того стою. К тому же ещё и не везёт. Знаешь, случайности – это тоже реально. - 

Ого! Прямо таки университетский стиль! «Проанализировала!» 

- Со мной тебе тоже не повезло? 

- Скорей – это та самая попытка получить от жизни больше, чем заслуживаешь. – Что ж, может быть она и права. Только что это меняет? 

- А сейчас что изменилось? Деньги? 

- Может быть, но лишь в какой-то части. Главное – это осознание своих заблуждений. Результат мучительных раздумий. – Нет, она меня добьёт этим академическим стилем. Усмехнулась, и начала старательно гасить сигарету. - 

Поняла, что почём. Осознала разницу между отношениями, основанными на подлинных чувствах и просто физиологической потребностью. Совсем всё по-другому, когда тебя берёт любящий муж или сластолюбивый прохиндей. –  

Ба, да тут целая философия. Сроду от своей жены не слышал такого. И всё-таки главное у неё – это деньги. Весь этот словесный фейерверк инициирован норковой шубкой. Ну и квартирой. Людмила перебралась из-за папиной спины к маме и свернулась клубочком у неё на коленях. Вот это – самый серьёзный аргумент. 

- Давай ребёнка спать уложим. – Даже согласия моего не спросила. 

- Ирина, после всех твоих похождений у меня к тебе если и есть интерес, то лишь чисто физиологический. Могу предъявить ещё с десяток объектов, к которым я испытываю то же самое. – Почти оскорбление. Но стерпела и это. 

- С похождениями, как ты говоришь, покончено. С другими объектами у тебя нет ни прошлого опыта, ни ребёнка. – Сильный аргумент. Насчёт опыта она могла бы не напоминать. Опыт был разный. Вплоть до развода. Что ж…Не дать только капкану захлопнуться. Постараюсь. 

Утром еле проснулись. Сунул ей в сумочку полсотни. 

Заплатишь за садик.(это 15 рублей). – Кивнула с полным пониманием. Позавтракали и, ни о чём не договариваясь, разбежались. 

Весь день в голове вертелся этот проклятый вопрос: как быть? Я убеждён, что ничего в этой бабе не переменилось. Интерес у неё чисто материальный. В сущности, дело в дочке и женщине. Женщину найду, а ребёнок…. Пусть будет, как было до сих пор. Если получится. Жить с ней не-хо-чу. Позвонил к ним на квартиру. Застал тёщу. Затараторила. 

- Ирочка просила подъехать к ней на работу к концу дня. Надо забрать Людочку и перевезти кое-какие вещи. 

- Передайте Ире, что всё остаётся по-прежнему. Я убедился, что никаких чувств у меня к ней нет. – Быстро повесил трубку. 

Вечером пошёл в библиотеку и просидел в ней, пока не выставили. Спрятался. К дому подъезжал с опаской, но всё обошлось. В голове промелькнула циничная мыслишка: 35 рублей за такую ночь, пожалуй, мало. Но уж так получилось. 

По всем вопросам, касающихся дочки, я общался со своей бывшей тёщей. Но однажды напоролся на Ирину. Словно ничего у нас с ней и не было. Ну, как говориться, и слава богу. 

Зная Ирину, я алиментные деньги никогда не давал ей в руки, а переводил на её сберегательную книжку. Раз в неделю, обычно в пятницу, забирал дочку из садика к себе. Ирина не только не возражала, но даже, по-моему, была рада. Когда я однажды не сумел Люду забрать, выразила мне своё недовольство. Я нарушил её планы отдыха на выходные дни. В субботу у меня занятий не было и мы с дочуркой выезжали куда-нибудь на природу. Иногда прихватывали её подружку из садика. Домой я возвращал её в воскресенье утром. Обычно клал ей в сумочку конфеты, печенье. 

Через один из магазинов решил проблему с детской одеждой. Далеко не простая по тем временам проблема. Жизнь постепенно снова стабилизировалась.  

Любовь. 

Стабильная жизнь включала в себя кроме лекций и практических занятий руководство кружком технического творчества при моей лаборатории, раз в неделю волейбол, и два раза кружок самбо. Вечерами чтение, ТV. Иногда «выход в свет», т.е. посиделки в обществе себе подобных с танцами и легким выпивоном. Как-то нужно было налаживать личную жизнь. Информация о моём разводе видимо стала достоянием широких масс – контингент моих студентов в основном женский. Да и от коллег начали поступать соответствующие предложения. Почувствовал я это сразу, но связываться со своими студентками мне не хотелось. Разве что с заочницами. Там народ взрослый и всё бывало сравнительно просто. Но не замечать хорошеньких девушек я, разумеется, не мог. Иногда информация сексуального характера приходила от моего старшего лаборанта. Вот и кружок наш стал заполняться девицами. Обычно у нас только ребята. Любителей всяческой электроники. Кружок, в сущности, вёл Николай. Я приходи не надолго. Решал возникавшие проблемы и исчезал. Николай – рослый парень, отслуживший армию, учился заочно в институте. Мы с ним вместе ходили на самбо. Работа его устраивала, поскольку оставляла много свободного времени. А девицы у нас долго не задерживались. Слишком для них сложные материи и вообще, как говорится, вне сферы их интересов. Но две девчонки всё же были. Толковые девочки, но, как это почему-то чаще всего бывает, некрасивые. Почему так природа распорядилась – не знаю. Может быть какой-то баланс справедливости! Исключения из этого правила очень редки. А тут народ повалил очень, я бы сказал, сексуальный. И всё-то им хотелось «за жизнь» поговорить, а мы загружали их довольно нудной работой. Ну, скажем, трансформатор перемотать или ещё что-нибудь в таком роде. «Текучесть кадров» была большая, а производительность мизерная. Но и отказать человеку тоже ведь нельзя! 

Курс мой продолжался два семестра. За это время я успевал всех своих студентов изучить весьма основательно. Очень широкий диапазон типов, характеров, внешностей. Необычайно богатое собрание представительниц женского пола. Конечно, я старался соблюдать дистанцию, хотя многих, как я уже, кажется, говорил, с удовольствием обучал бы не только основам электроники. Но при всём этом у меня, конечно же, были свои симпатии и антипатии. При длительном общении с людьми – это неизбежно. С некоторых пор на первое место в подотделе симпатий выдвинулась некая Нина Быстрова. Представьте себе стройную блондинку со строгой причёской, несколько выше среднего роста, чуточку скуластую со слегка удлиненным лицом и серыми глазами. Слова, конечно, мало что говорят, но мне она очень нравилась. Все попытки моего Николая её «закадрить» окончились полным конфузом. Избалованный вниманием наших девиц, мой лаборант поначалу даже вроде как оскорбился. От Николая же узнал, что она дважды пыталась поступить в университет, но не проходила по конкурсу. Теперь заканчивала наш техникум и, по Колиной классификации, считалась очень строгой девушкой. У меня среди прочих есть одна скверная привычка. Когда я излагаю материал, то нахожу среди аудитории несколько заслуживающих доверия лиц, и как бы им лично всё излагаю. Это, конечно, непедагогично, но так как мои симпатии размещались, как правило, в разных местах аудитории, то вряд ли учащиеся эту мою манеру замечали. А вот в группе Нины дело обстояло хуже. Тут я должен был за собой следить. А то бросилось бы всем в глаза, что я с неё глаз не свожу. Впрочем, может быть и заметно было. О таких вещах мне обычно Николай докладывал. Пока молчал. Однако дальше этого ничего не следовало, и никаких отношений у нас с ней не было. 

