Все дети у Костика были абсолютно разные, поэтому ему было очень неловко перед соседями. 

Пятеро детей – пять пар разного цвета глаз, пять разных оттенков кожи, пять разных типов внешности, от монголоидной до …. Да-да, даже черненькая была. 

В кого уродились? А в него, Костика! 

Просто Костик в театре играл. Перевоплощался полностью. Вот дочка и получилась черненькой: он тогда Мавра «готовил», учил абиссинский, целыми днями ходил в гуталине, время от времени нападал на свою женушку, Катеньку, с попытками удушения…. В одну из таких попыток и получилось…. 

Умел Костик вживаться. Хотя последнее время театр не баловал его ролями. Так, статист на голый оклад. Даже детишек порадовать не на что. А уж детишек своих Костик не то, что любил – обожал просто. Раньше всей цветной компанией ездили на природу, на праздники ходили, в выходные на аттракционах бывали, а теперь…! 

…Дама была приятна во всех отношениях, сразу располагала к себе, а ее предложение Костику сняться в эпизодической роли в «новом замечательном отечественном боевике» сразу сделало ее роднее родного. Тем более что сам Костик считал себя очень неплохим, но сильно недооцененным актером. Вот и в новой постановке в театре роль никчемного Бушкина вместе со всем спектаклем «Свисток в…» «просвистели» мимо, «как фанера над Парижем». А уж он-то сыграл бы! Но опять Иннокентий Семенович Пуговкин (нет, не подумайте, просто однофамилец!) крутил его пуговицы и проникновенно басил: 

- Из-за фактурности, Константин! Исключительно из-за фактурности. Но ты же знаешь, как тебя зритель ценит? Не унывай: все будет, но позже. Может, в следующий раз…. 

Конечно, Иннокентий Семенович был прав. В очередной раз прав. Да он всегда прав! Кто же будет спорить с режиссером при таком дефиците работы? Потерпит Юлька без новых сапог, без кофточки с люрексом. Старшей дочке мобильник на «День варенья» обещал. Уже у всего класса есть, одна она без телефона, «как бомжиха какая-то». У Виталия Константиныча, средненького, «золотой серединочки» – ботинки на ладан дышат. Еще бы: в них и в школу, и в футбол! И на аттракционы бы всей семьей…. 

Дама представилась Аллой Порфирьевной (Господи, у этой киношной богемы даже имя-отчество, как псевдоним!). Назавтра Костик пришел по указанному адресу. Парадный костюм в легкую серую полоску видимо произвел необходимое впечатление, а может о его талантах уже знали: даже кинопробы не понадобилось. Крупный мужик (мужчиной его назвать язык не поворачивался) протянул пару листов с куском сценария и сказал: 

- Слов немного, но самое главное – действия. Фильм – экшэн. Все должно быть динамично и максимально правдоподобно. Что как делать – можете решить сами. Посмотрите пару гангстерских «голливудин». Начало съемок на следующей неделе, во вторник. 

Дома Костик сел изучать свою роль. Собственно, даже и не роль – клише голливудское. Но он не был бы Костиком, если бы не сказал себе: 

- Ладно: грабитель! Ладно: в маске! Зато есть несколько слов! Если «Кушать подано» можно было произнести гениально, то почему бы не сделать гениально «Это ограбление! Всем сидеть тихо! Деньги на стол!»?! 

И Костик в тайне от семьи стал готовиться. Почему в тайне? Подарки должны быть неожиданными! Тут за эпизод столько же отвалят, сколько в театре за месяц. Плюс известность на всю страну. А вдруг на международный фестиваль фильм попадет? Дают же призы и за лучшую эпизодическую роль. 

Костик перерыл кладовку, нашел старые Юлькины чулки (для лука были оставлены, но в этом году даже лука не сажали: сначала ребята загрипповали, потом Юля работу поденежнее искала, а потом уже поздно было), сделал из того, что поцелее, грабительскую маску, пересмотрел все шедшие на неделе по телеку фильмы про ограбления и долго тренировался с желтым пластмассовым пистолетиком перед зеркалом. Получалось неплохо, хотя оружие вызывало улыбку. Рычать и кричать – это Костик сразу отмел: уж если лица не видно, то пусть хоть голос останется узнаваемым, хоть какое-то доказательство. А чтобы пострашнее вышло – Костик отработал «леденящие душу шипяще-стальные интонации». 

В день съемок «мужик» подвел к Костику еще одного «грабителя». 

- Нашли вот напарника тебе. Больно уж рожа бандитская. Для натуральности. Будет сумку за тобой таскать. На подхвате, так сказать. Снимать эпизод в банке будем, я на полчаса договорился. Времени на съемки в обрез, так что сейчас прогоните сцену раз несколько: я посмотрю, если что – поправлю. 

Поправлять не пришлось, все оказалось как надо. Напарник (вот уж рожа, действительно!) не мешал, сумку подставить под деньги, да под прикрытием гангстера Костика в дверь с деньгами шмыгнуть – много ли артистичности надо? А Костика «мужик» похвалил даже, сказал, что «Аллочка угадала, как всегда», сказал, где взять пистолет с холостыми патронами, показал, на какой машине поедут и дал пять минут «на бытовые нужды, чтобы на месте от нервов не обделаться». 

Да какой тут страх? Костик и перед зрителями не тушевался, а уж перед своим братом – актером какой трепет? И на камеру спектакли снимали не однажды. А если уж «как можно натуральнее, методом скрытой съемки, чтобы камеры как бы и нет» – вообще замечательно. Не подвел бы партнер! Ну, ведь кино, переснимут, если что…. 

Дверь в местное отделение сбербанка распахнулась от удара ноги, и два ворвавшиеся человека в чулочных масках, выстрелив по разу в потолок, потребовали тишины, спокойствия и денег. Пока окаменевший от неожиданности народ ложился на пол и забивался под столы, а кассирша Люсенька дрожащими руками укладывала пачки денег в подставленную сумку, отчаянно давя ногой «тревожную кнопку», пока напарник с сумкой бежал к двери, прошло всего несколько минут. Дальше по сценарию Костик должен был случайно выстрелить в кассира и тоже убежать к машине. Костик сымитировал спотыкание, пистолет выстрелил, и Люсенька с красным пятном на груди стала сползать на пол. В этот момент лежавший вместе с присутствующими охранник наконец вспомнил о своих обязанностях и выстрелил Костику в спину. Костика бросило на окошко кассира – оператора. 

Под визг покрышек за дверью запоздало мелькнуло и растаяло в небытие: 

- Какое же это кино? Это же все по-настоящему! 

Грабителей догнать не удалось, поэтому все было списано на Костика, который «организовал ограбление из отчаяния, пытаясь, воспользовавшись своим актерским профессионализмом, поправить свое материальное положение». Сообщники? Сообщников тоже нашел как-то. Может, профессионалов нанял, может, с бандитами сошелся. 

За гробом шли только жена и дети. Юленька так и не поверила, что ее безобидный Костик оказался способен на такое. Даже ради детей! А Иннокентий Семенович на очередной репетиции вдруг сказал не к месту: 

- Всегда чувствовал, что ему доверять нельзя!  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. 

ФИНАЛ. 

Хотя на табличке моего кабинета написано «Генеральный директор», а на Изином – просто «Директор», в действительности всё обстоит наоборот. Фирма живет и процветает благодаря Изиным коммерческим талантам. Не хочу сказать, что просто присутствую в роли современного зитц-председателя. Изя говорит, что ему без меня не обойтись. Несколько преувеличивает. Вот первоначальный капитал действительно весь мой. Конечно, моему финансовому положению был нанесен тяжелый удар. Всё, что было в сберкассе и в облигациях практически пропало. Часть денег я по какому-то наитию все же успел изъять и обменять на валюту. Кроме того, остались побрякушки и все золото. В общем, можно было жить. Тем более, что мы остались с Мишей вдвоем. 

Изя переключился на коммерцию сразу, но он отчаянно нуждался в деньгах. Ну, как было не выручить друга? Постепенно мы с ним начали сотрудничать, то есть, правильнее сказать, он начал меня загружать разными поручениями, и через некоторое время я так увлекся, что пришлось оставить работу. То, чем мы занимались, называлось малым бизнесом, а мы с Изей стали партнерами. Никаких директоров, а, тем более, Генеральных в то время не было и в помине, но деньги мы зарабатывали. Во всяком случае, Изя был доволен. В генах у него что ли сидели эти способности? Интересно, а не свершись эти социальные катаклизмы, никогда бы он этого не узнал? Наводит на размышления. 

В бизнесе иметь партнера, которому абсолютно доверяешь, большое дело! Мы доверяли друг другу абсолютно. Но на большие дела нужны были большие деньги! От совершенно гениальных идей Изю просто распирало. Всё упиралось в деньги. А между тем, деньги были. Они лежали, надежно припрятанные, но я старался о них не вспоминать. Опасность засветиться могла стоить мне жизни. И хотя времена изменились (никто уже не спрашивал: где вы деньги взяли?), однако опасность все же была. Но, сначала, – почему мы с Мишей остались одни. Прошло уже больше десяти лет, у меня прекрасная жена (мама сказала – с неё бы надо было начинать. Полагаю, что это не так), но порой в груди что-то щемит. Иногда вспоминаю Зою, иногда Наташу. 

То лето мы провели в основном на море. До этого была недолгая поездка в Ленинград. Наташа выехала на море со своими детдомовцами. Я с детьми поселился поблизости, так что практически мы все были вместе. И всё у нас было хорошо. На неделю Наташа вылетела погостить к маме, прихватив с собой Иру и Андрюшу. А мы с Мишунькой отправились домой. К началу учебного года все семейство было в сборе.  

15-го сентября у моей жены день рождения. К своему дню рождения я отношусь с полным небрежением. Мама говорила, что это у меня в голове некий «заскок». Заскок так заскок. Жить он мне не мешал. Но я далёк от того, чтобы свои «заскоки» навязывать другим. А посему дни рождения родителей, а теперь и детей, отмечались самым торжественным образом. Мой тоже, но всегда по инициативе родителей. В начале нашей совместной жизни с Наташей я как-то подумал, что не знаю, когда у нее день рождения. Даже, помнится, вздрогнул. Быстренько нашел ее паспорт и с той поры 15 сентября я уже никогда не забывал. А насколько это было важно для жены, я не знаю до сих пор. Жили мы с ней в любви и согласии – так, кажется, звучит высшая оценка семейной жизни. Пришли Валентина с мужем, Изя со своей Лёлей и две милые женщины – Наташины сослуживицы. Изя сразу заявил, что намерен основательно расслабиться. В переводе на общедоступный сие означало напиться. Я наблюдал его пару раз в таком качестве. Опасности для окружающих он не представлял. Некоторое ослабление самоконтроля и более ничего. Сначала сидели у нас и вели легкий трёп под сухое вино. Тут Изя незаменим. Ни я, ни Валин муж Виктор для оживления компании не годимся. Я еще могу оказать поддержку. Виктор же способен только в такт кивать головой и смеяться над анекдотами. Другое дело серьёзный разговор на темы электроники. В этих вопросах он весьма компетентен и красноречив.  

Стол накрыли у родителей, которые отсутствовали, – отправились в круиз по родственникам: в Одессу, Киев и Москву. Все было очень вкусно. Наташа как всегда на высоте, а в новом платье вообще неотразима. Замужество и роды ее несколько укрупнили, но рост это скрадывал, а пропорции сохранились во всей своей изначальной привлекательности. После всего посуду убрали и поставили мой фирменный кофейник. Дамы удалились посплетничать, а мы закурили и разлили коньяк. Разговор очень скоро перешел на женщин. Собственно, говорил в основном Изя. Виктор содержательно молчал, а я пытался оппонировать. Главная идея Изиных разглагольствований состояла в том, что истинная любовь уходит в искусство – книги, фильмы. А в реальной жизни из-за этой чертовой сексуальной революции от настоящей любви остались одни руины . Я сказал, что вряд ли кто ведет соответствующую статистику, но женятся люди как и раньше. Правда, разводятся чаще, но это уже совсем другая история. 