___ 

Мы заканчивали свой волейбол в спортзале, а наши гимнастки после своей тренировки шумно за нас «болели». Волейбол я люблю и играю неплохо. На этот раз как-то особенно удачно получалось. Не иначе девочки вдохновляли. Они на каждый удачный удар реагировали очень бурно. Когда мы, наконец, закончили, все болельщицы хлынули на площадку, и одна из них подошла ко мне. В купальнике я её не сразу узнал. Обычно строгое лицо сияло. 

- Валентин Николаевич, я и не знала, что вы так здорово играете! Я всё боялась, что вы расшибётесь. – Что меня так поразило в ней? Конечно, что уж тут скрывать, прекрасная фигура. Длинные стройные ноги, великолепной лепки грудь, шея. Да просто красавица! От моего разглядывания она слегка смутилась. И то верно; нечего таращиться на девчонку. И всё-таки главное в ней – это некий комплекс из внешности и каких-то личностных характеристик. Всегдашняя сдержанность, серьёзность и по контрасту эти сияющие глаза. Молчал, потирал ушибленное плечо. А что-то нужно было сказать! И тут я «брякнул». 

- Нина, вы такая красивая! – Она залилась краской, но тут меня, к счастью, позвали, и я поспешно ретировался. Приняв душ, вышел на балкон, опоясывавший зал. Быстро нашёл её и ещё раз восхитился. И она меня заметила. Чуть заметно улыбнулась, но игра требовала внимания. Я ушёл. 

Телевизор смотрю не часто. Последние известия и что-нибудь высокохудожественное. Если есть, конечно. На этот раз не удержался и посмотрел отечественный боевик. Задумался о себе. Ведь и меня могут вот так грабануть! Несмотря на все мои запоры и решётки. Достал свои стволы и вычистил. Подумал, а как бы я поступил на месте грабителя? Задача не показалась мне сложной. Можно перехватить на подходе к входной двери. Соседей почти никогда нет дома. Да и что они сделают? У них даже телефона нет. Правда, квартира на сигнализации. Ну что ж, можно под каким-то предлогом войти в квартиру. А уж там… И что же делать? Подходить всякий раз к двери с оружием? Но это практически не реально. В общем, быть богатым создает свои проблемы. С той поры некоторая тревожность поселилась в моей душе. 

Василий Павлович издал распоряжение, чтобы все лаборанты покидали техникум после 21 часа. Исключения для тех, за кого попросят заведующие лабораторий по причине неотложных работ, связанных с подготовкой к лабораторным работам. В письменной форме. Мне он пожаловался, что техникум чуть ли не в бордель превратили, и мой Николай тут лидирует. На допросе Колька признался, что спальный мешок как раз для этих целей и служит. «Упражнялся» он на нём в настоящее время с Зинкой – одной из наших «умных» девочек. Я ему выразил полное понимание и сочувствие, но предложил «уйти в подполье». В благодарность за доброе отношение, что ли получил очередную порцию информации о том, кто на меня «глаз положил», и с кем я мог бы «хоть завтра». С использованием того же спальника или как иначе. Я, понятное дело, предложения его игнорировал, хотя, может быть, и зря. Потом мой философ от сексуальных наук изложил свою классификацию женщин по доступности. В принципе, считал он, доступны все, поскольку для того и созданы, но не всегда рациональны необходимые для этого усилия. Кроме того, некоторых затащить в постель можно только на них женившись. Такие опасны. Особенно опасны девицы типа Нины, поскольку очень хороши, но уж очень серьёзно к этому относятся. И т.д. в том же духе. О, молодость! Специфический гармональный расклад и соответствующее ему мышление. Что ж, всё более или менее естественно. Я в свои 28 воспринимал эти разглагольствования несколько скептически, но всё же с пониманием. Возраст и обстоятельства подталкивали меня к женитьбе. Среди девушек, с которыми я общался на субботних посиделках, серьёзных объектов замечено не было. Но была Нина. 

На следующих занятиях мы мельком переглядывались. Она в своём обычном строгом костюме, но в лице что-то переменилось. Несколько раз вглядывался и, наконец, до меня дошло. Не употреблявшая косметики Нина чуточку подкрасила губы. На перерыве я обычно уходил в свою лабораторию. На этот раз возникли какие-то вопросы, и пришлось всю перемену провести в аудитории. Когда пара закончилась, она подошла ко мне. У неё был замечательно мелодичный голос. Немного смущаясь, спросила, можно ли ей посещать наш кружок при лаборатории? Вообще-то нечего тут было спрашивать. Кто хотел – просто приходил. Значит, был подтекст. Я смотрел на неё отнюдь не безразличным взглядом и сказал совсем не то, что в таких случаях говорят. « Нина, это опасно, но, конечно, приходите. Мне будет приятно ещё раз увидеть вас». Что-то она хотела сказать, но не решалась. А мне ужасно хотелось её обнять и т.д. Вместо этого я опять поспешно ретировался. 

Уже на следующий день Николай доложил, что девки говорят: «Нинка на вас «глаз положила» и втюрилась по уши». Раньше я от него ничего подобного не слыхал. Видимо, сыграла роль его личная некоторая к Нине причастность и сама её личность. Иначе событие было малозначимо. Подумаешь «втюрилась»! Среди такого количества девушек в сравнительно молодого и неженатого преподавателя «втюривалось» немалое их количество. Я поэтому заметил: « Ну и что тут выдающегося»? Ответ меня удивил своей откровенностью: «Завидую. Но вы с ней осторожно. Она очень серьёзная». 

Через пару дней у меня намечалось некое мероприятие. В соседнем институте на вечере отдыха молодёжи мне предстояло прочесть лекцию. Это такой порядок был установлен в то время. Использовать собрание молодых для их идеологической обработки. Естественно, все это терпели как неизбежную нагрузку и в лучшем случае слушали в пол уха. Моя лекция была на антирелигиозную тему. Что-то вроде «Есть ли бог на свете?» Вопрос меня в своё время весьма занимавший, а посему знакомый мне куда глубже, чем это требовалось для лекции такого рода. Пусть даже в проектном институте. Поначалу слушали меня как обычно, то есть плохо. Все были возбуждены предстоящими танцами и прочим, а до бога им просто не было никакого дела. Но постепенно я их кое-как завлёк и даже в конце аплодисменты сорвал. Более того, основная часть по завершении действа конечно устремилась к выходу, но и вокруг меня собралось порядочно «умников», с которыми я очень оживлённо дискутировал. Эрудиции в этих вопросах мне было не занимать. И вдруг я увидел Нину! Она сидела одна и внимательно слушала наши дебаты. Догнал я её уже у самого выхода из зала. Принарядилась. Синяя юбка. Модная по тем временам ослепительно белая нейлоновая блузка Зачёсанные наверх волосы открывали для обозрения красивую шею. А тут ещё стройная фигура с тонкой талией. В общем, весьма сильнодействующие средства для одинокого мужчины моих лет. Успех гарантирован. Я взял её под руку и спросил. 

- Добрый вечер, Нина. Вы как сюда попали? – Ответ предельно откровенный. 

- Пришла вас послушать. 

- Неужели интересно? – Ох, не то что-то говорю. 

- Очень. И не только мне. 

Мы вышли в фойе, где уже гремела музыка и крутились пары. В те давние времена на таких вечерах под бдительным оком партийных органов танцевали только нечто консервативное, т.е. вальс, танго, фокстрот и тому подобное. Рок пробивал себе дорогу с большим трудом, неся на себе клеймо растленного западного образа жизни. Ужасно глупо, но так было. Я, конечно, собирался домой. Собственно, почему конечно? Рациональней было бы остаться и поискать приятных знакомств, но как-то я не был склонен к таким методам общения, предпочитая нечто более камерное. 

- Вы не останетесь? 

- Я?! Да нет. Я как-то не привык к таким собраниям. Люблю сидеть дома и читать книжки. Она стояла передо мной – совершенное очарование. Выражение лица менялось непрерывно. Скулы покраснели. Видимо волновалась. И мне она очень нравилась. Очередная милая гримаска на обычно строгом лице. 

- Давайте потанцуем! – Совершенно неожиданно для себя ответил. 

- Давайте. – До чего приятно было держать её за талию, Держать её за руку. Удержаться, что бы не прижать её к себе, стоило мне значительных усилий. 

- Вы хорошо танцуете! 

- Это потому, что с вами. Музыка прервалась, и я заставил себя её отпустить. Да, танцы – мощное средство сближения. Мы шли по коридору, направляясь к выходу. Что ж, вот тебе благоприятный случай. Воспользуйся! Она ни в чём тебе не откажет. На ней придётся после этого жениться. Ну и что? А на ком, собственно говоря, ты собираешься жениться? Недостаточно образована? Но до сих пор среди образованных ты не встретил ни одной, к которой тебя вот так бы тянуло. Может быть, нужно просто довериться инстинкту? Она старше своих сверстниц. Ей уже двадцать. Одного не пойму! Как такая красотка ещё не замужем? Почему у неё никого нет? Странно. 

- Почему Вы сказали, что к вам в кружок идти опасно. – Что было говорить. Очень может быть, что в эти минуты решалась моя судьба. Для мироздания, конечно, малозначимо, а вот для меня! Слегка пожал плечами. 

- В вашем присутствии теряю над собой контроль. Кажется, это называется терять голову. – Она повернулась ко мне и пристально на меня посмотрела. Потом отвернулась и сказала.  

- Знаете, я тоже. По-моему, я уже совсем её потеряла. – И немного погодя. – И что же будет? – Ответил ровно, без всякой патетики. 

- Точно, конечно, не знаю, но вероятней всего то, что и бывает в таких случаях. Что делают люди, когда любят друг друга? Ты (это впервые) выйдешь за меня замуж, и если повезёт, будем жить в любви и согласии долго и счастливо. У нас вырастут хорошие дети, и мы когда-нибудь расскажем им про сегодняшний вечер. – Она остановилась и повернулась всем телом ко мне. Смотрела на меня с изумлением и, переходя на ты, спросила. 

- Ты это серьёзно?  

- Даже очень. – Я взял её руки в свои. – А ты думаешь иначе? – Растерянно улыбнулась. 

- Не могу думать. 

- И не надо. – Привлёк её к себе и обнял. Положила голову мне на плечо. 

- Даже не вериться. – Наклонил голову и поцеловал её в шею. Сзади раздались чьи-то шаги. Отпрянула и потянула меня за руку к проходной. 

Мы медленно шли по уже темной улице. Она держала меня  

Под руку. Ладони наши переплелись.  

- Куда мы идём? 

- Ко мне. Должна же ты увидеть, где тебе, возможно, придётся жить. Потом выкачу машину и отвезу тебя домой. 

- У тебя дома есть телефон? 

- Есть. 

- Я позвоню тёте, и не нужно будет меня никуда отвозить. – Вот так развивались события. Стремительно. На улице теплынь, темень. Под каким-то деревом, где тень была особенно густая, привлёк её к себе. Она подняла голову, и мы впервые поцеловались. Потом ещё…. 

Когда, наконец, подошли к моему дому, стало совсем темно. С лаем выскочили наши собаки, но, узнав меня, успокоились. В подъезде было светло (моими стараниями). Открыл входную дверь, и мы вошли в коридор. Открыв вторую дверь в квартиру, я сказал. 

- По обычаю я должен внести тебя в дом на руках. Этот обычай мне очень нравится. – Подхватил её на руки и кое-как протиснулся в переднюю. Отпускать её мне не хотелось. – Прелесть ты моя! Улыбнулась и, высвободившись, стала на пол. Потом мы обошли все комнаты 

- И ты один здесь живёшь? 

- Жил. Теперь, надеюсь, нас будет двое. 

- Ты делаешь мне предложение?  

Сложный момент. Заговорили друг с другом всего-то две недели тому назад.  

- Мы очень мало знаем друг друга. Даже по нынешним временам всё у нас очень скоропалительно. – Снова взглянула на меня. До чего же хороша! Особенно лицо. 

Что же ты предлагаешь? 

- Я сделаю так, как ты скажешь. 

- Даже не знаю. Может быть, поживём вместе и посмотрим, что из этого получится? – Покраснела и отвела глаза. – Но шуму будет! 

- Твои родственники? 

- Да. – Я подошёл и обнял её. – Для нейтрализации родственников подадим заявление в ЗАГС. Хорошо? Я хочу, что бы мы были вместе. Я люблю тебя. – Порывисто обняла меня и поцеловала. 

- Я тоже этого хочу.  

___ 

В субботу, отпросившись с занятий, Нина поехала домой. Я позвонил, когда по моим расчётам она пробыла дома уже пару часов. Трубку взял отец и вот, что я услышал. 

- Мы тут решили, что Нине не следует выходить за вас замуж. Вы много старше, у вас ребёнок, алименты платите. Найдёте себе другую. В техникум она не вернётся, и вы её не тревожьте больше. 

- А Нину вы спросили? 

- Я же сказал: мы решили. – И положил трубку. 

Интересно. Мне показалось, что Нина не тот человек, которого можно вот так просто заставить что-то сделать против её воли. Посмотрим. 

Она приехала ночью на такси. Удрала с небольшой сумкой одежды. 

Мы жили как, наверное, живёт большинство влюблённых молодожёнов. Всё было чудесно. Откровенно говоря, где-то в глубине моего сознания жил страх, что вот сейчас она что-то сделает или скажет не так, и развеется очарование. Но ничего подобного не происходило. На фоне большинства моих студенток – простушек, по преимуществу, это было даже как-то удивительно. Видимо, дело было в семье. Но как раз с семьёй вот уже месяц, как у меня не было никаких контактов. Нина звонила домой. О чём-то беседовала с мамой, сестрой. Наконец, сестра пожаловала к нам. Симпатичная девуля четырнадцати лет. Пробыла у нас почти всю субботу и вечером отбыла домой. Видимо, с докладом. По-моему, всё прошло хорошо. 

Как-то у меня были занятия в Нининой группе. Мы немножко забылись. На перемене она подошла ко мне, и что-то распорядилась по домашним делам. К этому времени в хозяйственных вопросах власть целиком перешла к ней. Говоря, неосторожно взяла меня за руку. Выйдя за дверь, услышал чей-то возмущённый голос:  

- И что ты к нему всё липнешь? 