– Вовсе не другая! – возразил Изя. – Потому и разводятся, что сила любви ослабла и быстро деградирует в браке. 

Чем меньше человек специалист в какой-то области, тем больше он в спорах опирается на личный опыт. Но частные случаи вообще не серьёзный аргумент в серьёзном споре. Видимо, в этом вопросе мой и Изин опыт были полностью противоположны. Я был не очень убежден в справедливости того, что хотел сказать. 

– Причины разводов в современном обществе – не в ускоренной деградации любви. Любовь всегда проходит. Ведь не зря все сказки кончаются свадьбой, но дальше не идут. Может остаться привязанность, появиться привычка, общие интересы, но любовь уходит. Из этого правила есть, конечно, исключения, но это только исключения. 

– И сколько же времени, по-твоему, может длиться любовь? 

– А вот это очень индивидуально. В жизни есть факторы, так сказать, за и против. Тяжелые материальные условия, как правило, против. Красота – фактор «за». Есть еще много других. Например, тот непреложный факт, что мы со временем меняемся, что физиологический базис любви неизбежно приводит к притуплению чувства. И еще множество других, ведомых специалистам. Речь у нас идет, разумеется, не о любви к науке или айвовому варенью, хотя слово употребляется то же самое. 

– Если ты прав, то это обидно, – заметил Изя. 

– Это потому, что любовь – могучая сила, и трудно поверить, что такая мощь и такой напор чувств может запросто исчезнуть. Ведь любовь нередко базируется на собственных фантазиях и даже на каком-то обмане. В любви каждый старается показать себя с наилучшей стороны и порой вовсе не на основе своей настоящей сути, а лишь на своих представлениях о правильном, хорошем. Но долго это продолжаться не может. Человек есть то, что он есть. 

– А стать действительно другим, измениться он не может? 

– Может, но лишь в какой-то степени. По преимуществу, в юном возрасте. И не всегда надолго. 

Зашла Валентина. 

– О чем спор? 

Изя, поставив пустую чашку на стол, не без ехидства заметил: 

– Удачливый в любви Валентин доказывает принципиальную обреченность любви на умирание. 

– Это надо же! Сейчас позову Наташу. 

– Он это предусмотрел. Они с Наташей проходят у него по статье «исключение». 

В его голосе чувствовалось раздражение. Мне стало неловко, и я попытался перевести разговор на другую тему. И вдруг очень приятным баритоном запел Виктор. Это было совершенно неожиданно. Он спел куплет из известного романса на слова еще более известной поэтессы: 

«Любовь – обманная страна, 

Обманная страна, 

И каждый житель в ней обманщик…» 

Изя захлопал в ладоши. Валентина взвизгнула и повалилась на тахту. Я же уставился на бутылку коньяка, из которой мы попивали. Действительно, оставалось совсем немного. 

Валентина вытащила из-под себя альбом репродукций импрессионистов и принялась разглядывать. Роскошное зарубежное издание. Купил в Москве с рук. Я подсел, и мы начали разглядывать репродукции. Конечно, репродукция это только репродукция. Некоторые вещи мне очень нравились, а некоторые, даже знаменитые, оставляли равнодушным. Думаю, что и на оригинал я среагировал бы так же. Валентина сказала: «Не понимаю, чему тут восторгаться? Как-то это все меня не волнует». 

– Мне тоже не всё нравится. Возможно, у нас просто не развит вкус к живописи. 

– Почему ты так говоришь? А может быть это действительно не очень… 

– Но весьма компетентные специалисты-искусствоведы и просто высокообразованные люди восторгаются? Кое-чем восторгаюсь и я. Не могут же все ошибаться? 

Доселе молчавший Изя с пафосом выдал тираду: 

– Подлинно великое искусство доступно всем! 

Мысль эта казалась мне абсолютно неверной, но спорить с весьма нетрезвым Изей мне не хотелось. А вот Валентина его поддержала. Но как-то вяло. Чувствовалось, что проблемы искусства от нее очень далеки и, в сущности, безразличны. Я спросил: «А вы как полагаете, Виктор?» 

Ответа я не очень ожидал, но оказалось напрасно. 

– Затрудняюсь. Я как-то не задумывался над этим. По-моему, все же нужна подготовка. Так ведь человек устроен! Если вообще не воспитывать – зверем будет, дикарем. Дикарь, наверное, красоту музыки Бетховена не оценит. И дальше – по степеням. Чем выше степень культуры, то есть этой самой подготовки, тем тоньше вкус, шире диапазон восприятия! Я и по себе это проверил. Лет так двадцать тому назад слушал я у приятеля Appassionat'у – ничего не ощутил. А вот не так давно поставил мне ее Валериан Николаевич, и меня проняло. 

Появилась Наташа с подругами. Они уже уходили и пришли попрощаться. Наташа вышла их проводить. Остальные тоже засобирались. 

На обратном пути мы зашли к Вике, где в гостях у Гоши обретались наши старшие. Потом забрали у бабы Мани Андрюшу и пошли к себе. 

В нашем почтовом ящике я обнаружил письмо. Письма мы получали редко. Когда дети улеглись, я подал письмо Наташе. Было видно, как, читая, она менялась в лице. 

– Зачем ты это сделала? 

– Говорил я спокойно, но потрясен был до глубины души. Я еще не осознал грядущих возможных последствий! От не выветрившегося хмеля, от смятения мысли путались, и даже сердце билось учащенно. Она долго молчала. 

– Очень глупо это с моей стороны и непорядочно по отношению к тебе. Мне стыдно в глаза тебе смотреть, но это правда. 

Чёрт бы тебя побрал! Да скажи, что всё это ложь, что не было ничего, и я поверю. Я так хочу поверить, что поверю всему, что ты скажешь. Так нет же! – Она врать не может. 

– Гулянка была. Подвыпили мы, а тут он пришел. В леспромхозе он теперь у нас работает. 

Немного помолчав, добавила: 

– Все же мы с ним два месяца жили. За стенкой люди были, и крик мне подымать не хотелось, – в глазах у нее стояли слезы, черты лица обострились. 

- Я начинаю понимать, что значит чувствовать себя дураком.- Говорил я медленно, и в голове у меня была какая-то мешанина. Встал и налил себе ещё коньяку. Наташа сидела не шевелясь, сжав руки. 

– Я понимаю, что всяко в жизни случается, и порой не надо из этого трагедию устраивать. Главное тут не то, что это моя жена. Главное – это то, что это ты! Ты, которая так строга! Сроду за все годы не видел тебя хоть чуть подвыпившей. Ты, такая, как я себе до сих пор представлял, не могла лобызаться с кем-то по пьянке. Не могла позволить себе отдаться, когда за стенкой люди сидят. А оказывается, кто-то еще при всем этом и присутствовал! Какая гадость! Уж лучше бы ты влюбилась в кого и ушла от меня. Это бы я понял. 

Она молча встала и ушла на кухню. Я не стал выяснять подробности и вообще, больше об этом речи не было. Мы просто перестали разговаривать. Почти перестали, потому что из-за детей и всяких домашних проблем совсем не общаться было невозможно. Спать она перебралась в спальню к детям. Через неделю уехала. Днем, в мое отсутствие. Забрав дочку и Андрюшу. Уволившись с работы и выписавшись из квартиры. 

Это был тяжелый удар. 

В записке, которую она оставила, были такие строки: «Я понимаю, что ты мне это никогда не простишь. Даже если захочешь. Да и я бы не простила. – Измена есть измена. Возвращаюсь к бывшему мужу, которого не люблю, и ухожу от тебя, с которым была счастлива. Прости и пойми. Наталья».  

______ 

Мы встретились через двенадцать лет. Дело в том, что, начиная с девяти лет, Андрюша приезжал ко мне на каникулы. Когда ему было двенадцать, он не захотел возвращаться домой. Я попал в сложное положение. Сын не просто упрямился. Из его рассказов можно было понять, что пьющий отчим – это не подарок. Жизнь, которую теперь вела Наташа и ее семья (родилась еще одна дочка), была трудна и материально и морально. Я вызвал ее по телефону. Она поговорила с Андрюшей, и мы решили встретиться в Москве. Я обещал привезти Андрея, что бы они пообщались.  

В Москву по делам фирмы я теперь ездил частенько. Деньги Наташе на дорогу я выслал. Встреча произошла в холле гостиницы, где я обычно останавливался. С трудом узнал ее. Огрубела лицом, сильно располнела. Ей еще и сорока не было, но выглядела она куда старше. В мысли, которая у меня появилась при виде ее, не было ничего оригинального: эх, что время делает с нами! Подала мне руку. Мозолистую натруженную руку человека, имеющего дело отнюдь не с пером и бумагой. 

– Ты стал такой элегантный! 

Я промолчал. 

– Что ж ты, сынок, мать бросаешь? – черты лица ее смягчились, и я снова узнал Наташу в этой, в, общем-то, почти чужой по внешности женщине. Что-то подкатило мне к горлу. Она жалобно улыбалась и вся тянулась к сыну. 

– Вы тут поговорите, а я позже подойду. Вернулся минут через двадцать. Проходя мимо спешащих людей, я услышал возглас сына: 

– Как же ты могла променять отца на эту пьянь? 

Наташа беззвучно плакала. Андрей молча уставился куда-то в пол. 

– Ну, что вы тут решили? 

– Пусть с тобой остается. Ему с тобой лучше, – она вытерла глаза. – Что ему мать может дать? У нас, кабы не огород, так и есть нечего было бы. Андрей знает. А ты вот приспособился, богатый стал, – она снова выпрямилась и посмотрела на меня. 

– Папа вам поможет. Правда, папа? А Василию своему передай, я, как вырасту, приеду и прибью его. А нет, так пристрелю. 

– Андрей, ты погуляй немного, успокойся. Мы с мамой поговорим немного. 

Когда сын ушел, сел на его место. 

– Я и вправду хочу тебе помочь. Скажи только, как это устроить. Ведь из того, что я знаю, твой благоверный может все отобрать и пропить. Но ты подумай о детях! Если тебя ничего там не держит, то переехали бы вы снова к нам в город. Это решило бы сразу множество проблем. Там я мог бы тебе действенно помочь. И для Андрюши было бы хорошо. Мать, какая ни есть – это мать. А ты мать, несомненно, хорошая. Это я по Андрюше вижу. Да и помню еще кое-что. Куплю вам квартиру и материально обеспечу. Тебе и работать не придется. При трех детях и дома работы более чем достаточно. Подумай и не спеши с ответом. Когда-то ты похожее мое предложение с порога отвергла, но тут ситуация другая, и мы другие. Старше стали и ответственней. Она с ответом не замедлила: 

– Значит, предала я тебя, а сейчас должна предать и Василия. Какой он ни есть, но он мой муж и отец моих детей. Живем мы плохо, но как-то живем. Авось, сами вытянем. 

– Меня предала – это точно. И не остановили тебя ни муж, ни ребенок. Я думаю, впрочем, что это просто был несчастный случай, и ты зря поторопилась. Время и не такое лечит. Но, возвращаясь к делам нынешним, – стоит ли Василий благополучия детей? Он ведь, как я понимаю, хоть и муж твой, но не очень хороший человек! 

Усмехнулась невесело. 

– Может ты и прав. Поторопилась я, да что теперь-то старое поминать. 

– Наташа, меньше о себе думай, а больше о детях. Времена нынче трудные. У меня есть средства тебе помочь. Андрюша – совестливый мальчик. Ему ведь кусок в горло не лезет, когда он о вас вспоминает! 

– Подумать я должна. А тебе спасибо за заботу. Но вот ты Андрюшу к себе взял – нам уже легче будет. 

И тут я сказал лишнее. 

– С Андреем мы этот вопрос обсуждали. Обещал ему маме помогать. 

– Вот значить как! Андрею обещал! 

– Он хороший добрый мальчик. Тут твоя заслуга, и я тебе очень благодарен. Немного посидели молча. В памяти снова выплыли те трагические дни. Видимо она тоже погрузилась в воспоминания. 