- Так он мой муж! – Немая сцена. Потом обвальный шум. Дальше слушать не стал. Второй час начался с официального запроса. Кто-то поднял руку и спросил: «Это правда, что Нина вышла за вас замуж?» Я довольно умело изобразил растерянность и ответил, что хотя к теме занятий этот вопрос отношения не имеет, но действительно. Мы уже давно женаты. «А что, у вас есть на этот счёт какие-нибудь возражения?» – Раздался дружный хохот. Одна из девушек встала и церемонно произнесла: « Мы вас все поздравляем и желаем вам счастья». Бурные аплодисменты. 

В конце занятий, относя журнал в преподавательскую, проходил мимо Васиного кабинета. 

- Заходите, заходите, Валентин Николаевич! Так Вас поздравить нужно? 

- Пожалуй, да. 

- Поздравляю. Замечательная, знаете, девушка. 

Дело в том, что Васины семейные дела были неважными. Поэтому его пожелания были мне особенно понятны. Несколько торжественно он произнёс. 

- Желаю сохранить ваши чувства на все последующие годы. 

- Спасибо. Я понимаю, что это не лёгкая задача. 

- Очень не лёгкая. Куда оно всё с годами девается? 

- Я даже не уверен, разрешима ли задача, так сказать, в принципе. Ведь в лучшем случае всё равно стареем, меняемся, угасаем. 

- Вот-вот, угасаем. – Это слово ему почему-то понравилось. – Но не будем об этом. Сегодня хорошо – ну и, как говориться, слава богу. – На том и порешили. Интересно, что тот же вопрос подняла моя жена. 

Рассвет ещё не наступил. Мы лежали молча, тесно прижавшись друг к другу. Вдруг она сказала. 

- У меня раньше не было чувства страха, а теперь вот появилось. 

- И чего же ты боишься? 

- А ты ничего не боишься? 

- Я, извини, не очень тебя понимаю. Бывает, что пугаюсь чего-то. Но что бы надолго – так, пожалуй, нет. 

- Тебе хорошо со мной? 

- Очень. Я думаю, что мне невероятно повезло. 

- А ты не боишься это потерять? 

Блаженный покой, в котором я пребывал, исчез мгновенно. Вихрь тревожных, хотя и не чётких мыслей заставил меня даже приподняться. – А вот я боюсь. – Мы были вместе уже целых два месяца. 

- У тебя есть какие-то основания? 

- Конечно, есть! И даже много. 

- Интересно. Ну, давай по порядку. 

- Во-первых, я сама влюблялась пару раз. И мне всякий раз казалось, что он такой хороший, такой исключительный! Но проходило время и даже стыдно становилось, что я такая дурочка.-  

Мысли мои начали упорядочиваться. Страх исчез. Проблема, похоже, переходила в абстрактно-академическую плоскость. Это уже легче. 

- И сколько проходило времени? 

- Однажды целых три недели. – Она засмеялась. – Потом я это вижу у своих подруг. Большинство из них влюбляется довольно часто, а потом все восторги куда-то испаряются. А, бывает, обнаруживается такое… Иногда притворство. Иногда просто начинаешь замечать в человеке неприятное, чего просто сразу не разглядела. А иногда – вдруг чувство куда-то девается. Как не бывало! Сама не понимаешь, что это я в нём нашла? И как-то странно так! Даже за себя неловко делается. Потом я читаю в книгах. Уж как Вронский любил Анну! А чем кончилось? И почему? Получается, что….- Она замолкла, подбирая, видимо, нужные слова. – Получается, шансов очень мало. - 

Вот так. А ведь придётся что-то объяснять. Ох, не хотелось бы. Ведь получится, что я подведу некую базу под её страхи. И почему только её? Мои тоже. Но что-то же надо сказать! 

- Знаешь, очень трудный и деликатный вопрос. Вовсе не уверен, что сам тут всё понимаю. Я, к примеру, был очень высокого мнения о своём отце. Как и большинство детей. Я был убеждён, что он всё понимает. Ну не всё, конечно, но примерно. Для меня ударом было, когда я понял, что это не так. Когда мне приходилось объяснять ему кое-какие вещи и не самые сложные. Разочарование в завышенной оценке человека может переживаться очень тяжело. Ты, может быть, тоже думаешь обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Правда, надеюсь, это не моя вина, но ты могла вполне завысить оценку, и когда со временем это поймёшь, некоторого разочарования, боюсь, не избежать. – Она потёрлась о меня щекой. 

- Нет, это не то.  

- Может быть, но есть и многое другое. Мы можем просто недостаточно знать друг друга. Человек ведь в разных ситуациях бывает очень разным. Порой обнаруживаешь в нём черты, которых раньше просто не было случая заметить. Сколько мы вместе? 

- 62 дня. 

- Не очень много. Вдруг окажется, что я, опять же к примеру, страшно скуп. Или труслив, или…. Да мало ли что может в человеке обнаружиться! Потом, люди меняются со временем. Милые девушки запросто превращаются в злобных мегер. Симпатичные юноши – в отвратительных эгоистов с алкогольным уклоном. Ну и так далее. Что-то в нас меняется со временем. Это неотвратимо. Не обязательно к плохому, но меняется. – Надо бы остановиться, но меня уже «понесло». Что-то было в этом потоке от преподавательского комплекса. – Чувство любви неотделимо от влечения. Когда оно удовлетворяется, изменения в отношениях почти неизбежны. Не обязательно катастрофические, но всегда снижающие первоначальный накал. Особенно со временем. Конечно, в какой-то степени возможны подмены. Полюбил за одно, а потом и за другое. Не знаю, в какой степени у женщин, а на мужчин внешность производит огромное впечатление. Но со временем на первый план начинают выступать и другие качества. Красота, конечно, прочности брака содействует, но на одной красоте далеко не уедешь. Разве что, какая-то исключительная! – Наконец-то я сумел затормозить. После некоторой паузы всё же продолжил. – Вот в данный момент ты могла обнаружить во мне нечто такое, что, может быть, тебе и неприятно. 

- Что же? – Приподнялась на локте и с явным нетерпением -ждала ответа. 

- Преподавательское занудство. – Засмеялась и снова прильнула ко мне. 

- Это я переживу. Но опасностей всё же много. 

- Уж такая жизнь. Не всё в ней приятно. – Я вдруг вспомнил Маркелыча, бабу Лену. – Ты читала трактат Стендаля «О любви»? Почитай. У нас есть. – Лежим молча. Глажу её волосы. – Если говорить откровенно (вовсе не всегда это нужно), то страх у меня был вначале. Я ведь, в сущности, очень мало тебя знал и ужасно боялся, что вот-вот что-то произойдёт! И рухнет всё очарование. Что-нибудь скажешь не то, или сделаешь. Вот тогда я действительно очень боялся. Постепенно прошло. Я увидел, что ты такая, как я себе и представлял. А в чём-то даже и лучше. Зная твоих родственников, мне не очень понятно, откуда у тебя такие качества? Сегодня ты – самое дорогое, что у меня есть на свете. Ты и дочка. И разлюбить я тебя никак не могу. – За это меня поцеловали в щёчку. – Но ты посеяла во мне семена страха. – Издала какой-то странный звук. - 

Похоже, тебе это нравится! – Прижалась плотней и несколько раз захлюпала носом. 

- Верно? – Очень жалобным голоском. - 

- Немножко. И ещё уж тебе признаюсь, что я ужасно ревнивая. Стараюсь не показывать, но поделать с этим ничего не могу. Вот знаю, что ничего тут нет, а внутри всё прямо таки переворачивается. Меня девки дразнят: «Всё равно мы его у тебя уведём!» Я знаю, что ты и раньше на них внимания не обращал и вряд ли сейчас обратишь, но всё равно – переживаю.- Подражая ей, тоже похлюпал носом. 

- Ага, значит тебе это даже нравиться! – Выскользнула из моих обьятий и повернулась ко мне спиной. Поцеловал спинку. И ещё… На этот раз всё окончилось благополучно. 

Разгул демократии. 

...Я клянусь, что стану чище и добрее... 

Ю. Энтин "Прекрасное далеко" 

Ее звали Марго. В свои тридцати два, учитывая нагромождение серых тонов в одеянии и неустанное нахлобучивание всяких безобразных головных уборов, она выглядела вполне привлекательно. Русая, с крупным бюстом, с поблескивающими голубыми глазами, тонким носом, чистой кожей и длинными красивыми пальцами, с типично американской гортанной речью, Марго была олицетворением свободной западной женщины. Она служила в Корпусе Мира и с завидной деловитостью вела уроки английского в местной библиотеке. У нее был какой-то переменчивый, вздорный характер, ей было трудно угодить, словно по ее нутру блуждали подружившиеся торнадо с муссонами, Гольфстрим и проливные кислотные дожди, а затем преобладали палящие знои Аризоны. В ней была американская феминизированная наглость, способная ошарашить видавшего виды кавказского самца, избалованность неженьки и изредко прорывающаяся наружу ранимая душа, готовая на жертвенность. Марго была одной из первых американок в нашем городе и поэтому ей приходилось нести крест первопроходца, не забывая в то же время подавать себя символом мировой демократии и радикального индивидуализма. 

Одевалась она по-разному, то с дикой безвкусицей и, откровенно говоря небрежно, то поразительно опрятно (если так можно писать о женщине) и с явными сексуальными подтекстами в верхней одежде. Сейчас, спустя восемь или больше лет, вспоминая эту весьма оригинальную особу, я вижу в своем воображении, во-первых, ее очки в роговых оправах, которые придавали ей крайне стервозный вид, во-вторых, какую-то стихийность во внешности, усиливавшую сходство Марго с упитанной мамашей-кошкой, в третьих, похотливое движение губ, когда она выговаривала мое имя. 

Так как Сосо имя, что и говорить, весьма простое, два легких одинаковых слога, то, подчиняясь закону парадокса, именно с ним у людей других национальностей нередко возникают проблемы. Славяне, например, умудряются превратить его в «Сасо», англичане в «Соусоу», армяне – в «Сос». Ну уж, американцы это отдельный разговор. В милом горлышке Марго второй слог моего имени пропадал в бездне ее альвеол и превращался в «соууу». Ну а первый слог «Со» растягивался столь широко, сливался с какой-то пронзительной сексуальной миной, – мне казалось, что будто сама Уитни Хьюстон колдует своими крутыми мелизмами. 

С милой Марго, вопреки всему нельзя было соскучиться и, честно говоря, я познакомился с ней поближе и лучше позднее. После случая, который по сути является фабулой настоящего повествования. 

На особой ноте этой женщине-пиле удавалось заправлять американскими «сталионами» – теми парнями-волонтерами, ее коллегами из Корпуса, которые были направлены сюда на работу. Ее слушали и ей повиновались, она держалась уверенно, круто вытряхивая из других уважение к себе. Меня иногда пробирала легкая дрожь, когда я догадывался, какую эти люди проходят подготовку до отправки в страну назначения. Грузия для Марго была второй миссией, до этого она служила в ЮАР, и во время регулярных девчатников, проводимых в Тбилиси, дико напивалась, вытаскивала из-за пазухи и раскладывала по столу фото своего бородатого парня-симпатяги и спрашивала всех присутствующих, заглядывая им в глаза: "He looks like Jesus! Doesn’t he?” (Он похож на Иисуса! Не так ли?). 

Ей было очень очень глубоко наплевать на общественное мнение, на мнения отдельных лиц, на стереотипы поведения, на бытовавшие в местном социуме тоны вежливости. В каждом случае она проявляла бунтарский подростковый эпатаж, на грани мерзости, такой, что безо всяких гипербол мог бы вызвать рвотные позывы. Например, спустя год после описываемых событий, когда наши с Марго отношения безвозвратно стали портиться, я встретил ее в центре города у приваренной к столбу мусорной урны. У Марго был удрученный вид и она неохотно, можно сказать злобно, стала отвечать на мои вопросы. По всем статьям Марго была застигнута врасплох. Когда я сообразил чем занималась Марго, то тайком перевел взгляд с женщины на урну, которая была поверх краев забита скомканными одноразовыми салфетками, результат безостановочной деятельности американки. С каким-то звериным выражением в лице, Марго оглушительно сморкалась на всю улицу и тут же обе, даже три пары большого, указательного и среднего пальцев, отчаянно выскабливали содержимое ее маленького носа. Она набирала воздух в легкие и затем очередная салфетка застревала в ее ноздрях. Когда я сел в машину, мой попутчик еле сдерживал негодование: 

– Ты видел! Ты молодец, как это ты с ней говорил! Фууууууу!!! Откуда эти люди? Кто их к нам отправляет?! 

Однако я помню и благотворительные жесты со стороны Марго. Морозным февральским днем она попросила меня помочь довезти до ее дома очень милых, бездомных пегих щенков дворняги, которые, как видно, остались без матери и, голося на всю округу, пошатываясь от слабости, бродили вокруг знаменитой городской ивы. Марго была очень мила в апофеозе материнского инстинкта, подбирая красавцев и убаюкиваю их своими американскими считалочками... 

Увы, инстинкт человечности не протянул и пару дней. На следующий день она отнесла щенков и высадила их в картонной коробке у рынка, в надежде, что люди разберут малышей. 

– Они ужасно назойливо скулили! И воняли! Бррррр!!! – прокоммментировала она свои действия с американской утонченностью. 

Многие сейчас задаются вопросом, сами же предлагают ответы и смело спорят о том, что эти американские добровольцы являются типичными американскими шпионами и информаторами ведомств, подконтрольных Госдепу США. Более продвинутые пользователи Интернета утверждают, что Корпус Мира был создан и задуман, как замечательное прикрытие для того, чтобы проводить разные социальные, психологические и исследовательские эксперименты в странах третьего мира. Вся методично выуживаемая информация, стекаемая в невидимые центры управления, кропотливо систематизировалась и предшествовала развертыванию реализуемой ныне идеи глобализации. 

Элементарная наблюдательность могла бы привести к весьма неординарным выводам. Часть добровольцев, как правило, одевалась очень небрежно, почти в грязную одежду. Эти волонтеры показывали себя нереально безобидными субъектами, многие вели себя на грани идиотства или скандального свободолюбия. Скажем, Ариана, пуэрториканка по происхождению, детально перасказала всей нашей группе, которой преподавала английский, как разбила раковину умывальника, когда сбривала волосы на ногах. Опорная нога скользнула по полу, Ариана потеряла равновесие и дальше второй ногой, засунутой под кран, она сбила раковину... 