– Я писал тебе два раза. Ты мне даже не ответила. 

Она подняла голову. 

– Одно письмо я получила. Второе, видать, Василий перехватил. Немного погодя добавила: – Как я могла вернуться? Уж почитай месяц, как с другим жила. Поплакала только. И зря ты всё это. Ты бы никогда не забыл. Да и я бы всегда помнила. Чего уж теперь! 

От нахлынувших воспоминаний комок в горле всё рос. На душе стало невероятно тоскливо. Мне мучительно захотелось вернуться обратно в то время. Поехать за ней, не допустить… Она резко тряхнула головой, словно сбрасывая с себя тяжесть воспоминаний, что давила нас обоих. 

– Как семейная жизнь? Жену уважаешь? 

– Всё хорошо у нас. Но с тобой… – я махнул рукой, подзывая Андрея. Когда он подошел, усадил его на свое место. 

– Сынок, у меня дела, ты знаешь. Побудь с мамой, а потом жди меня в номере, – у него были деньги, которые он должен был передать матери. 

– Наташа, серьезно отнесись к моему предложению. Андрюша, и ты на мать воздействуй. Как там Ира? Совсем барышня? Миша уже школу кончает. В университет собирается. 

– Ира школу закончила. У отца в конторе работает, – голос её утратил выразительность, вся она как-то сникла. 

– Прощай, Наташа. Сильно ты мне жизнь покорежила. Но дети-то ни в чем не виноваты! 

Она не приехала. Новости о ее жизни я получал от Адрюши. Он с матерью переписывался. Деньги она тогда у него тоже не взяла. Что я мог поделать? 

____ 

С тех пор уже два года прошло. Стареем потихоньку. Рассказывать про фирму не хочется. Не то что бы неинтересно, но, пожалуй, опасно. Мы ведь не производители, а торговцы! Но это тоже не совсем верно, хотя один магазин у нас есть. Главный доход – с различных торговых операций, измышляемых хитроумным Изей. Не все они так уж просты, зато почти все сомнительны с точки зрения законности. Много заработали мы на Абхазо-грузинском конфликте. Но и теперь вполне успешны. Изины таланты и мои деньги оказались весьма удачным сочетанием. Изя и моя жена – это люди, которым я абсолютно доверяю. Есть еще доцент Вахрушева Валентина Сергеевна – близкий мне человек. Опекает моего старшего сына – студента второго курса университета. Испытываю к ней более, чем просто дружеские чувства. Тихонько подсовываю доллары, поскольку нынче доценты уж очень обедняли, а взятки Валька не берет. Её Виктор работает по специальности, но получает какие-то жалкие гроши. Год назад умерла моя мама. Это я переживал тяжело. У жены дочка. Кончает школу. Хорошая, воспитанная девочка. Нашей младшенькой Машеньке только пять лет. Всеобщая любимица. Молодежь обитает в бывшей родительской квартире. Квартиру под ней я тоже купил. Там сейчас ремонт. Предназначается Мише. Серьезный парнишка. Планирую купить последнюю квартиру нашего дома и стану домовладельцем. Дом староват, но я к нему очень привык. 

Задумываюсь над тем, как я изменился (не внешне, это не так уж для меня существенно!), – вывод малоприятен. Сделки, которые мы заключаем, как я уже говорил, не всегда благоухают законностью. А уж взятки – это у нас дело обычное. Бизнес в постсоветской России – это нечто тотально аморальное. И дело не в испорченности бизнесменов или порочности чиновников. Хотя и то, и другое наличествует. Но не хочется заниматься анализом, не хочу оправдываться. Альтернатива – нищета. 

Моя жена преподает в музыкальной школе. Лена нас и познакомила. Мы с ней очень близкие люди. Когда я жалуюсь ей на аморальность моих производственных деяний, утверждает, что дома я вполне нормальный. Ей можно верить. А вот Изя ко всем нашим перепитиям и махинациям относится легко. Всё собираюсь его допросить. Иногда после работы, когда персонал расходится, и мы остаемся одни, позволяем себе расслабиться на коньячной основе. Не слишком, потому что за рулем. До персональных шоферов мы не то, чтобы не доросли – вполне могли бы себе позволить. Днем, когда ездим по делам, частенько так и делаем. Но чтобы специально задерживать человека на время, пока мы расслабляемся – это я себе позволить не могу. Милицию мы опасаемся меньше всего. Требуемая мзда всегда наготове, в отдельном кармане – вот и вся проблема. 

Так вот, расслабились мы, и зашел разговор о морали и нравственности в наших делах. Плохо де они стыкуются. Мне было интересно: почему у Изи все это просто и без проблем, а у меня вечерами бывает порой весьма дискомфортно на душе. Я подумал: может быть, и у него, но не говорит? Оказалось, что ничего подобного! – На душе у него все спокойно. Видимо, на лице у меня как-то проскользнуло удивление, и Изя выдал монолог. 

– Твои интеллигентские терзания (терзания – это, пожалуй, перебор!), наверное, делают тебе честь, но, слава богу, на работе они не отражаются. Я тоже переживал бы, если был бы выбор. Или, как говорят нынче, альтернативы. Но что их нет – ты знаешь лучше меня. Даже если ты опустишься до уровня простого челнока, то и там взятки, подкуп и всякое такое. От нас с тобой в этом смысле ничего не зависит. Изменятся обстоятельства – изменится и образ действий. Не уверен, что мы с тобой до этого доживем. Не скрою, хотелось бы. Всё. Хватит об этом. Ты лучше скажи, за что мы платим твоему полковнику, когда сейчас контактируем с зам. начальника управления? 

Налили еще по рюмке и с удовольствием выпили. Хороший коньяк нынче редок, а это был настоящий армянский. 

– Я не говорил тебе, откуда у нас взялись деньги, которые обеспечили нам наш второй виток. Он может начать раскручивать это дело. Конечно, ничего уж такого опасного, но все же нежелательно. К тому же вспомни, кто помог нам выйти на генерала? Он ведь тоже все понимает и будет стараться свои деньги отрабатывать. Лишний враг нам не нужен. Да и что его зарплата? 

– Ладно. Откладываем вопрос. Как у вас с Ритой? 

– Все отлично. А почему ты спрашиваешь? 

– Грыземся мы с Лёлькой. До чего надоело! Раньше я думал, что из-за вечной нехватки денег. Теперь денег хватает, но все равно нелады. Кабы не дети – слинял бы. Ты лучше поделись, как тебе удается так хорошо ладить со всеми женами? Это же не может быть просто везением! У тебя даже любовниц не бывает. При твоих-то возможностях! 

– Ты не совсем прав. Вот с Наташей все кончилось прескверно. 

– Ну, это несчастный случай. Жили-то вы душа в душу. Я же видел. Мне тогда Лёлька все уши прожужжала. Они же с твоей Наташей дружили. Что-то у вас случилось. Лелька знает, но молчит. Срок давности еще не кончился? Мне было бы любопытно. 

– Не кончился. До сих пор побаливает, – я ткнул себя пальцами в область сердца, – А Рита красивая, интеллигентная и умная женщина. 

– Немного худощава на мой вкус, но какая грудь! Прости, старик. Это я от зависти. Знаю, что отбить ее у тебя – дело совершенно безнадежное. Да и вообще! Ты мне друг и даже мысли такие исключаются. 

Я подумал, что Изя, кажется, набрался. На счастье позвонил телефон, и моя жена поинтересовалась, когда я буду дома? Это был выход. 

– Пусть Миша тебя срочно подбросит. Или вызови такси. 

– Что случилось? 

– Пока ничего. А если ты приедешь, так уж точно ничего не случится. 

Изя внимательно слушал и все отлично понял. 

– Раз так, то еще по одной. А теперь расскажи мне, откуда деньги и причем тут полковник? 

И я рассказал ему очень коротко историю, которая в действительности была не такой уж короткой и стоила мне изрядной нервотрепки. 

____  

Поздняя осень. Грачи и впрямь уже улетели. После ухода Наташи мы с Мишунькой снова одни. Сегодня сын у бабушки, а я дома в гордом одиночестве. Состояние после всего происшествия смутное. С одной стороны, я был к ней очень привязан и ее отсутствие воспринимал болезненно. Попросту говоря, мне очень ее не хватало. Но встречная мысль, что она вот так запросто могла… В голове не укладывалось, что, возможно, ни о чем хорошем в отношении моей головы не говорило. 

Звонок по телефону – Володя приглашает погулять. Что-то я такого не припомню. Видно, что-то майору срочно понадобилось. На улице дождик, мерзость. В такую погоду только гулять. Но он не раз выручал меня, а посему иду выводить машину. И все-таки с Зоей такого произойти бы не могло! 

Встретились на довольно безлюдной улочке, которая в этот дождливый и ветренный вечер и подавно пуста. Сидим в машине и молча курим. 

– Как ты относишься к хищению чужой собственности? 

Я пожал плечами. 

– Нельзя ли поконкретней? Но, в общем-то, неодобрительно, хотя Робин Гуда поддержал бы. 

– У тебя много денег? 

Отвечаю осторожно. 

– Не то, чтобы последнее доедал, но на всю жизнь не хватит. 

– У меня и того хуже. В каких случаях ты одобрил бы экспроприацию? 

– По Ленину. У экспроприаторов. 

– А если просто у воров? 

– Тем более. Вопрос не по существу. 

– Есть такая возможность. Ты человек, которому я доверяю куда больше всех своих знакомых. Слушай: все в городе платят милиции. Милиция делает отчисления в Москву своим начальникам. Очень приличные суммы. Перевозит их лично зам. начальника управления. До поры они лежат у него в сейфе. 

– Не очень удивил. Заранее предупреждаю, что участия в изъятии этих денег принимать не буду. Считаю для себя риск неоправданным. Сам посуди – дети. 

– Понятно. Риск невелик, а деньги внушительные. В долларах. Валюта, по нынешним временам, единственно надежная. 

Почему-то совершенно не к месту подумал, что немецкие марки, как и английские фунты, тоже достаточно надежны. 

Сидим молча. Я вдруг подумал, что с этого момента стал представлять для него определенную опасность. 

– Изъять эти деньги – вполне благородное дело. 

– И раздать их по детским домам? Было уже, в кино. 

– Раздать опасно. Могут вычислить. 

– И как же ты собираешься произвести эту экспроприацию? 

– Я изложил бы тебе ее во всех подробностях, кабы ты ко мне присоединился. 

Немного помолчав, добавил: «Я думал, ты авантюрней. А говоришь – скучно жить!» 

– Володя, поверь! Очень хочется, но не имею права. Двое детей и старики… 

– Ладно, понимаю, но одну услугу ты должен мне оказать. В порядке взаимности. 

Ага. Контора пишет и учёт ведется. Слушаю дальше. Опасная история! Чего это он так рискует? Жена заела? Не поверю, что риск так уж мал! Там ведь тоже не дураки сидят. 

– Так в чем должна состояться моя помощь? 

– Подъехать в указанное время к управлению и взять у меня сумку. Услуга, естественно, высокооплачиваемая. 

Черт бы тебя побрал! Даже в таком варианте можно в случае чего сесть надолго! Он продолжал: 

– Ты понятия ни о чем не имеешь. Я попросил – ты сделал. 

И тут я ляпнул, словно кто за язык меня потянул: «Хорошо». Конечно, я был ему обязан. Он действительно выручал меня много раз. Правда, я ему за это платил. Вот и он мне хочет заплатить. Но ведь риск не стоит всех этих денег! Думаю, тут сработало не столько чувство долга и благодарности, но и авантюрная жилка. С точки зрения здравого обывательского смысла все было ужасно глупо. В той паре тысяч, которые он мне (в лучшем случае!) заплатит, я ведь не нуждался! В общем, как говорится, черт меня дернул ввязаться в эту историю. 

Примерно через неделю он позвонил. 

– Сегодня с одиннадцати стоишь… – далее шел адрес и пояснения. В общем – за углом от Управления. 

– Понял. 