Во всем этом местное население ощущало нарочитую предумышленную политику, призванную отработать какой-то жалкий, точнее неприхотливый, образ простого американца, который не вызывал бы жгучий протест грузинского обывателя и противопоставление собственному. Были, конечно, там такие мачо, парни с экстримом, без пяти минут Дольфы Лундгрен-ы, с таким высокоранговым началом, которых за милю чуешь и которым на самом деле, трудно играть больных политкорректностью. Но масса волонтеров являла собой пример трудоголия и сверхпорядочности. 

Доморощенные местные эксперты высказывали мнение, что в этой организации не было ничего альтруистичного, зато она до основанья была пропитана здравым американским смыслом, называемым не иначе, как прагматизм. Как бы то ни было, волонтеры Корпуса Мира проводили много познавательных мероприятий для местных общин, вносили свою лепту в дело образования школьников, студентов и просто НПО-сектора и по большому счету в период информационной и ментальной блокады Грузии были позитивным ресурсом. Само их присутствие было как бы знакомством с ведущей мировой культурой, преодолением некой туземной дикости в восприятии американцев, как хитрых пришельцев с голубой кровью или сверхнации, с набитыми кошельками и чудесными идеями. 

До августовской войны Корпус Мира работал по всей Грузии, кроме Тбилиси. Приоритетом был избрана именно просветительская деятельность в провинциальных и захолустных областях страны. Грузинское представительство Корпуса старательно и упрямо инструктировали волонтеров не вступать ни с городским ни с сельским населением в слишком тесные отношения, остерегаться романов и держать уши востро. Их безопасность тщательно контролировалась не только работниками офисов, полицейскими отделениями, но и вообще теми организациями, в которых добровольцы официально работали. За каждым перемещением волонтера из района назначения в столицу или по территории Грузии, следил особый работник, который должен был быть уведомлен о местопребывании и поездках предварительно. К каждому волонтеру прикреплялся местный коунтерпарт, сотрудник НКО или школы, который должен был облегчить процесс интеграции американца в персонал и вообще в общину. 

Хотя, ладно об этом, пока наш рассказ не превратился в статью о славной деятельности Корпуса Мира. Все же вернемся к загадочной мисс Марго Уильямс. 

Нас познакомила красивая грузинка по имени Майя. В этой темпераментной натуре непрерывно кружились инфантильно-навязчивые идеи. Последние месяцы доживал наш бурный роман; несмотря на внешне успешные взаимоотношения, накалялись противоречия между нами, но Майя упрямо твердила свое – «мы должны уехать отсюда! Я должна!». Через иностранцев эта девушка всячески старалась куда-то прорваться. Ей казалось, что эти туристы, путешествующие по миру простые граждане, помогут ей вылезть из ее ограниченного мирка в большие люди. И вот Марго была третьей иностранкой, кого Майя привела домой к себе и с гордостью представила мне. 

Американка показалась мне довольно невзрачного типа женщиной, но когда вечером, за столом и запевая караоке, мы долго шутили о президенте Буше, о том, что не исключено, как этот великий человек с высоты птичьего полета наблюдает за поступками Марго и вполне может позвонить ей с упреком прямо сейчас, Марго стала раскрываться, как роза пустыни под алеющим солнцем, и выказала довольно бесшабашную сущность. Ей совершенно не понравились американские песни в моем с Майей исполнении, но, когда я спел грузинское, она расплылась в очаровательной улыбке: 

"O, great! Soso, nice voice! (О, замечательно! Сосо, у тебя красивый голос!) 

Она заигрывала, как со мной так и с Майей и мы, вся троица, были весьма безудержны в своем диком озорстве. Столько смеха, столько шуток, игр и радости за один вечер бывает нечасто. И тогда это была заслуга Марго, ее умения перевоплощаться в душу компании, не сдерживать эмоции и буквально расплескивать их. 

И вот после такого вот искрометного вечера, не позднее чем через двадцать четыре часа, Майя встречает Марго, а та с демонстративной холодностью отказывается от следующего приглашения. Это был поистине ледяной душ на наши головы. 

– Что это такое? – переспрашивали мы друг друга много раз в тот вечер. – Может мы неправильно повели себя? 

Так Марго в первый раз проявила трудноподдающуюся описанию двойственность характера. 

С тех пор прошло несколько месяцев. Я почти забыл о ней, не зря говорится – с глаз долой, из сердца вон. 

За прошедший период я успел расстаться с Майей. И сразу же за этим мне пришлось пошевелить одним драгоценным местом, чтобы хоть с кем-то разделить томные весенние вечера, а не коротать время за бутылкой пива в ожидании чуда, и что самое худшее, выпуска новостей. Если для безработной женщины есть просто одно святое дело – искать работу, для незанятого мужчины существует два святых дела – нудная работа в поисках Той Самой, в жизнь которой он станет закачивать те средства, что заработает на другой оплачиваемой дензнаками работе. 

После Майи жизнь моя радикально изменилась. Я встрепенулся и стал частым посетителем всяких кафе и баров, вечеринок, застолий и т. д. В дело пошли знакомые наработки знакомств, какие-то избитые фразы под новым соусом. Я стал напиваться в неделю пять-шесть раз, знакомиться четырежды в день. Не очень-то и хочется вспоминать все, что тогда мной преподносилось продавщицам, официанткам, а также всяким третьесортным девицам. Мужчина в поиске – это некая неблекнущая тема в литературе, на которой можно сделать себе громкое имя. Предлагаю молодым писателям попробовать себя в этом занятии и могу заверить – не прогадаете, ребята. 

Так вот, однажды днем, плотно пообедав в одном из бистро, и, лениво катя автомобиль по мостовой, я еще издалека заприметил знакомый силуэт американки. Она прямой походкой и с неприступным выражением на лице шла к супермаркету. Я, заглушив мотор, подъехал сзади и на ходу позвал. Марго и виду не подала, что слышала. Мало ли кто это мог быть! Опыт поколений и муштра Корпуса Мира предписывали игнороирование окрика. Тогда я остановил машину и почти побежал вслед за бойко удалявшейся женщиной. 

– Маргооо!!! 

Она обернулась. И вот тут я увидел то, что никогда ни от какой женщины не видел. Никакая Афродита, Венера, Мишель Пфайфер, Шарлиз Терон, Джулия Робертс не могли быть способны выразить столь большую радость от встречи со мной, как это сделала Марго. Я был в восторге, нет я был вне себя. Такое тепло, такие эмоции, такая сногсшибательная искренность, ликование – вот что может растопить сердце даже монаха из небесного воинства. 

Боже, какие это были объятия! Не знаю, как это можно сказать. Может быть Джульетта без Ромео, проведя год в разлуки, не проявила бы такое, что сделала Марго. 

– Соооооссшшшшшшшшшшоооооооууууууууууууууууу! Бейби!!! Хей, мэн! 

(Тут и в дальнейшем, кроме наиболее незаурядных фраз, постараюсь наши с Марго диалоги писать на русском, чтобы не замутить сознание читателя английскими цитатами и сносками). 

– Как ты? О, my God, как давно не встречались?! Где ты был? Как Майя? 

– Я отлично. Как ты, Марго? Марго, ты так прекрасно выглядишь! Мы с Майе больше не вместе. Ты не знала? Мы расстались... 

Марго шарахнулась, словно столкнулась с чем-то таинственным и зловещим, и приложила ладонь к губам. Но потом сразу поправила... 