– Смотри, не подведи. Оттуда прямо домой. А там я с тобой свяжусь. 

Ничего интересного. Простоял минут пятнадцать. Появился он как-то внезапно. Открыл дверцу и молча бросил увесистую спортивную сумку на заднее сидение. Спокойно сказал: «Дуй домой. Мне не звони. Я с тобой свяжусь». Спокойно пошел назад. В тени домов он сразу пропал из виду. 

Домой приехал без приключений. Переоделся в домашнее и принялся разглядывать сумку: ни печатей, ни пломб. Открыл. Внутри четыре пакета. Не удержался и развернул один: доллары. Много. Завернул и положил все на место. Сумку – в шкаф, выпил полстакана и пошел спать. 

На третий день меня начало одолевать беспокойство. На пятый я попросил Валентину позвонить Володе домой. Для безопасности – из автомата. Информация была ошеломляющей: майор погиб при исполнении служебных обязанностей! Я был потрясен. Очень хотелось выяснить подробности, но как? 

Про его жену я знал только, что она работает в библиотеке, в библиографическом отделе. Понимал, что связываться с ней опасно, но других путей у меня не было. В библиотеке я был частый гость, хотя в библиографическом отделе не был ни разу. Да и жену Володину помнил плохо: видел-то ее всего один раз в театре! По телефону установил, что она на работе. Решил подождать на улице конца рабочего дня и «случайно» встретиться. Меня она узнала не сразу. Спрашивать про Володю я не стал – она сама мне все рассказала. Официальная версия действительно такая: погиб при исполнении, идет следствие. Но знакомая секретарша шепнула, что на самом деле Володя застрелился у себя в кабинете. Значит, они очень быстро вычислили его, и он… Мне стало жутковато. Теперь начнут искать деньги и трясти всех его знакомых. Жена – милая блондинка – была в подавленном состоянии. Про меня она немного знала. Знала и про Зою. Это нас как-то сближало. Я вспомнил, что у нее дочка лет пяти. Спросил, чем могу помочь? Неопределенно пожала плечами. Спросил, как реагировали Володины товарищи? Никто не остался на поминки. Что ж, это можно понять. Хотел спросить, почему меня не известили, но воздержался. Выразил свое глубокое соболезнование, дал ей свой номер телефона и попросил разрешения ей днями позвонить. Про себя отметил, что она очень милая женщина. Вспомнил ее в театре, в красивом вечернем платье. Мысли совершенно неуместные. Подвез домой и отправился к себе – было о чем подумать. 

На чем же он «прокололся»? Конечно, серьёзный анализ был мне недоступен, поскольку я многого не знал. По-видимому, генерал хранил деньги в сейфе, а Володя сумел до него добраться. Но что-то недоучел. Чем бы я в тот вечер не занимался, мысли мои неотвязно вертелись вокруг происшедшего. Я подсчитал, что в моем окружении – это уже пятая смерть. Уложив Мишеньку спать, достал коньяк. Но из состояния тревожной угнетенности коньяк не выводил. Мысли расползались, путались, но эта самая тревожная дискомфортность не проходила. Скоро уже вся жизнь стала мне казаться сплошной серой бессмыслицей с роковым финалом. Лично мне пока ничего не грозило, и не страх меня донимал, но было как-то гнусно на душе. Человек не голодал, не было вообще весомых причин идти на такой заведомый риск! В общем, попытка заработать и попутно наказать ворье окончилась плачевно. Как хорошо, что я не дал себя впутать в это дело! Но как-то я все же впутался, и на этой трагедии ещё и нажился. Но не дай бог мне с этими деньгами засветиться! Уж они-то со мной разделаются без жалости и промедления. 

___ 

Следующий день шёл по обычному расписанию. Вечером пришла Валентина. Она, как я понял, чувствовала себя на новой работе на заводе вполне на месте. И платили куда больше! Принесла в счёт долга сто рублей. Попытался всучить их ей назад, но потерпел неудачу. Зря я употребил такое грубое слово. В действительности я, разумеется, не всучивал, а действовал довольно деликатно, но не помогло. По ее поведению я понял, что у нее уже кто-то есть, и ни на чем не настаивал. Своей женской интуицией она уловила, что со мной что-то не так, но исповедоваться я не стал – не было настроения, да и опасно! А к проблемам абстрактной вселенской тоски она относилась с полным непониманием и даже насмешливо. Неожиданно позвонила Володина жена. Теперь уж правильней – вдова. 

– Я, кажется, сделала глупость. К нам домой следователь приходил по Володиному делу. Кстати, бывший Володин приятель. Просил составить список всех Володиных друзей и даже просто знакомых. Разделил их на три категории по степени близости. Я назвала и вас. Сначала не хотела, но потом подумала, что они же все равно могут узнать! А мы с вами только виделись. Вы пошли по третьей категории. Ведь и встретились мы чисто случайно! В общем, я так поняла, вас могут вызвать. 

– Марина, вы правильно поступили, хотя трудно себе представить связь между мной и его гибелью. Я его и видел-то много месяцев тому назад. 

– Я так и сказала, но он записывал всех подряд. Спрашивал, какие у вас с Володей были отношения? Я сказала, что, по-моему, никаких. Так, шапочное знакомство. 

– Все верно. А вот вас я хотел бы видеть, хотя понимаю – не время наверное. Но, может быть, хоть как-то отвлечь или в чём-то помочь! 

Ох, зря я это! Сейчас она мне «выдаст», и будет права. Но не выдала: 

– Будете в библиотеке – заходите. 

– Обязательно зайду. 

____ 

Повестку я получил через неделю, на десять утра. Плевать они хотели на мои занятия! Пришлось пойти. Серьезное испытание! 

Следователь – средних лет симпатичный подполковник. Сама любезность! 

– Вы давно знакомы с Владимиром Анатольевичем? 

– Уже много лет. 

– Где вы познакомились? 

– На какой-то вечеринке. Мы оба были тогда еще не женаты. 

– В каких вы были с ним отношениях? 

– В самых дружественных. Встречались только редко. 

– Когда вы виделись с ним последний раз? 

– Трудно вспомнить, но где-то с полгода тому назад. Случайно. 

– Вы бывали у него дома, или он у вас? 

– Нет, не приходилось. И у меня он никогда не бывал. 

– Вы знакомы с его женой? 

– Как-то мы встретились случайно в театре, и он мне ее представил. 

Подполковник закурил. Я попросил разрешения и тоже закурил. Откинувшись в кресле и с видимым удовольствием затягиваясь сигаретой, он выдал: 

– Нам известно, что где-то недели две назад он вам звонил и о чем-то долго с вами беседовал. О чем?  

Так, это ловушка! Вероятность, что они знают о его звонке, практически нулевая. Звонил он два раза и очень коротко. Изображаю сдержанное удивление: 

– Вы ошибаетесь. Извините, но ваши источники, деликатно выражаясь, фантазируют. Как я уже говорил, мы очень давно с ним не общались. В том числе и по телефону. 

– Вряд ли мы ошибаемся! Мы даже примерно знаем, что он вам предлагал! (Сплошной трёп! По телефону он ничего не предлагал. Никаких предложений по телефону он не делал. Да и глупо было бы!). 

– Вы ставите меня в неловкое положение. То, что вы говорите, не соответствует действительности. Я уже об этом сказал. Даже не знаю, что лучше: повторять это снова и снова? Или просто молчать? Вы что, инкриминируете мне какое-то преступление? 

Я смотрел на него с любопытной усмешкой. Ждал его следующего хода. Он молчал, в свою очередь внимательно меня разглядывая. Длилось это довольно долго. Наконец он сказал: 

– Мой совет. Расскажите подробно, что вам майор предлагал. 

Я задумался. Пожал плечами и, усмехнувшись, заметил: 

– Еще никогда не бывал в таких ситуациях. Так что лучше: молчать или продолжать настаивать на своем? 

Он не ответил. Начал что-то сосредоточенно писать. Немного погодя, не отрываясь от писания, заметил как бы вскользь: 

– Сдается мне, что вы попали в прескверную историю. Пока можете идти. Но подумайте на досуге о последствиях, а мы скоро вызовем вас снова. 

– Действительно, не столько скверная, сколько дурацкая. Какой-нибудь протокол нужно подписать? 

– Пока без протокола. Всего хорошего. 

С этими словами он протянул мне руку с пропуском. 

У них, конечно, сложное положение. Начальство ещё как давит, а результатов никаких. Но сочувствия их проблемы у меня не вызывали. Больше меня не вызывали.  

Через несколько дней после первой пары техникум закрыли из-за отсутствия воды. Где-то крупная авария. Учащиеся, естественно, в полном восторге. Особых дел у меня не было, и я поехал на кладбище. 

Поехал на такси, чтобы иметь возможность выпить. На кладбище – это было мне просто необходимо. 

Долго смотрел на милое лицо. Немного повозился, убирая могилу и изредка прикладываясь к своей фляжке. Кстати, коньяк развожу. Крепких напитков не люблю из-за их быстродействия. 

День был серый, кладбищенская пустынность мне весьма импонировала. Управившись с Зоиной могилой, побрёл к Саркисычу. Потом к Валериану Николаевичу. Мысли обычные, кладбищенские. Папина могила тоже в порядке. Последняя в моем мысленном перечне была Володина. Пока добирался, пытался решить вопрос: что делать дальше? В покое они меня не оставят – это совершенно ясно. Но вот мысль! Они ведь не только со мной беседуют! Было бы очень интересно выяснить, что у других спрашивают. Очень подозреваю, что то же самое. 

Нашел Володю. Маленькая кучка венков, которую прошедшие дожди превратили в груду мусора. Почему подполковник не спросил, – где я был в тот самый вечер? Ответ я подготовил, но почему он не спросил? Странно. Обошел могилу и прочел табличку. – Что ж, этот человек был способен на поступок. Покончить с собой – тоже требует мужества. Надо бы как-то помочь семье, но как? Они только того и ждут. А приятная женщина его Марина! Интересно, какие у них были отношения? Подумал, что о смерти Володи я думал с позиции своих интересов. Для меня это – утрата очень полезного человека, изрядно облегчавшего мне жизнь. Отхлебнул и плеснул Володе на могилу. Эгоизм! Впрочем, в данной ситуации, естественный. Повернулся, чтобы идти домой… – шока я не испытал. Видно выпил уже изрядно, если не услышал подошедшего почти вплотную человека. Марина была вся в чёрном. Разглядывала меня с некоторым удивлением и молчала. Я поздоровался. 

– И давно вы тут? 

– Минут десять. Вы стояли, как воплощенная грусть. Кажется, единственный, кто проявил какие-то чувства в этой ситуации. А ведь сколько было знакомых и друзей! Может быть, я не всё знаю, но, по-моему, вы не были так уж близки… 

Идти по размокшей кладбищенской земле было не легко. Особенно на каблуках. Я взял ее под руку. Она поблагодарила. 

– Не хотите немного выпить? – достал фляжку и подал ей. Пожала плечами, но пару глотков отпила. 

– У меня сегодня нет занятий, и я решил навестить родных и друзей, заодно и Володю. Покоя мне не дает эта более чем странная ситуация. Меня уже вызывали. Говорят, что я попал в прескверную историю. Какую историю? Ничего понять не могу. Видимо, что-то произошло у них на службе, но при чем тут я? Меня это несколько тревожит. Вы не в курсе? Кстати, он денег домой не приносил? Я имею в виду больших денег? 

– Нет. Мы вообще жили «от зарплаты до зарплаты», что, кстати сказать, очень его раздражало. Другие у них как-то устраивались, а у него не получалось. У нас с ним вообще отношения были напряженные. 

– Из-за денег? 

– Не только. У большинства наших знакомых с деньгами примерно то же самое. Теперь будет еще хуже. 

Мне еще многое хотелось выяснить, но удержался. 

– Вы тоже один? У вас, кажется, маленький сын? 

– Да. Тут наши ситуации схожи. Одиночество штука малоприятная, доложу я вам. 

– Ну, у мужчин это проще. 