– Но почему? «"Whyyyyyyyyy?» (Почему?) – Тут проговаривая букву «W», Марго взяла ноту на вершине тесситуры хьюстонского вокала, а потом в конце сбросила аж на две октавы. Эффект был просто экстатический. 

– Ок, это не мое дело. Не мое дело...Вы сами знаете. Не буду вмешиваться... 

Я была в Батуми и потеряла там все свои документы, удостоверения личности, кредитку, телефонные номера. У меня новый мобильный. Смотри как он тебе? 

– Очень даже хороший. 

– Как же я соскучилась по вам. Сосоооооу! Хочешь "Орбит"? 

– Да, спасибо. Столько времени прошло, не виделись... У тебя новый проект? 

– Да, вот работаю с детьми в школе. Сейчас в десятой. А еще скоро буду вести дискуссионный клуб в American Corner, специальные встречи для взрослых. Можешь присоединиться к нам. Вооооот! Как раз ты и нужен мне. Как хорошо, что ты мне встретился. Ты не хочешь ходить? 

– Конечно, да, конечно. Ты сказала, что работаешь в десятой школе? Так в десятой? 

– Да, там у меня класс английского.. Ну дети, кидс, и два классов постарше. 

– Да это же по соседству с моим домом. 

– Ах да. Точно! Там! 

– Послушай, может зайдешь ко мне завтра после школы и мы выпьем кофе и обсудим вопросы твоего дискуссионного клуба? 

Марго задумалась, но не для того, что изобрести повод для отказа, скорее наоборот. Ей хотелось сделать свой визит и не совсем безобидным визитом добровольца и не совсем романтической встречей. 

– Ок, позвони мне. 

– Лучше просто приходи в пять. Или может мне зайти за тобой? 

– Нет, я приду. 

– Хорошо, я буду ждать тебя. 

Марго премило улыбнулась. Беседуя и пристальнее рассматривая эту женщину, я вспомнил проявления ее радости буквально несколько минут назад. 

– Тебя подвести? 

– Нет, мне надо сбросить это! – сказала она, нисколько не смущаясь и вытягивая сбор джемперов у живота. 

– Ок, Марго. Удачи! – помахал я ей рукой на прощание, смеясь от сердца. 

– Вот он, мой звездный час! – сказал я сам себе. 

– Вот он твой зведный час! – вторил мне мой приятель Ладо, которому я пересказал детали нашей встречи. Я всегда удивлялся его безграничной фантазии. Тут талант его не подвел, как и всегда. 

– Ты можешь сделать ее своей девушкой! Сначала просто сблизься с ней. Найди общий язык. Потом, может быть, поедешь в Штаты. Вот как сделал Гиорги Барабидзе? Его нынешняя жена, ее зовут Кэтрин или Кэйт, работала в Корпусе Мира. Этот Гиорги в то время был в разводе. А потом встретился случайно с этой Кэйт, стали близки и теперь он почти полгода проводит в Штатах, Монтане то ли... 

– Жениться на Марго? – в моих словах был неподдельный ужас. 

– Да, чего ты так? Сначала просто привяжи ее к себе. Предложи ей свои ресурсы, дружбу. Не спеши, действуй постепенно, шаг за шагом. Женщина чудное создание. Ты не знаешь, что ей хочется от тебя. Это довольно трудно понять, потому что часто и сама женщина не знает этого, не знает, чего она хочет. 

– Ты думаешь я ей нравлюсь? 

– А что? Может быть. Она одна тут, не только в чужом городе, но и в совершенно другой стране. Для них мы обычные аборигены из джунглей, ну разница в том, что одетые в турецкие лохмотья. Ей нужен друг, поддержка, покровительство. Женщине всегда это и нужно. Главное, не спугни ее. Тихо так, спокойно...Шаг за шагом. Step by step, как учат они. 

– Эй, парень! – резюмировал Ладо. – Может скоро мы тебя и увидим в Штатах... Представляешь, лицо Майи, когда она узнает об этом? 

К встрече с Марго я подготовился наспех за час до ее прихода. Купил пиво, пересмотрел запасы кофе, накупил пирожного и маленький торт из супермаркета. Может быть читатель с воображением предполагает, что я после чашки кофе собирался пригласить Марго в постель? Увы! Мой план был довольно удивительно незамысловат. 

«Спешить не стоит, – решил я. – если что, рыбка сама поплывет и выразит свое желание. Трудностей у этих ребят с констатацией своих потребностей не бывает». 

В условленное время Марго позвонила на мобильный и просто сказала. 

– Соооссссссссоу, я здесь, у дома. 

Это было несколько неожиданно. Однако надо было идти и встречать гостью. 

Я спустился во двор и с блаженством на лице открыл дверь (Америка сама причалила к моему берегу, или можно переиграть слова – сама Америка причалила...). Левой рукой я придерживал внушительных размеров кавказскую овчарку. Весьма добродушную Рину нельзя было узнать, она просто бесновалась, почуяв у порога Марго. Каково же было мое изумление, когда ощетинившаяся собака вмиг чуть не откусила пол-лица драгоценной американке. Только резкий и мощный рывок за ошейник предотвратил несчастный случай. Могу поручиться, что до тех пор Рина никогда не бросалась ни на кого из людей, тем более с подобной агрессией, на лицо с разинутой пастью. 

– O, Сосоуууууууооооо...О, Jesus Christ! 

– Не бойся! Не бойся! Все оллрайт! Успокойся, все хорошо. Я сейчас загоню ее. 

Я пустил Рину побегать на заднем дворе. 

Марго перевела дыхание и мы поднялись в дом. 

– Тебе не холодно? – спросил я с подчеркнутой заботливостью. 

– Да, немного, не беспокойся. 

– Садись сюда. – указал я на кресло в холле. – Я пойду сварю кофе. 

– Давай, я помогу тебе. – напросилась Марго. 

После Майи моя кухня давно не ощущала тепла женского присутствия. Я взглянул на Марго из-за за дверного проема – насколько она подходила кухне – женщина, непонятная иностранка, готовила мне еду. В этом процессе очень много первобытного. Особенно если готовка посвящена кому-то. Тут могут умолкнуть пушки, нет потребности в языке. 

– Я все принесу...Иди садись. – сказала Марго повелительным тоном. – Ты скажи, где у тебя блюдца и чашки... 

– Чашки? Для кофе? 

– Да, для чая. Чашки... The Cups! 

– Аэ...Подожди, посмотрю... 

Я заволновался, потому что пришлось подойти вплотную к Марго и потянуться вверх к шкафу, где лежали чашки. Там их не было и я начал хлопать всеми дверцами, некоторыми два раза, пока через минуту не нашел нужные. 

– О. Боже мой! Сосо, ты чересчур много думаешь. Мог же бы прямо открыть ту дверь, что перед носом. Все хорошо? – спросила Марго с насмешливой улыбкой. 

– Да-да... Все ок. – убедительно ответил я. 

Наступил момент сказать, что мой тогдашний английский не только оставлял желать лучшего, но и был довольно отвратителен. И это вовсе не мнение перфекциониста. Я обдумывал предложения в процессе произношения, забывал значения слов, не знал основные и ключевые. Я не разбирался в базовых конструкциях английского разговорного, изъяснялся фразами из допотопных учебников советской эпохи, гнусаво мямлил и делал дешевые кальки из грузинского. Возможно, такой английский вполне бы подошел для похода в лондонский или бронксский публичные дома, но никак не соответствовал романтическому рандеву с матерой американкой. 