– Речь же идет не о том, чтобы с кем-то переспать, – достал фляжку, отпил глоток и предложил ей. Отпила чуточку. 

– Вы меня спаиваете? – спросила не без игривости. 

– Что нам с вами терять в нашем положении? Вино, говорят, ускоряет процесс знакомства. Вы мне нравитесь. Это не часто бывает. 

Немного помолчав, сказала: «Не самое удобное место для таких признаний». 

– Пожалуй. Тем более, что я не дон Жуан, а вы не донна Анна. Правда, ситуация легче, так как я не убивал вашего мужа, – я почувствовал, что говорю лишнее. Перепил что ли? Опасно!  

– Знаете, если учесть реалии и добавить фантазии, то и моя жена, и ваш муж, может быть, были бы и довольны. 

Искоса поглядев на меня, заметила: 

– Когда-нибудь мы, возможно, вернемся к этому разговору. 

Слегка прижав ее локоть к себе, я заметил: «Очень на это надеюсь. Если позволите, позвоню вам на днях». 

На этот раз она ничего не ответила. 

____ 

Наши отношения с Мариной развивались , я бы сказал, в несколько необычно стремительном темпе. Будучи вовсе не такого уж высокого мнения о своих мужских данных, происходящее, казалось мне, имело некий привкус… Собственно, достоинства у меня конечно были, просто я не успевал их как бы продемонстрировать. В общем, сошлись мы очень уж быстро. Но я не придал тогда этому серьезного значения. Что я в конце концов терял? Напротив, приобретаемое было весьма приятно и очень кстати. Все протекало как-то даже с оттенком семейственности, хотя мыслей о женитьбе на Марине у меня не возникало, – пока не возникало. Иногда она заводила разговор о Володе, но мы много о чем говорили в постели. И сигнализация у меня работала исправно – ничего лишнего я не говорил, придерживаясь прежней версии, в которой доминировало искреннее недоумение. Через Марину я вышел на одного из знакомых Володи, который шел у следователя по второй категории. Что общего могло быть у Володи и этого человека, мне было не совсем понятно. Для меня главные было то, что его тоже допрашивали и уже три раза. Через него я выяснил то главное, что меня интересовало. Ему задавали те же вопросы и тоже говорили, что он вляпался в очень нехорошую историю, и лучше бы ему рассказать чистосердечно о своем последнем разговоре с Володей. Таким образом, моя теория подтверждалась. Они ничего конкретно не знали и «били по площадям». 

Как-то, опять же в постели, она вдруг заявила довольно решительным тоном, что я что-то про Володю знаю, но от нее скрываю. 

– Я ведь точно знаю, что незадолго до этого несчастья он тебе звонил и о чем-то с тобой договаривался! Почему ты это от меня скрываешь? Ну почему? ... 

Так, все стало на свои места! Ах ты стервец! Подсунул мне женщину? Но почему мне? Если методика едина, то на всех у него просто женщин не хватит! Или воспользовался ситуацией? Следующую свою фразу мне очень хотелось начать со слов: «Передай своему подполковнику…», но, конечно, от такой бессмысленной акции я удержался. А что-то нужно было отвечать! 

– Ты знаешь, я в глупейшем положении. И не ты первая  

мне такое говоришь! Может, и впрямь он хотел мне  

позвонить! Может быть даже и звонил, но в мое отсутствие! Я с ним не разговаривал. Последний раз виделся и беседовал несколько месяцев тому назад. И даже не помню толком – о чем. А вот вы всё точно знаете! Странно как-то. Согласись, очень странно! Ты бы мне объяснила, откуда у тебя такие сведения? Милицейский мир для меня – это terra incognita – понятия не имею, что там у них происходит. И почему это вдруг такой славный парень, как Володя, вынужден застрелиться? И правда ли это? Если откровенно, то я думаю, что это ты кое-что знаешь и мне не говоришь. Но, размышляя обо всем этом, я постепенно прихожу к мысли, что слишком много уделяю этому событию внимания. Будем еще более откровенны. Кто мне Володя, чтобы я так уж интересовался подробностями этой истории! Интересно, конечно, но гораздо интересней для меня его жена. – Тут я перешел к неким действиям, и на этом тема была исчерпана. 

____  

Как я и предполагал, Марина стала стремительно утрачивать ко мне интерес. Я еще позванивал, изображая непонимания и даже обиду, от ее ко мне перемены. В действительности же мне всё было предельно ясно, и я радовался, что счастливо избежал еще одной ловушки. Да, за свои деньги они боролись, не брезгая никакими средствами. Удивляюсь, что еще в квартиру ко мне не забрались! Впрочем, может быть и забирались! Что это стоит для профессионалов? Конечно, я мог подготовить им пару сюрпризов, но решил этого не делать. В конце концов, что они могут у меня такого найти? Подставил меня, покойный! Ох, как подставил! Но я немного лукавил перед самим собой. Думаю, что они моментально угомонились бы, получив свои деньги обратно. Но как это сделать? Ведь весь этот сыр-бор мог и не погаснуть. Тогда пострадать было бы уж и вовсе обидно. Но делать с этими деньгами все равно ничего нельзя будет еще очень длительное время. А что мне, собственно, не хватает? Эта нетребовательность к материальным благам – очевидно результат воспитания. Воспитания, я бы сказал, мотивированной нищетой. Некой разновидностью спартанства. Машину можно бы иметь получше. И квартиру. И обстановку. И одежду. Но мне и имеющегося вполне достаточно. Особенно на общем-то фоне. Конечно, не плохо бы, как мы с Зоей говорили, прошвырнуться в Париж или Нью-Йорк, но тут препоны политические. А может быть в отношении материальных благ так и нужно? Кардинальный вопрос: сколько вообще нормальному человеку надо? Думаю, что когда-нибудь этот вопрос встанет перед человечеством весьма остро, поскольку ресурсы Земли не безграничны. С этих позиций, уровень жизни высокоразвитых стран уже сегодня остальным человечеством недостижим. На всех уже сегодня ресурсов не хватает. 

Но – я отвлекся. 

Перепрятывая сумку, я обнаружил причину их повышенного рвения. Вынув все пакеты с долларами и взяв в руки пустую сумку, ощутил, что весит она изрядно. Приподняв со дна картонку, увидел пакет, состоящий из листов плотной бумаги, между каждыми двумя листами которой были вклеены уже знакомые мне золотые десятки с изображением блаженной памяти Николая Второго. Его, кажется, собираются канонизировать, но моя бы власть – судил и расстрелял повторно. Опять отвлекся. Итак, целых сто монет! Когда я обнаружил это и подсчитал, то, как говорится, челюсть отвалилась. В общем, еще один Корейко. 

Подполковник позвонил через месяц. Очень дружелюбно предложил встретиться на нейтральной территории во внеслужебной обстановке. Пригласил его в ресторан, но он предпочел более скромное кафе. Встретились. Он был в штатском. 

– Мы закончили расследование дела вашего друга и нашего работника… – на друга я внешне не среагировал, а он продолжал: 

– В процессе расследования я обнаружил, что ваши связи  

были куда тесней, чем вы это мне преподносили. Но, поскольку непосредственно к расследуемому делу это отношения не имело, я не стал их фиксировать.  

В переводе на общедоступный, это означает примерно следующее: я мог бы доставить вам определенные неприятности, но не сделал этого. С вас причитается. 

Молчу. 

– В отчетах наш общий и ныне покойный друг указывает, что задержание в обоих, вам несомненно известных, случаях было произведено на основе оперативных данных. Я так понял, что источником этих оперативных данных были вы? 

Продолжаю молчать. Разлил по рюмкам и предложил выпить за светлую память нашего общего приятеля, не раз помогавшего мне в не простых житейских ситуациях. Когда мы выпили, я спросил: 

– В связи с утратой Володи, могу ли я рассчитывать на вашу поддержку в аналогичных случаях? 

Он приканчивал салат и не спешил с ответом. 

– Покойный Володя был, как мне кажется, доволен нашим сотрудничеством. 

Покончив с салатом, он разлил остатки коньяка, выпил и как-то не очень определенно сказал: 

– Обращайтесь! 

– Заранее благодарен. Тогда уход Володи не покажется мне столь невосполнимым… 

Когда наша фирма вошла в нормальный режим, мы вспомнили (я вспомнил!) про подполковника, ставшего к тому времени уже полковником, и весьма плодотворно с ним сотрудничали. 

Все это в несколько сокращенном варианте я и выдал Изе. О том, что полковник женился на Марине, я умолчал. У меня самого в голове это плохо укладывалось. Да и времени на дебаты уже не оставалось, поскольку в офисе появилась моя жена – как всегда подтянутая, энергичная, хорошо, но не броско одетая. Дома, правда, она была другой. Помягче. Вроде как бы снимала свои боевые доспехи. Без объяснений всё поняла и села за руль Изиной машины 

После того, как сдали Изю хмурой Лёле, пересела за руль нашей машин сдвинув меня без особых церемоний с водительского места. Я все ей позволял. Она была как бы часть меня самого. Весь дом держала в своих твердых ручках, но никогда не высовывалась. Напротив. Очень успешно изображала покладистую и простоватую очаровашку. Но дело ведь не в словах-определителях, а в реальных ощущениях. Если кому-то нужен пример того, что красота и разум содействуют крепости брачных уз, пожалуйте к нам – получите об интересующем вас предмете исчерпывающее представление. Ревновала только к моим бывшим женам. Особенно к Зое. Понять, что прекрасное бесконечно разнообразно не только в музыке или изобразительном искусстве, но и в людях, она была в состоянии только в теоретическом аспекте. 

– И с чего это вы сегодня набрались? 

– Я набрался? Когда такое было? Просто день сегодня был успешный, но напряженный. Следовало расслабиться. 

– И о чем же беседуете, когда расслабитесь? 

– О женщинах. Возвышенно и строго. 

– Представляю себе! 

Я рассердился. 

– Ты можешь себе представить, что я говорю скабрезности и пошлости о женщинах? 

Она мельком глянула на меня, стараясь не отрываться от дороги. Остановились у светофора. 

– Извини, дорогой. Я несправедлива. Но не обязательно же пошлости! Когда собираются женщины, они тоже перемывают мужчинам косточки, и говорят такое, чего при мужчинах никогда себе не позволят. Наверное, и вы так. 

– Да, пожалуй, хотя сегодня речь в основном шла о нравственных проблемах современного Российского бизнеса. Кроме того, Изя жаловался на свою Лёлю и говорил, что завидует нам. Выражал удивление отсутствию у меня любовниц. 

– А ты что? 

– А я не люблю обсуждать такие вопросы даже с близкими друзьями. 

– Он считает, что это противоестественно? 

– У них нелады с Лёлей. Если бы у него была такая жена, как у меня, то и у него не было бы потребности ходить «налево». 

– Не скажи. Это дело характера, темперамента и даже случая. 

Мы подъехали к дому. Я притянул ее к себе и поцеловал. 

– Ты действительно женщина неординарная. В общем, что надо. 

– Невзирая даже на удлиненный нос? 

– Невзирая. 

Она засмеялась. 

– А говоришь – не набрался! 

– Сударыня, ведь известно: что у пьяного… нет, у трезвого, на уме, то у пьяного на… языке! Вы – нет слов!.. Позвольте облобызать вашу ручку... Для начала! 

На молодежной половине гремела музыка. Зашел Миша и попросил ключи от комнат нижнего этажа. Ему нужно заниматься, а они запускают музыку – хоть уши затыкай! Как приятно, когда много комнат! 

Когда хмель в моей голове окончательно рассеялся, я присел за несложные подсчеты. Прикинул количество амуниции, прошедшей через нас, которую продавали казакам. Если даже приблизительно, то получалось уж очень много комплектов. Значит, казаки наш товар кому-то перепродавали. Кому – не наше дело. Зарабатывали мы на этом хорошо. Но кому же шел камуфляж? Боюсь, что я это знал. Во всяком случае, догадывался. Ситуация, по крайней мере, для меня неприятная. 

На следующий день прямо с утра попытался вызвать нашего начальника службы безопасности. Сергей Сергеевич в прошлом – полковник спец. служб. Очень полезный для фирмы человек. Особенно своими связями. Получает хорошо, и за место свое несомненно держится. Отношения наши были строго служебными, с оттенком, как мне казалось, личной симпатии. Он появился примерно через час, и тут же был направлен секретаршей ко мне. Изи не было, и у нас состоялся такой разговор: 

– До меня дошли сведения, что казаки перепродают нашу амуницию. 

– Возможно. Это их дело. 

Отметил его «возможно». Уж он-то знал наверняка. 

- Из тех же источников мне стало известно, что их покупатели– это представители чеченских антиправительственных формирований. У нас могут быть крупные неприятности. Нынешние казаки – люди весьма ненадежные. 

Помимо истины, мне была интересна его реакция. По моим понятиям, работники бывшего КГБ были людьми, наиболее приверженными идеям государственности, – наиболее преданные центральной власти. Что до казаков, то их неприятие чеченцев как-то даже и сомнения у меня не вызывало! 

– Те, с которыми мы ведем дела, такие же казаки, как мы с вами половцы. Это ряженые. Не мне вас учить, что в бизнесе все это третьестепенно. Платят они исправно. Фирма их вполне законная – это я проверял. За все остальное отвечают они. В этом плане безопасность я гарантирую. 

Ага, – подумал я, – значит есть еще какой-то план. Словно читая мои мысли, он продолжал: 

– Что до опасности в более широком смысле, то теоретически она есть, но практически – пренебрежимо мала. В нас заинтересованы видные военные. Они в обиду не дадут, – он усмехнулся, – себе дороже станет. 

Подводя итоги разговора, я пришел к выводу, что от меня утаивают не только камуфляжные дела. За что мы получаем сверх обычной прибыли еще и «черный нал»? Официальная статистика фирмы была мне отлично известна. Однако, сверх официальных доходов я получал еще и внушительную, нигде не учитываемую прибавку, которая как-то сразу оседала в заграничном банке. Изя объяснял это обычной по нынешним временам практикой уклонения от бешенных налогов. Но сумма! 

Пока появился Изя, я проверил некоторые цифры. Обнаружилось малопонятное: предположив, что наши с Изей доли равны, и разделив их на количество комплектов, я получил фантастическую цену каждого. Но кому-то Изя платил еще. Из разговора с нашим шефом безопасности выплыли какие-то военные. Тут уж цена комплекта становилась совершенно невероятной, в очень много раз превышающей указываемую в документах. Значит, под видом одежды продавался не только камуфляж, но и что-то еще! И в документах оно не фигурировало. Неприятно, что это держится от меня в секрете. Тем более, что Сергей Сергеевич несомненно в курсе дела. 

Изя зашел ко мне, по-видимому, уже после беседы с С.С. Лицо озабоченное. Закурили. 

– Изя, я не хочу в этом участвовать. Чечня не Абхазия. 

– Я тоже. 

– Почему ты скрыл это от меня? 

– Зачем тебе лишние треволнения? 

– А опасность? 

– Очень невелика. В крайнем случае, мы ничего не знали. Ты, во всяком случае, вне опасности. Нет ни одного документа с твоей подписью, который бросал бы на тебя даже тень. Юридически тебе ничего нельзя инкриминировать. К тому же есть весьма значимые заинтересованные стороны. 

– Изя, не трепись. Опасность есть, и ты это сам знаешь. 

– Сколько у тебя в банке за бугром? 

– Примерно 1600000. 

– Ты считаешь, что лавочку нужно закрывать? Без «левой» добавки доходы станут мизерными. Кроме того, заинтересованные стороны могут воспротивиться. 

– Давай продадим этот бизнес. 

– Хорошо, попытаемся. Я смоюсь в Израиль. А ты? 

– Считаешь, что обязательно нужно смываться? 

– Береженного бог бережет. А почему – можешь сам догадаться. 

– А нельзя так: ты уезжаешь, а меня представляешь неким зиц-председателем.? 

– Вряд ли кто в это поверит. А при малейшем сомнении… 

– А как ты себе мыслил финал, когда затевал все это? 

– Именно так. Дожимаем до миллиона и сматываемся. И у тебя, и тем более, у Риты – все права. Я обеспечу высокую скорость оформления. 

– Но, черт возьми, ты бы все же у меня спросил! 

– Видишь ли, я представил тебе наихудший вариант. Вероятней же всего, война эта когда-нибудь все же закончится, и этот бизнес умрет сам собой, так сказать, естественной смертью. Но нам к тому времени уже хватит до конца наших дней. Мы ведь с тобой – люди, в расходах весьма умеренные! Ладно, давай так: пока оставляем все как есть – это прежде всего в целях безопасности. Будем думать, как оптимизировать выход из дела. Полагаю, что на полмиллиона при реализации фирмы мы можем рассчитывать. Я все равно собирался сбежать от Лёльки. Да, ты прав! Какая-то опасность все же существует. Да, я виноват перед тобой, но думаю – всё обойдется. Зато мы при деньгах!.. 

– Изя, но это же бизнес на крови! Наихудший вариант! 

– Спокойней. Не впадай в идеализм. Не мы, так другие. Свято место пусто не бывает. 

– Свято! Ну, насмешил! 

– Ладно. Замени святое на высокодоходное! Всё? Изобрази хорошее настроение и пошли ко мне.  

Открыв свой сейф, он достал обычный кейс. Открыл. Пачки аккуратно уложенных долларов. 

– Наш с тобой месячный куш. Шестьдесят четыре тысячи.  

Ты спрашивал меня, как я мог? Я тебе отвечаю: вот твоя доля, – достал из письменного стола полиэтиленовый пакет и начал перекладывать деньги, – Это не считая законной прибыли, проведенной по бумагам, – аккуратно перевязал пакет и передал его мне. Подумав, спрятал пакет в сейф, а мне передал кейс, – Тут, как всегда , поровну. 

____  

Я ехал из налоговой. Проблема была, можно сказать, решена, и я позволил себе расслабиться. Нукзар за рулем по обыкновению молчал, за что мы с Изей его ценили. 

Улица, по которой мы ехали, что-то напоминала. А вот и «Хлебный»! И старик с палкой, с трудом преодолевающий ступеньки, знаком. 

- Останови. 

Я вылез из машины и подошёл к старику. Если присмотреться, «Радиста» ещё можно было узнать, хотя изменился он ужасно. Меня узнал не сразу. 

- Михалыч, здравствуй! Как поживаешь? – Вопрос был риторический  

Что Михалыч поживал паршиво, видно было невооруженным глазом. 

- Это ты, Валентин? Как поживаю? Хреново поживаю. 

- Ты в магазин? Давай помогу. 

Я взял его под руку, и мы продолжили подъём по ступенькам. 

Дома у него все было почти без изменений. В палатке все тот же полумрак. Только аппаратура была выключена. С трудом стащив с себя куртку, он плюхнулся на своё ложе. 

– Стенокардия, тудыть её…Только, чтобы лежать, а хошь-не – хошь и вставать-то надо! 

Помолчали.Он что-то сунул в рот. Очевидно таблетку 

- У тебя никого родных? 

- Уже никого. Все померли. Настюха иногда забегает.  

Купит чего или сварит. По радио, бывает, переговорю с кем. А так один лежу. Заарестовала меня старость-то. Тебе спасибо – не забыл. 

Я принялся было раскладывать многочисленные покупки, но он меня остановил. 

- Брось, Валентин. Оклемаюсь – сам все пораскидаю. Что  

ты мне накупил – так это аккурат половина моей пенсии. Совсем я нищий стал. Накопил что – всё по сберкассам пропало. Вишь, гады, что с людьми сделали! 

Я выгреб из карманов всю наличность и положил на освещённую часть столика. Примерно две его пенсии. 

– Михалыч, я тут тебе телефон свой оставлю. Если что надо – звони. К доктору тебя подвести или еще что. Не ты, так Настя пусть звонит. Лекарства может какие! Пошел я, Михалыч, Дела! Будь здоров. Держись! 

Квартала через четыре Нукзар спросил: 

- Друг ваш? 

- Старый знакомый. Одинокий. Тяжело нынче людям, а таким особенно. 

Про себя подумал, что надо бы как-нибудь заехать к Насте и поговорить о Михалыче. Может быть даже платить ей что-то за уход! 

___ 

Мы довольно долго беседовали с директором нашего магазина и Сергеем Сергеевичем. Какие-то «отморозки» из молодых и явно несмышленых упорно предлагали свою «крышу». Конечно, серьёзной опасности это не представляло, но никакие «шумовые эффекты» были нам не нужны. Мы фирма серьёзная, и прикрытие у нас весьма основательное. Как нынче говорят, крыша у нас была красная. С нами лучше не связываться. Вот эту-то мысль и следовало до «отморозков» довести. Но проблема состояла в их так сказать идентификации. Своего домашнего адреса эти стервецы нам не оставили. А их следующий приход мог уже сопровождаться ненужными эксцессами. Наконец, мы приняли определенное решение, и я отправил утрясать частности. 

Зашла секретарша и доложила, что приёма дожидается некто Кутузов. Положила передо мной его визитную карточку. Ко мне пожаловал мой бывший директор. Вот как изменилась ситуация! Никаких злорадных чувств я не испытывал. Скорее нечто ностальгическое. Я подумал, что если бы это было в моей власти, вернул бы всё на прежние места. И это при ясном осознании, что старое прогнило окончательно и возврат к нему абсолютно невозможен. Встал и пошёл на встречу входившему Виктору Павловичу. 

Совсем седой, но все такой же представительный и подтянутый. Разьве что чуть улыбчивей. Реакция на новые обстоятельства. 

Почтительно поздоровался, усадил в одно из наших роскошных кресел. Нажал нужную кнопку и заказал кофе, коньяк, лимон. 

- Как там наш техникум? 

- Если откровенно, то дела наши плохи. Второй месяц  

сидим без зарплаты. Денег еле хватает на оплату коммунальных услуг. – спросил разрешения закурить и достал сигареты. – Что в министерстве думают – даже не могу себе представить. – Не торопясь затянулся и неопределенно пожал плечами. – Закрывать нас вроде бы пока не собираются, хотя все наши базовые предприятия практически не работают. И уж что им нужно меньше всего, так это наши выпускники. А вы как будто не жалуетесь! – Он медленно обвёл взглядом мой кабинет. 

- Не жалуемся, но обстановка в стране совсем не радует. 

- Я с просьбой к вам, Валентин Николаевич.  

Приближается столетний юбилей техникума, и  

игнорировать это никак нельзя. Но нужны деньги, которых катастрофически не хватает. 

Что пришёл он просить денег, было и так понятно. 

- О какой сумме идет речь? 

Молча открыл папку и подал мне счет из типографии. К счету был приколот образец пригласительного билета. Сумма вполне приемлемая. Извинившись, пересел за свой письменный стол и наложил «высочайшую» резолюцию. Вызвал секретаршу и попросил пригласить главного бухгалтера. Буквально через минуту зашла очаровательная Лидия Степановна. Дамы наши производили своей статью и одеяниями внушительное впечатление. Все на них было шик-модерн, как говорил Изя. Маленькие спектакли с приглашением наших примадон, мы проводили для некоторых клиентов. Зачем я запустил этот механизм сейчас – трудно понять. 

- Виктор Павлович, это главный бухгалтер нашей фирмы. 

Лидия Александровна, а это директор техникума, в котором я проработал много лет. Весьма уважаемый мной человек. – Я подал ей счет. – Думаю, мы в состоянии выполнить его просьбу? 

Бегло просмотрев счет, Лидия Александровна ответила давно отработанной фразой, не забывая при этом мило улыбаться. 

- Если генеральный директор распорядится, то, разумеется, в состоянии  

Завтра же будет оплачено и оформлено соответствующим образом. 