Марго аккуратно раставила кофе и остальной сервиз на столе. 

Она снова пошла на кухню и вернулась, неся в одной руке сахарницу, а в другой банку растворимого кофе. 

Она села и серьезно через оправу очков взглянула на меня. 

– Так ты хотел научиться английскому? 

– Да. Хочу. Этоооо...Когда ты знаешь...язык..Тебе легко.. говорить... Общаться! Вот! От этого зависит твой успех в жизни. Язык очень важен. Я занимаюсь психологией... Понимаешь, мне надо читать... Я хочу читать в оригинале Фолкнера, Хемингуэя... 

Марго сощурилась и еще внимательнее, точнее, с еле заметной презрительностью стала разглядывать меня. 

– Что? 

– Ну, когда ты говоришь на языке, у тебя появляются друзья-иностранцы. Работа. Ты можешь поехать в Ю-ЭС. На работе принимают, когда ты английский... 

– Ок... – сказала Марго утвердительно, отхлебнув глоток горячего напитка и откидывая голову назад. 

– Мне так хочется научиться свободному английскому. Знаешь, это какая перспектива? Работа, знакомства, деньги. Удовольствие от разговора на новом языке. Есть такое выражение... 

– Выражение? – Марго начинала принимать позу лечащего психотерапевта. Ее стеклянный взгляд свидетельствовал о ее отсутствии. 

– Фраза... 

– Фрейз? 

– Ну, выражение. Народное выражение, когда много людей произносят... Да, поговорка. Вот есть поговорка, чем больше языков ты знаешь, во столько раз ты человек. Столько человек ты есть. То есть, как сказать...Ну, сколько языков ты знаешь, столько людей в тебе.. То есть... 

– Сосоу... 

– Это выражение значит... Что каждый новый язык, это новый человек в твоем разуме... 

Марго застыла с чашкой в руке. Потом она слегка покачала головой и сказала. 

– Сосоу, ты думаешь чересчур много... 

– Знаешь, Марго... Это мое дело, я писатель. Я должен думать. Обдумывать. Люди и явления, для меня это сюжет. 

Марго повела бровью. 

Да, – продолжал я. – Другие просто живут, а я не могу так. Не хочу. Я хочу думать. Я хочу все обдумать. Я должен почувствовать. Прикоснуться в своей голове (я хотел бы сказать воображении, да как бы не так) к событиям. Жизнь ведь очень сложная, люди разные. Мы с тобой разные, разные нравы, правительства. А кто наши предки?. Это ведь все действует на нас?! Как же жить без мышления? Без размышлений? Вот мы с Майе расстались. Я не хочу повторять те же ошибки и я должен все обдумать. Чем меньше мы думаем, тем больше возможность ошибок. Я не люблю ее, но тоскую. А что такое тоска по ней? Я же должен обдумать. Иногда сижу у телевизора и смотрю футбольный матч и внезапно вспомню ее. Она сидела вот там, где ты сейчас... 

– Кто? – удивилась Марго. 

– Майя. 

– Майя? Ах да... 

– Да, мы же часто с ней встречались... Были друзьями... Действительно друзьями. Не только. Ну ты понимаешь. 

– О, нет, Сосоооу... ты думаешь чересчур много... – вздохнула Марго с сожалением. 

– Я? Как это? Ты имеешь ввиду, что я долго обдумываю свои предложения и мысли? Да, я забываю слова. Я не знаю много слов. Это мне мешает высказывать свои мысли правильно на английском. Но пойми. На грузинском мне легче... 

– Нет, Сосо. Ты вообще много думаешь. Чересчур! 

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Эх...- Тут мой английский иссяк. 

– Так ты будешь ходить на курсы? – Марго завела новую тему, сыпля в свою чашку ложку черного кофе. 

– Да, конечно. Мне нужно избавиться от этой закомплексованности в английской речи. – Как это сказать... Комплекс... Хочешь и не выходит ничего нормального. Плохие фразы и никто не понимает... 

– А кому еще можно сказать? Ты никого не знаешь? Пригласить... на урок...к нам. 

– А сколько он должен знать. Уровень, какой он должен иметь? Уровень языка... Какой он должен быть, его английский? 

– Ну, как твой... Не имеет значения... Кстати... 

– Я постараюсь. Хотя таких знаю мало, почти не знаю. Людям лень ходить на такие мероприятия. Их ничего не интересует – вино, пиво, выпить бы и все. Потом пойти на вечеринку или свадьбу. Мыльные оперы...Воооооооот... 

– Расскажи что-нибудь о себе... – развеяла Марго неловкую паузу. 

– Обо мне? Что можно рассказать? 

Я ищу энергию, силу. Причины...Что мне мешает быть сильным. Успешным. Портит жизнь. Настроение. Ты же знаешь, как важно понимать себя. Свои поступки и поведение. Зачем ты делаешь именно это и почему не делаешь что-нибудь другое? Вот в детстве я любил уединяться и рассказывать вслух истории. О разведчике... 

– Что? 

– О шпионе... никого не было в комнате, но я рассказывал самому себе о его приключениях и не мог остановиться. Зачем я это делал? И зачем я сейчас рассказываю тебе это? Во всем есть причина и результат. 

Ага... – понимающе и вроде бы одобрительно кивнула головой Марго. 

– То есть с чего начинается что-нибудь и чем это кончается. Может это последнее и не видно и долго не будет видно... Но оно появится, так или иначе. Рано. Поздно. Рано или поздно...Понимаешь? 

– Сооооссссссссу, стоп... Поверь мне, ты думаешь чересчур много. 

Меня уже начала сильно раздражать застрявшая в ее обращениях популярная голивудская фраза. Но Марго опередила и, посмотрев на часы, произнесла. 

– Мне надо идти... 

– Я подвезу тебя – настоял я. 

– Ок. – сказала Марго. – Только присмотри за своей бешеной собакой. Корпус Мира тебе этого не простит. 

В дороге я тараторил на своем восхитительном английском о музыке, собственных планах, о малом и среднем бизнесе, о желании путешествовать по миру. 

Марго становилась мрачнее тучи. В середине пути я пустился излагать свою теорию о женском феминизме. О том, что США предварительные информационные атаки проводят и инфовирусы запускают через и в сфере преобразования общественного сознания; начинают со снятия запретов и предрассудков женского поведения. С помощью полуправительственных учреждений они предлагают общественным активисткам льготные кредиты, лоббирование через НКО и фонды. 

Вообразите себе, что это могла быть за речь, учитывая мое владение английским! Неимоверными усилиями я выдергивал из несчастной порожней памяти своей несуществующие там выражения, только бы высказаться, только бы дать длинноногим мыслям излиться. 

Марго сидела скромно и, как сейчас помню, с миной глубоко страждущего человека, смотря вперед и когда мы стали заезжать в ее район тяжело изрекала лаконичные указания – «направо», «прямо», «налево», «вот здесь, останови!». 

– Ты тут живешь? 

– YES! – резко, словно выстрелила в ответ Марго. 

Прощаясь, и беря в охапку свой рюкзак, она задержалась на несколько секунд, как бы раздумывая – сказать или нет. 

В ее глазах я прочитал странную жесткость, которая следует за разочарованием. 

– Нет, нет, нет. И все-таки, ты думаешь чересчур много... You think too much…