На этом мини спектакль обычно заканчивался, и Лидия Александровна величественно удалилась. Разумеется, счёт можно было просто передать в бухгалтерию через секретаря, и беспокоить Лидию Александровну не было никакой практической необходимости. Но иногда, как я уже говорил, мы устраивали такие представления. Что до слов «оформлено соответствующим образом», то эта фраза предназначалась мне и означала, что расходы будут проведены таким образом, что бы была обеспечена, предусмотренная в этом случае, налоговая скидка. 

- Что-нибудь ещё, Виктор Павлович? 

- Да, Валентин Николаевич. Тяжело болен Ваш приятель  

Александр Александрович. Он лежит в онкологии и срочно требуется операция. При всей бесплатности нашей медицины, эскулапы требуют 10000 наличными. Примерно еще столько же потребуется на лекарства.  

Кое – что мы собрали среди преподавателей, но про ситуацию с зарплатой я вам уже говорил. 

- У кого он лежит? 

- Затрудняюсь вам сейчас сказать. 

- Узнайте и сообщите мне. Я улажу этот вопрос. 

Я понимал, что, решив свои финансовые проблемы, просто встать и распрощаться ему неудобно, а потому его следующему вопросу не удивился. 

- Как вы оцениваете общее положение в стране? 

- С весьма сдержанным оптимизмом. Происшедшее же в  

целом определяю для себя, как национальную катастрофу, ответственность за которую в значительной степени несут руководящие в прошлом круги. Конец системы был, на мой взгляд, предрешён, но свертывание режима могло происходить и по другому варианту, не столь катастрофичному для народа. Выбраться можно только сменив высшее руководство. 

- Я представляю себе всё это приблизительно так же. Но у вас, вроде бы, нет оснований жаловаться? 

– Мне лично действительно жаловаться не на что,  

но у нас же речь идёт не о судьбах отдельных личностей? Жизнь материально улучшилась всего-то у каких-нибудь 5-7 процентов населения! Остальные в той или иной степени бедствуют. Подумать только, сколько людей боролись и головы сложили за светлое будущее народа и что из этого в конечном счете получилось? 

– Наверное, не часто услышишь подобное из уст  

главы процветающей фирмы. Но вы всегда казались мне человеком неординарным. Значит, вы считаете, что крах системы был предрешён? 

– Разумеется! И основная причина – неэффективная  

экономика. Коммунистам простили бы миллионы невинно загубленных жизней, но неработающая экономика – это смертельно. 

– Но она ведь не работает и сейчас! 

– Сейчас мы переживаем переходной период. Пройдет  

время и всё, как говориться, «устаканится». С точки зрения интеллигентного человека, капитализм очень малосимпатичная система. Но у нее есть одно огромное преимущество: она жизнеспособна, т.е. соответствует биологической природе человека. К тому же она весьма трансформабельна, если так можно выразиться. В гораздо большей степени, чем это предполагали классики марксизма. Даже удивительно, как такие умы не сумели предвидеть грядущую научно-техническую революцию и гигантский рост производительности труда. А ведь именно это зачеркнуло основные положения их теории. Конечно, сегодня легко рассуждать, я понимаю. 

– Но вы лично достигли благодаря этой системе полного материального благополучия! Вы бы должны эту систему превозносить! 

– Вы упорно пытаетесь ограничить мое миропонимание сугубо личными проблемами. Позвольте вам заметить, что не хлебом единым жив человек! Кроме материальной, есть и духовная составляющая жизни! Она включает в себя способность несколько шире смотреть на вещи. Да, я теперь состоятельный человек, но зрелище стариков, копающихся в мусорных баках, и ещё множество других моментов нашей нынешней действительности изрядно отравляет мне существование. 

- Что ж, это делает вам честь. 

– Поверьте, вместо управления фирмой с удовольствием вернулся бы на преподавательскую работу под ваше начало. Вынужден, к сожалению, учитывать свои обязательства перед семьей. К тому же альтернатива моему нынешнему положению – это нищета. 

Он молчал, ожидая какого-то продолжения, но я и так сказал больше, чем следовало. 

– Спасибо за всё. В том числе и за содержательную беседу. 

Он встал. Я проводил его до двери, и мы дружески распрощались. 

_____ 

Появление Андрея в нашем офисе было событием редкостным. Я сразу заподозрил нехорошее. Но неприятности рисовались мне в масштабе школы или каких-нибудь сугубо личных проблем. У меня были люди, и ему пришлось подождать. Решая с подчиненными какие-то текущие дела, всё время краем сознания помнил о сыне в приёмной. Я очень любил своих сыновей. Впрочем, дочку не меньше. Наконец он зашел. Выражение лица встревоженное. Что-то в школе? Занимался он хорошо. Славный, добрый мальчик. Восьмой класс. 

– Папа, Василий умер. Замёрз по пьянке. Ирка письмо прислала. И мама приписала. Тебе привет. 

Я не знал, как и реагировать. Симпатий к Наташиному мужу я не питал никаких. Андрей, знаю, терпеть его не мог, хотя теперь, повзрослев, отдавал должное заботам отчима о семье. 

– Ну, жаль, конечно. Обидно, что по пьянке. 

– Пап, им же жить не на что будет! Ирку с работы попрут как факт. Да и что она там получает! Машка малая еще. 

Славный ты мой, – подумал я, – Вот, значит, какие у тебя проблемы! 

– Сынок, на таком расстоянии я не многое могу? Ты же помнишь, что с деньгами было, когда ты Ирке послал? – Когда Ирке исполнилось восемнадцать, Андрей послал ей по почте изрядную сумму. Но получали они ее там больше двух месяцев! На почте не было денег! Он молча ходил по кабинету. 

– Ты мать совсем не любишь? 

Тут уж молчал я. 

– Как она могла тебя на эту пьянь поменять? Как могла? – он даже стукнул кулаком по стене, – Конечно, за что тебе ее любить? Ей до твоей Риты не дотянуться. Это я понимаю. 

– Ты ошибаешься. Твоя мать прекрасный человек. Подрастешь – всё объясню. Это мать твоя сама себя осудила и наказала. 

Он глядел на меня, ничего не понимая. 

– Но ты же не бросишь их так? Они там голодать будут! – он был очень возбужден. 

– Реально помочь им я смогу, если они переберутся к нам поближе. Так и напиши. А деньги, само собой, вышлем. Так и напиши. 

– Что я? Ты напиши! 

Жена не задумалась и на секунду. 

– Конечно, нужно помочь, но я не хотела бы, чтобы она приехала сюда. Мне это будет неприятно. Мое желание для тебя что-то значит? 

– Более чем. Ты сама это прекрасно знаешь. 

– Но с пересылкой денег у нас проблемы? 

– Это решаемые проблемы. 

Немного помолчали. 

– Нас ожидают большие перемены в жизни. 

Она отложила книжку, которую нервно перелистывала, и внимательно меня оглядела. 

– По-видимому, фирму придется то ли прикрыть, то ли продать. 

– Что случилось? 

– Изя, в погоне за большими деньгами, втянул нас в весьма рискованные предприятия. 

– Не посоветовавшись с тобой? 

– Вот именно. 

– Наркотики, оружие? 

– Оружие. И в немалых количествах. 

– Для кого? 

– Покупают казаки, но, полагаю, это подставные фигуры. 

– Что-то выплыло? Опасность реальна? 

– Пока нет, но это к тому же аморально. 

Долго смотрела на меня. Чуточку улыбнулась. 

– Милый ты мой, – лицо ее посуровело, – Изя поступил нехорошо. И всё из-за денег? 

– Ну, разумеется, – я достал кейс и подал ей 

– Вот итоги последнего весьма удачного месяца –  

тридцать две тысячи. Положишь в тот же банк. Сколько у нас за рубежом? 

– Один миллион шестьсот пятнадцать тысяч. 

– Изя говорит, что от реализации фирмы можно получить еще полмиллиона.  

– С учетом магазина, это примерно сто сорок тысяч  

рублей в месяц. Более чем достаточно для нормальной жизни. Нам даже столько не потратить. – С цифрами моя жена управлялась отнюдь не как музыкальный работник. 

– Изя сматывается в Израиль. Бежит от своей Лёльки. 

– А дети? 

– Хочет забрать. Они уже взрослые. Сами решат. 

Довольно долго мы молчали. По-видимому, Рита пыталась освоиться с новой ситуацией. 

– Теперь выслушай следующую порцию новостей. Миша наш хочет жениться. 

Я слегка вытаращился: 

– Это в девятнадцать-то лет? Небось, на Нине? Сколько ей? 

– Скоро восемнадцать. Акселерация! Кстати, очень хорошая девочка. Она спит с ним уже с пол года 

. 

– Действительно, хорошая девочка! 

– Мой милый, сейчас совсем другое время! 

– Но девятнадцать лет! 

– Будешь отговаривать? 

Я задумался. Потом рассмеялся: 

– Нет, не очень. Кто ее родители? 

– Рядовые инженеры. Разве ты не видишь, как она плохо одета? 

– Они действительно любят друг друга? 

– Кажется, там полная гармония. 

– Есть еще новости? 

– Тебе мало?  

– Так как ты насчет переезда за рубеж? 

Рита задумалась. 

– Если есть возможность, то лучше оставаться дома, хот 

нынешний дым Отечества не так уж сладок и приятен. Ну что мы там будем д 

– Я тоже предпочел бы остаться, но посмотрим, как дела пойдут! 

– Ты не забыл, что мы сегодня идем в гости? Да, я была в нашем детдоме. У них «видик» сломался. 

– Починила? 

– Починила. Сто пятьдесят рэ. Можно я куплю им вместо черно-белого хороший цветной телевизор? 

– Купи. Пока зарабатываем. Пойдешь в банк – позвони. Пришлю машину и своих ребят.  

. _____ 

В гости – это значит обильный трёп, причем преимущественно на политические темы. Изрядно поднадоело. У меня были вполне сложившиеся представления о происходящем в мире политики. Ожидать от моих собеседников каких-то оригинальных суждений не приходилось. Но эти визиты, общение жене были необходимы. Я это чувствовал. Обмен мнений у женщин происходил в отдельной комнате. Он вращался в основном вокруг работы, учеников. Впрочем, это я лишь мельком слышал. Может быть, там как раз и происходило то самое «перемывание косточек»! 

Трое мужчин встали, когда мы зашли и вежливо поздоровались. Все примерно моих лет. Два коммерсанта средней руки и доцент консерватории – хозяин квартиры. Торт и конфеты Рита отнесла на кухню. Одну из бутылок я поставил на стол. Коньяк был настоящий армянский, что по нынешним временам, как я уже говорил, редкость. По статистике какого-то местного контролирующего органа, подделки в торговой сети превышали девяносто процентов. Вот такое у нас было время. 

– Опять наш верховный дуролом отличился! – по-видимому, они продолжали обсуждение деяний нашего президента. 

– Действительно дуролом, но «линию» он держит, –  

это вступил в разговор второй коммерсант – Анатолий. Владел, как мне докладывали, сетью ларьков. На меня взирал почтительно, как человек в коммерческом мире информированный. В прошлом – главный инженер «почившей в бозе» мебельной фабрики. 

– Но линия – это еще недостаточно. Навести порядок в стране он не в состоянии. Если бы вы знали, сколько приходиться «отстегивать» только рэкету! Нормальный бизнес пока невозможен, а содержать свою службу безопасности – это немногие могут себе позволить. 

Намек на меня и нашу фирму. По моим данным Владимир, в прошлом зам. редактора заводской многотиражки крупного завода, занимался семечками. Чуть не сказал – торговал семечками. Звучало бы забавно, хотя именно этим он и занимался. Продавал, в основном, за рубеж и в немалых количествах. «Крышу» ему обеспечивал кто-то из городской администрации, и стоило это ему не дешево.  

– Зря Горбачев всё это затеял. Нужно было реформировать прежнюю систему…– мысли доцента были легко объяснимы – о его зарплате неловко было даже говорить, но и все побочные доходы составляли сумму мизерную. Относительно того, стоило или нет затевать перестройку, мне приходилось спорить неоднократно. На мой взгляд, это было вызвано объективными причинами, и сама необходимость проистекала из утопичности экономики этого реального социализма, который, по сути, никаким социализмом не был. Другое дело – как надо было это делать. Что ж, как они нами управляли, так и перестраивались. Бездарно. За сам факт попытки перестройки Горбачеву, конечно же, полагался памятник при жизни, но за то, как он это делал, его у подножия этого же памятника и расстрелять бы не грех. Даже с учетом всех конкретных обстоятельств в виде давно уже коррумпированного чиновничества, растленного вечной лживостью пропаганды, и спаиваемого народа, гигантских растраченных впустую ресурсов. Однажды я высказался примерно в таком роде в присутствии нашего шефа по безопасности. Он явно воспринял это как ностальгию по прежним временам, чему, как я понимаю, в тайне сочувствовал. Я даже, помниться, сказал, что если бы обнаружилась некая коммунистическая партия, которая предложила бы разумную, реализуемую экономическую программу, то я вступил бы в нее незамедлительно. Но про себя подумал, что нет такой партии, и нет такой программы, а посему мы вынуждены исповедовать представительную демократию западного образца, с ее рыночной экономикой и всеми сопутствующими «прелестями» в социальном плане. Изрядная мерзость, на мой взгляд, этот капитализм. Даже несколько укрощенный, нынешний. Но куда же денешься! Социализм-то наш провалился с треском, а ничего другого человечество еще не придумало. 

Потом мы пили чай с тортом и дамы играли нам на фортепьянах… 

______ 

Жизнь наша продолжалась внешне без всяких изменений. Пару недель спустя, оставшись вдвоем, после первой рюмки Изя сказал: 

– Решение нами принято, и я его исполняю, но, может быть, догоним до двух, а уж потом… Насчет того, что разбегаться нужно, у меня теперь тоже нет сомнений. Тут ты прав. Но жалко денег! В благословенном Эрец-Исроэль без денег делать нечего! – Насчет «без денег» я оставил без комментариев. 

– Ты говорил с детьми? 

– Еще нет. 

– Завидую тебе. Мне бы такую Риту! Ладно, сворачиваемся. 

– Изя, прекращать надо не только из чувства страха перед большими неприятностями… 

– Ты снова насчет морали? 

– Но это же бизнес на крови твоих соотечественников! Как ни верти, но мы же русские люди и Родину свою любим, хоть она нас и не очень… 

Он покосился на меня, выпил и заметил: 

– Если бы это говорил не ты, меня бы стошнило. Хотя ты прав, конечно. Но дело в том, что наш уход абсолютно ничего не изменит. Просто деньги эти станут зарабатывать другие люди. Ну, всё, сворачиваемся. Чем ты собираешься заняться? 

– Ещё не знаю. Вернусь, наверное, на старую работу. Это ты нашёл себя в бизнесе, а я нет. 

– Удивляюсь! Обычно люди любят и охотно занимаются тем, что у них хорошо получается. У тебя бизнес получается очень даже неплохо, но тебе он не по нутру. Почему? Учить детишек престижней? Я где-то читал статистику. Они утверждают, что способностями к бизнесу обладают не более трех-четырех процентов населения. 

– В отличие от тебя, у меня нет ярко выраженных способностей именно к бизнесу. С тем же успехом (не очень большим) я мог бы заниматься еще много чем. Хорошо получалось, потому что ты был рядом. 

– Давай вместе двинем на родину предков и закрутим опять вместе какое-нибудь дело! 

– Изя, я, помнится, уже расписывал тебе один раз свою родословную. Что во мне от евреев? Но дело не в этом. Там другая обстановка, другие правила игры. Язык, наконец! 

– Но мы же с тобой не нищие! Есть время освоиться. Скажи, что тебе это не по душе. Уж слишком ты цепляешься за всякие моральные нормы. Не мы же устанавливаем правила игры! А разве не приятно на пустом месте создать нечто! Управлять людьми, решать множество порой довольно хитрых задач! Ты же любишь решать задачи в технике! 

– Это другие задачи. Не по сложности, а по характеру. И потом, чистый бизнес – это редкость. А пачкаться неохота. Я понимаю, что уровень грязи у нас выше, но не сомневаюсь, что и там ее предостаточно. От решения проблем бизнеса чаще всего не получаю никаких положительных эмоций. Даже при большой прибыли. Могу этим заниматься только под давлением обстоятельств. Ты не задумывался над тем, что в мировой литературе очень мало произведений, возносящих предпринимателей? А наоборот – множество. 

– Я такой статистики не знаю, но знаю точно, что именно предприниматели движут мир, историю, дают людям работу. 

– А что движет предпринимателями? Благородные идеи прогресса и любви к человечеству? Или более темные устремления к стяжательству, власти? Честолюбие? Они действительно двигают историю, хотя не только они, разумеется. Но, как хорошо заметил Гегель: «Движение истории осуществляет ее дурная сторона». 

– Может быть он и прав твой Гегель, но так высоко я не летаю. Я думаю о себе, своих близких. А история – это слишком сложно и несколько абстрактно. Об этом подумаю на пенсии. А занимаясь бизнесом, я не чувствую себя преступником. Я ведь рискую всем! Я отвечаю за все. И если погорю – никто не пожалеет и не поможет. Что ни говори, но есть в этом и свое удовольствие. Особенно, если все получается как надо. А если не получается, то жаль, конечно, но сама борьба – разве не в этом главный интерес жизни? 

– Думаю, что в этом, но предпочитаю борьбу иного рода и  

в других сферах. Люди, слава богу, разные. Каждому свое. 

– Ты помнишь, в каком восторге был наш директор –  

«Великий коммерсант» Петя, когда сработала его реклама, и он в неделю продал чуть ли не весь неликвид? 

– Я его вполне понимаю. Блестяще решенная задача. Мне  

бы до такого не додуматься. Однако, если есть выбор, предпочитаю решать другие задачи. 

Мы еще довольно долго толкли воду в ступе, и мне пришлось, как всегда, везти подвыпившего компаньона домой. На этот раз обошлось без моей жены. Я успел предупредить ее, что задержусь. 

_____  

Продажа фирмы прошла… можно сказать, что и успешно. В действительности, то, что мы выручили, – это несообразно низкая цена, если принимать во внимание реальные доходы. Но если принимать во внимание открытые сведения, то все в ажуре. Очень подозреваю, что покупателями были подставные лица или представители наших основных поставщиков. Все это я предоставил Изе. На моем счету в банке прибавилось 300000 – долларов.  

Работаю я теперь в институте преподавателем. Нагрузка небольшая, зарплата ничтожная, но – привычное и любимое дело. В свободное время разрабатываем одну электронную штучку. 

Изя уехал в свой Израиль. Уехал настолько стремительно, что я даже проводить его не смог. С тех пор получил от него по электронной почте два коротеньких послания. Ничего особо радужного. Проходит адаптацию, «принюхивается к бизнесу», который весьма отличен от нашего. 

Дома всё в стабильном режиме. Андрюша хорошо занимается. Летом собирается к маме, а в остальное время регулярно пересылает ей деньги. Миша с Ниной тоже много занимаются. Жену свою он обожает. Мне она тоже нравится. Впрочем – для домашнего климата куда важней, что она очень дружна с Ритой. 

Миша регулярно высылает деньги своей бабушке. Иногда ездит к ней помочь по хозяйству. Последний раз поехал уголь ей привезти. Вместе с Клавкиным мужем перелопатил полторы тонны. Про себя я думаю, что вряд ли она заслуживает такого внука, но молчу, понятно. А вообще-то трогательно. Хорошие у меня ребята! Малышка наша собирается в будущем году в школу. Сплошное очарование. 

Мирная жизнь прервалась внезапно. О встрече попросил Сергей Сергеевич. Причем с неким оттенком таинственности и конспирации. 

Встретились мы за городом, недалеко от нашей дачи. Начинало темнеть. От пустынной дороги нас отделяла лесополоса. Поздоровались. Начал он без предисловий. 

– Встречаясь с вами, я очень рискую. Вам нужно уехать за границу и чем скорей, тем лучше. Мои заверения, что вы абсолютно не в курсе дела, по-моему, оказались неубедительными. Интуиция подсказывает мне, что опасность велика. Вот, собственно, все, что я хотел вам сказать. 

– Опасность распространяется и на моих родных? 

– Нет, не думаю. 

Я, конечно, всё понял. О чем тут говорить? Мой бывший шеф службы безопасности оказался молодцом. По-моему, я понимал мотивы его поступка. 

– Но как только я зашевелюсь с отъездом, они могут ускорить события. 

– Могут. Вы полагаете, не надо было вас предупреждать? 

– Что вы! Думаю, излишне говорить, как я вам благодарен! Если бы еще подсказали: кто там главная фигура? 

Он правильно уловил направление моих мыслей. 

– Выбросите это из головы. У вас никаких шансов. К  

тому же, из-за семьи вы очень уязвимы. Воспользуйтесь своим заграничным паспортом и уезжайте  

немедленно, – он посмотрел на часы и добавил: наверное, излишне говорить, что мы с вами не встречались, и никакой информации от меня вы не получали. Да, и сделайте любезность: задержитесь здесь еще на пятнадцать минут. 

_____ 

Я бродил вдоль лесополосы, пытаясь утихомирить бурную, но хаотичную активность своего мыслительного устройства. Пожалуй, самая большая неприятность за всю мою жизнь. Стрела времени, кажется, задела меня основательно. Тьфу, какая там стрела! Самое разумное – это действительно смыться в Израиль… Можно в Германию, а уже оттуда… А может быть… Из подсознания что-то рвалось наружу, но никак не могло оформиться в связную мысль. Похоже, что меня хотят выдворить. Или убрать? А за что? – А просто по подозрению! Убедить, что я, по сути, ничего не знаю, мне не удастся. Да и кого убеждать? Чего они боятся? Ведь фактов у меня никаких, а уж документов и подавно. Зачем С. С. меня предупредил? Ведь риск велик! Неужели просто по доброте сердечной? Бывает, конечно. Вот если бы он нацелил меня на кого-то конкретно, можно было бы предположить... Полное смятение ума. А может быть в этом и цель? Всё, пятнадцать минут истекло. Поехали! И отвлечься надо. Вообще-то примириться с мыслью, что тебя должны убить, не так-то просто. Не просто даже на время от этой мысли отвлечься. Но я попробую. Андрюше задали написать реферат о свободе личности. Лихо! Не больше и не меньше! Мы такого не писали. Итак, «Свобода личности. Как ты это понимаешь?» Интересно, а учителя это понимают? Пост ГАИ и – поворот налево. Значит, свобода личности. Как там с определением? Свобода – это возможность делать что и как хочется. Свобода воли. Но у других те же права! Значит, моя свобода ограничена их свободой. К тому же она ограничена еще и физическими законами, и целым рядом обстоятельств. Но если все это осознать, так может быть и не захочется? Кто это сказал: «Свобода воли есть химера!» С рёвом пронесся здоровенный армейский грузовик. Я невольно глянул на свой спидометр. Всего-то пятьдесят. Оно и хорошо. Размышлять о свободе на большой скорости, пожалуй, опасно. Но вернемся к делу. Вот и Изя что-то писал о свободе. Сбросил, помнится, его послание на принтер. Что-то мне в его посланиях не понравилось! Но – вернулись к реферату. В институте нас убеждали, что свобода – это осознанная необходимость. Вроде так, но что-то не так. Получается, что свобода зависит от уровня понимания. Мысль вдруг прервалась. Видимо где-то в подсознании шла параллельная обработка информации. Сергей Сергеевич отправил Изю, от которого я ни одного живого слова с тех пор не слышал. И не видел. А не он ли уполномоченный поставщиков? А не потому ли он так легко расчищал все завалы на нашем пути? Вытягивал нас из сложнейших ситуаций! Конечно, у него была совсем неплохая зарплата, но ведь это с чем сравнивать! Но тогда… Тот же армейский грузовик несся теперь навстречу. Тот же, потому что у него спереди навешены какие-то железяки. Уж очень приметно. Грузовик резко вывернул на встречную полосу. Времени для маневра уже не осталось…  

______